30 мая 1896 года в день народных гуляний по случаю коронации императора Николая II на Ходынском поле в Москве случилась вошедшая в историю давка, которая унесла жизни более полутора тысячи человек. Предлагаем читателям познакомиться с впечатлениями очевидцев тех трагических событий в архивной статье из польской газеты от 3 июня 1896 года.
Ходынские поля – арена, на которой развернулась субботняя катастрофа, простираются на северо-запад от Москвы вдоль т.н. Петербургского тракта – широкой аллеи, обсаженной старыми деревьями. [...] На этом месте устраивались народные торжества по случаю коронации Александра II (1856) и Александра III (1881). Перед нынешней коронацией на Ходынском поле были возведены различные сооружения: напротив Петровского дворца был поставлен царский павильон в византийском стиле, вдоль дороги с двух сторон от павильона – огромные трибуны для зрителей. Посередине поля – балаганы, а на трех других его оконечностях – небольшие будки для раздачи коронационных подарков и торговли пивом. Постройки и трибуны сделали поле тесным, увеличивая вероятность катастрофы при наплыве массы людей.
Катастрофа разыгралась за плотным валом бесчисленной толпы. Ее свидетелями были лишь участники давки, чья жизнь оказалась в опасности: они не видели вокруг себя ничего, кроме стены голов и плеч, судорожно метавшихся среди криков ужаса. Сообщения корреспондентов ограничиваются описаниями поля боя, которое предстало перед ними спустя несколько часов после катастрофы. Трагедия, которую никто не предвидел, разыгралась на рассвете. Лишь несколькими часами позднее по городу начала расходиться весть о случившемся несчастье.
Одна женщина, практически чудом выжившая в давке, описывала свои впечатления так: «Мы стояли с моим мужем на Ходынском поле, нам чрезвычайно хотелось получить кружку. Давка была неимоверная. Говорят, что там было примерно три четверти миллиона человек. Еще накануне вечером приехали толпы рабочих с окрестных фабрик. Фабриканты заказали для них специальные поезда, которыми прибыло около 200 000 человек. В Москве их опасались: это неотесанные люди, с ними не хотят иметь ничего общего даже крестьяне. Об этом мы и разговаривали в ожидании раздачи подарков. Было четыре часа утра, может быть, позднее, много людей ночевало на поле. Я почувствовала, что давка становится все сильнее. Вокруг нас становилось все хуже, двигаться было уже невозможно. "Мне дурно", - крикнула я с тревогой. Я заметила, что не могу сделать даже шага вперед. "Позвольте моей жене отойти", - закричал мой муж. "Ничего, пусть помирает", - отвечали стоявшие рядом (я думаю, это были как раз те люди, которых все боялись). "Раз она сюда пришла, должна потерпеть". Больше я ничего не видела и не слышала, так как потеряла сознание. Мой муж начал метаться как сумасшедший, чтобы выбраться из толпы. Меня подняли вверх, вскоре я пришла в сознание и чувствовала, как меня перекидывают с одних рук, поднимавшихся за нами, на другие. Таким образом я попала в такое место, где не было настолько сильной давки. [...] Моему мужу выбраться из толпы не удалось, я смертельно за него боялась, тем более, что видела, как давка становится все сильнее. Предполагалось, что раздача подарков начнется около восьми, все хотели быть первыми, чтобы получить их. Постоянно были слышны крики и возгласы. Время от времени казалось, что раздача уже начата. Толпа, как безумная, как стадо диких животных, начала двигаться. Артельщики в будках были окружены со всех сторон, и решив, что им не выбраться, начали бросать кульки с подарками в толпу, которая стала подбирать их с земли. Наклонявшихся сбивали и топтали, некоторые падали в канавы и колодцы. Разворачивались страшные сцены: возгласы и крики были невообразимыми, со всех сторон раздавалось: "на помощь! на помощь!" [...]
Казалось, что масштаб беды привел людей в чувства. Нашлось несколько человек, заклинавших толпу сохранять спокойствие, но, к сожалению, было уже поздно. Все эти жуткие сцены воплей, воя, отчаянной давки и толкотни продолжались целый час. Когда опасность была особенно велика, а тысячи людей сбились в единую огромную массу, над толпой поднимался пар, как из кипящего самовара. Запах пота был невыносимым, он продолжал чувствоваться даже спустя несколько часов. В шесть прибыла армия и полиция, которые быстро навели порядок. [...] Толпа опомнилась. Среди погибших больше всего оказалось женщин. На одной были бриллианты, у другой – красивые часы. Те же самые люди, которые принесли столько жертв ради того, чтобы получить кусок хлеба и немного пива, не притронулись пальцем к вещам, принадлежавшим убитым». [...]
Точное число жертв до сих пор неизвестно. На кладбище находится 1282 трупа, но говорится о трех тысячах убитых. Проверить это пока не представляется возможности. В целях выяснения непосредственной причины катастрофы начато расследование. [...] Свидетели утверждают, что не было ни драк, ни нарушения порядка, а для того, чтобы случилась беда, хватило слепого и тупого напора толпы. Причиной не могло быть и пьянство: разливалось только пиво, на продажу вина или водки был наложен строгий запрет. Народ считает жертв мучениками: "Они погибли за царя". Суматоха усилила дикость толпы. Предвестием этого был эпизод, произошедший еще до начала коронационных торжеств, когда на улицах появилась карета с глашатаями, разбрасывавшими листовки провозглашавшие «праздник» по случаю коронации. Кареты окружил народ, чтобы, хоть при помощи силы, получить напечатанную на цветной бумаге программу. Глашатаев вытащили из карет, разорвали на кусочки их напудренные парики, а сами карты разбили на мелкие щепки.
После девяти часов уже частично очищенное Ходынское поле, выглядело, как поле боя. На нем не было уже раненых и трупов, остались лишь следы отчаянной борьбы. На земле лежат ботинки, раздавленные корзинки с провиантом, стальные пряжки, красные платки и обрывки одежды. Народ уже собирается на назначенные на вторую половину дня торжества. Один из мужиков сокрушается: «Не повезло мне, не досталось мне чарки. Тридцать верст прошел, а чарки не получил». Другие громко зазывают купить у них добытые с опасностью для жизни кружки. Цена – полтора рубля. В трех балаганах и на каруселях собираются для увеселения массы народа. Над мертвыми катится новая волна жизни и наслаждений. [...]