Сколько лет постсоветских демократов еще будет преследовать «синдром Явлинского»?
Политическая маргинальность российских постсоветских либеральных демократов – не путать с ультранационалистической ЛДПР Жириновского – это, в первую очередь, результат жестокости неосоветского антилиберализма. Особенно после прихода к власти Владимира Путина Кремль умышленно препятствовал активности политически либеральных партий, политиков, кругов и движений. С этой целью различные антизападные фракции правящей верхушки использовали как хитроумные «политические технологии» и тонко срежиссированные подковерные акции, так и грубые административные репрессии и безжалостные клеветнические кампании. Прозападные активисты, публицисты или ученые - будь то в политических партиях, интеллектуальной или гражданской среде, в журналистских или академических кругах – подвергались множеству различных рестрикций и «активных мер», направленных на предотвращение их организационного развития, политической консолидации и проникновения их идей в общество.
Еще одна причина относительной незначительности российского либерализма касается, однако, самих лидеров постсоветских либералов, если не многолетних патологий российской интеллигентской культуры. В чем-то повторяющим идеализм позднего царистского конституционного демократизма, российским постсоветским либералам все еще предстоит превращение в эффективных партийных лидеров и политических переговорщиков. Как бы занимаясь большой политикой, ряд ведущих активистов российского либерального движения ментально так и не вышел из интеллектуальной среды, диссидентского, неформального движения или гражданского общества, откуда они пришли. Им еще предстоит посмотреть в лицо реальности постсоветского партийного строительства и коалиционных переговоров.
Правда, нежелание многих либералов пойти, даже если представляется такая возможность, на службу авторитарному государству, можно понять (хотя некоторые, например, Никита Белых, и решились на это). Оправданий тому, работать ли либералу в путинской системе или нет, а если да – то как и в каком качестве, может быть несколько. Это сложный вопрос, на который нет простого ответа. Однако, здесь речь не об этом, а о явном нежелании или неумении многих либералов вступить в политические альянсы с другими демократическими силами – даже с политическими группами, имеющими практически аналогичную идеологию.
Многие российские либералы все еще выступают в роли политических моралистов, высокопарных гуманистов, бесстрашных активистов, ярких публицистов или знатных политологов. Для того, чтобы стать эффективными членами действительно политических, а не только интеллектуальных, медийных или гражданских процессов, российские либералы должны всерьез заняться вопросами тактики и стратегии борьбы за представительство в законодательной и исполнительной ветвях власти, а не только стремиться к общественному влиянию. Они должны преодолеть «синдром Явлинского», т.е. поведенческие схемы, продемонстрированные в 1990-х ведущим тогда демократическим политиком Григорием Явлинским, которому удалось в течении многих лет избегать как заключения каких либо прочных политических альянсов, так и принятия на себя реальной ответственности за происходящее в стране.
Несомненно, многие российские либералы – это эрудированные граждане мира, хорошо знакомые с функционированием западных обществ. Таким образом, они хорошо знают, что современные демократические правительства часто построены на парадоксальных альянсах, множестве компромиссов, а иногда и отвратительном оппортунизме политиков, действующих в плюралистической обстановке и заинтересованных в получении управленческих позиций в своих государствах. Будучи осведомленными о такой ситуации на Западе, российские западники, тем не менее, иногда рассматривают свою собственную политическую активность как экзистенциальную, миссионерскую, воспитательную или альтруистскую практику, качество которой определяется скорее последовательностью, бескомпромиссностью и однозначностью их общественных позиций и действий, чем достижением политических альянсов, приобретением реальной власти и практическим воплощением своих программ.
С одной стороны, такая принципиальность – симпатичная позиция, говорящая скорее за, чем против качества постсоветского либерализма. С другой стороны, действуя подобным образом, либералы России являются на самом деле псевдо-, а не реальными политиками.
Их своеобразное видение своей роли и позиционирование в обществе обрекает либералов на политическую маргинальность не только в российском авторитарном государстве. Подобная позиция имела бы похожий эффект и в каком-либо демократическом обществе. Политическая незначительность постсоветских либералов – это в определенной мере результат их собственных ошибок, а иногда, возможно, подсознательного или даже сознательного решения. Нравственный максимализм, излишняя гордыня и постоянные распри внутри российского либерального движения иногда граничат с сектантством. В определенном смысле такое поведение является неполитическим, если не антиполитическим.
Парадоксальным образом многочисленные контакты либералов со своими западными коллегами скорее укрепляют, нежели ослабляют эти патологии. Вместо того, чтобы принять вызов построения единого общенационального политического движения в российских регионах, многие лидеры либеральных партий заняты регулярными визитами в Европу или Северную Америку. Некоторые из них – популярные гости различных политических встреч на Западе, профилированные колумнисты ведущих международных газет, опытные докладчики на престижных международных конференциях. Более того, в последнее время появилась новая, впечатляющая когорта российских либеральных политиков, в которую входят, например, Гарри Каспаров или Владимир Милов, и которая несколько отличается от позднесоветских или ранних постсоветских либералов 1990-х годов. Эти новые российские либералы в большинстве своем отлично владеют английским языком, некоторые из них обладают прекрасным чувством юмора, со вкусом подобранным гардеробом и/или впечатляющими ораторскими способностями. Для большинства читателей данной статьи эти либералы могли бы стать очаровательными и интересными собеседниками.
Но возникает подозрение, что интеллектуальное, лингвистическое и риторическое красноречие, а также зачастую высокая академическая квалификация ряда российских либералов является скорее минусом, чем плюсом для превращения российского либерализма в значимую политическую силу. Хотя политики западных стран также насчитывают в своих рядах интеллектуалов, большинство электорально успешных западных политиков – это монолингвальные, приземленные личности, которые, как, например, доктор исторических наук Гельмут Коль, иногда тоже имеют научные степени, но, тем не менее, в народе воспринимаются как среднестатистические граждане своей страны. Во многих случаях эти политики начинали свою политическую карьеру на местном уровне, в своем родном, часто провинциальном регионе, а не в столицах своих государств. Иногда они – самый печально известный пример среди которых Джордж Буш младший, – имеют лишь ограниченное представление о международных отношениях и о других странах. Некоторые из наиболее успешных западных политиков представляют собой прямую противоположность утонченным интеллектуалам, которые доминируют в руководстве сегодняшнего либерально-демократического движения в России.
Для того, чтобы российский либерализм мог преуспеть, ему необходим лидер, во многих отношениях отличающийся от нынешних. Предпочтительно, этот политик не должен быть выходцем из московской или питерской интеллигенции, и/или не должен восприниматься электоратом как отстраненный высоколоб, которому чужды проблемы и нужды обычных жителей России за пределами столиц. Идеально было бы, если бы такой лидер имел нужное чутье для создания межпартийных коалиций и нахождения приемлемых компромиссов. Этот политик должен действительно хотеть занять высокую должность и работать на ответственной позиции в российской исполнительной власти и не ограничиваться стремлением производить впечатление выступлениями в СМИ или на международных симпозиумах. Кратко говоря, российскому либерализму нужен у руля реальный политик, а не еще один интеллигент.