На Нью-йоркской книжной ярмарке российским издателям выделили место между Саудовской Аравией и Небраской. К сожалению, этот образ бескрайней степи, усеянной нефтяными вышками, точно отражает представления среднего американца. Отрицательная сторона такого положения дел заключается в том, что подобное невежество вредит нашей литературе. Впрочем, есть и положительная сторона – если ее можно так назвать: Америка примерно так же относится ко всей переводной литературе. Иностранные книги – как фильмы с субтитрами: их время от времени смотрят в Нью-Йорке на фестивалях и в университетских кампусах. Собственно говоря, в литературе ситуация даже хуже: американцы руководствуются в ней исключительно своей табелью о рангах.
С тех пор, как Марк Твен поставил американскую литературу на ноги, а Хемингуэй помог ей подняться в полный рост, она не проявляет к Европе никакого уважения. К несчастью, Европа уже давно платит ей тем же. Последним американским писателем, получившим Нобелевскую премию, стала в 1993 году Тони Моррисон (Toni Morrison). Никогда не прощу стокгольмских старцев за то, что Сэлинджеру они премию так и не дали.
Разумеется, есть и исключения. Иностранная книга может стать в США сенсацией. Например, «Сто лет одиночества» Маркеса некогда вызвали среди студентов изрядную шумиху. Другим примером - уже в мое время – стало «Имя розы». В результате - Умберто Эко начали так почитать в Америке, что он стал первым и последним человеком, которому разрешили курить в лектории Колумбийского университета. После этого подобного успеха в Соединенных Штатах добился только знаменитый школьник из Хогвартса, но Гарри Поттер все-таки не считается.
Американскую литературу можно сравнить с чемпионатом мира по американскому футболу, в который играют только в США. Русская – или, точнее, постсоветская – литература в таком случае будет напоминать бенди – тип хоккея, неизвестный американцам и распространенный в узком кругу европейских стран.
Русские литературные кумиры
Владимира Сорокина очень уважают в странах, переживших тоталитаризм – таких, как Япония, Австрия и Германия. В Америке его пока полностью не оценили, хотя она уже открыла для себя этого сложного автора благодаря публикации «Дня опричника», а также рецензий на эту книгу, наполненных историческими отступлениями. У еще одного русского литературного кумира – Виктора Пелевина – был едва ли не роман с американской молодежью, которая, как и в остальном мире, любым странам предпочитает виртуальные. Однако, их пути разошлись. Я все же верю, что Америка однажды вновь откроет Пелевина, исследующего ее в своих книгах. Возможно, именно поэтому некоторые шутки в его последних работах, - например, в «Операции Burning Bush» - невозможно даже перевести на русский.
Впрочем, писать для американцев или в расчете на американцев - не выход. Подлинная литература пишется без учета кругозора читателя и без скидок на него – и читателю это только на пользу. Экзотические приметы времени вряд ли помешали кому-то любить Гомера, или Сэй Сенагон, или – если уж на то пошло – Достоевского.
Русские черточки и национальная экзотичность характеров принесли Достоевскому мировую славу. Иностранцы изучают русский характер по книгам Достоевского (хотя мы сами предпочитаем Пушкина, изображавшего людей просто людьми, без всякого экзотизма.)
Иностранные читатели в поисках того, чего не хватает им самим, продираются через дебри русского сознания, с горечью жалуясь на своеобразие, которое заставляет называть одного и того же человека то Грушенькой, то Аграфеной Александровной.
Несмотря на свою трудность, классическая русская литература по-прежнему остается драгоценным ресурсом, представляющим Россию наилучшим образом и заслоняющим современную литературу. Антонина Буис (Antonina Bouis), один из лучших переводчиков в Соединенных Штатов, написала об этом в предисловии к выпущенной в преддверии книжной ярмарки антологии новых писателей.
«Американцы привыкли читать в русских книгах о балах, офицерах, дуэлях и революциях», - пишет она со знанием дела. Чтобы побороть эту – не такую уж плохую – привычку, нужно ознакомить американского читателя с русской литературой в ее историческом развитии без тех огромных лакун, которые до сих пор мешают иностранцам оценить космический гений Платонова, тончайшую прозу Олеши или неувядающее стилистическое великолепие эссе Мандельштама.
Чтобы помочь американцам понять новую русскую литературу, мы должны найти недостающие звенья и добиться того, чтобы они были хорошо переведены. Именно поэтому я был так рад услышать на ярмарке об амбициозном проекте легендарного американского издателя Питера Майера (Peter Mayer): «Прочитать Россию: антология новых голосов» («Read Russia: An Anthology of New Voices»). Это 125-томная серия переводных русских произведений, в которую войдет все стоящее не только национального, но и международного признания. Трудно спорить с тем, что этот проект заслуживает поддержки российского правительства, так как он действительно соответствует государственным интересам.
Покойный Карл Проффер (Carl Proffer), издатель и истинный энтузиаст русской литературы, некогда основал легендарное издательство «Ардис». Этот человек, познакомивший американских читателей с лучшими русскими авторами предыдущего поколения, в свое время придумал фразу: «Русская литература лучше, чем секс». Теперь мы можем добавить к этому, что она ценнее нефти. Она – бескорыстный труд и дар остальному миру.
Александр Генис – писатель и журналист, ведущий еженедельной передачи «Американский час» на «Радио Свобода» и колумнист независимой «Новой газеты», специализирующейся на журналистских расследованиях.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Американскую литературу можно сравнить с чемпионатом мира по американскому футболу, в который играют только в США. Русская – или, точнее, постсоветская – литература в таком случае будет напоминать бенди – тип хоккея, неизвестный американцам и распространенный в узком кругу европейских стран.
