RFI: Видя, что существует две версии законопроекта, во второй – речь уже идет не только о российских чиновниках, причастных к смерти Сергея Магнитского. Опять же обговаривается, что в этот список могут быть внесены другие фамилии. Может быть, вы могли бы объяснить этот процесс пополнения списка новыми именами? Вы знаете, что представители российской оппозиции возлагают большие надежды на этот закон.
Дэвид Крамер: Ободряет то, что российское гражданское общество воспринимает «список Магнитского» как полезный инструмент, который поможет оттеснить наступление, которое ведется сейчас Кремлем. И это главное намерение, ведь речь идет не только о наказании тех, кто причастен к убийству Магнитского, речь не только о лишении их привилегии путешествовать по США, речь о том, чтобы грубые нарушения прав человека больше не повторялись.
Так что «список» - уже много длиннее, чем был раньше, речь не только уже об истории Магнитского. В версии законопроекта, которую одобрили в Сенате, речь уже и не только о России, но и о других странах.
Версия законопроекта Палаты представителей более «узкая», т.е. касается только российских чиновников. В любом случае, однако, я не думаю, что каждый раз, когда депутаты Госдумы РФ будут голосовать каким-то определенным образом, или российские чиновники будут делать какие-то заявления, они сразу же будут добавлены в этот список. Это достаточно сложный процесс, решение будет принимать Госдепартамент США, основываясь на некоторых рекомендациях и направлениях, полученных от Конгресса.
Конечно, это не значит, что кто-то из российских гражданских активистов скажет: «Я бы хотел, чтобы этого господина Х или господина Y внесли в «список Магнитского».
- Тот новый закон Госдумы о статусе «иностранного агента» правозащитным организациям – это реакция на готовящийся к принятию в США «закон Магнитского»? Получается, что российские власти обрекают на страдания обычных граждан из-за решения, которое примут в Конгрессе США?
- То, что будет происходить теперь с некоммерческими организациями – это, как раз, и есть те меры, которые принимает Путин против российской оппозиции, против российского гражданского общества. Как, например, повышение штрафов за нарушения на митингах, обыски квартир представителей оппозиции, ну, и конечно, то, что сейчас происходит с Алексеем Навальным.
Это все, конечно, не результат того, что происходит вокруг нового законопроекта. Это - часть плана Путина, чтобы обеспечить контроль, который, как он видит, начинает ускользать из его рук.
Я бы не стал утверждать, что закон об НКО – это реакция на закон Магнитского, это то, как ведет себя Кремль, чтобы выжить, притесняя все сильнее обычных граждан все больше. И даже если допустить, что закон об НКО был реакцией на закон Магнитского, то эта реакция против российских людей, не против американцев, т.е. вообще совершенно неумная политика – обвинять россиян в том, что они иностранные агенты.
Т.е. им еще больше усложняют возможность пользоваться правом свободы собрания и правом свободы слова. Тогда как действия США нацелены против совершенно конкретных российских чиновников, которые грубо нарушали права человека. Т.е. эти два закона вообще нельзя сопоставлять.
- Да, конечно. Но сегодня можно определенно точно сказать, что российские власти опасаются принятия закона Магнитского. И каждый раз, когда происходят какие-то российско-американские двусторонние встречи на высшем уровне, по итогам этих встреч неоднократно подчеркивается, что Россия и США двигаются в одном направлении, что обе страны дали старт перезагрузке отношений. Какие будут заявления после того, как закон будет принят?
- Да, я думаю, что они, как вы сказали, очень обеспокоены этим законом. Они понимают, какие последствия могут быть для тех россиян, которые замешаны в такого рода злоупотреблениях. Да, у них больше не будет возможности путешествовать на Запад, их семьи не смогут выезжать на Запад, хранить там деньги на счетах. Они ясно себе отдают отчет в том, что это повлияет на их жизнь.
Но в то же самое время, мы можем по-прежнему продолжать сотрудничество с Россией в любых областях. Но, честно говоря, число досье, по которым мы можем сотрудничать, уменьшалось еще до появления списка Магнитского. Посмотрите на ситуацию в Сирии: Россия и США занимают совершенно разные позиции. И это, как все понимают, вообще никакого отношения не имеет к списку Магнитского.
По Ирану наше сотрудничество ну, скажем, «нормальное», не превосходное все же. По Афганистану сотрудничество продолжается. Главное, что по тем досье, по которым мы хотим сотрудничать, мы будем продолжать это делать, и, если возникают разногласия, то, опять же, не из-за списка Магнитского.
Вернемся в 70-е, когда была введена поправка Джексона-Вэника в 1974. Но и в 70-е были подписаны Договоры об ограничении стратегического вооружения. Т.е. все равно можно выступать против грубого нарушения прав человека в России и продолжать сотрудничество по другим направлениям.
- Ну и последний вопрос: когда обе палаты Конгресса проголосуют за принятия Закона, всегда еще есть последний «шанс» сделать так, чтобы закон не вступил в силу – президентское вето. Вы думаете, Обама пошел бы на такой шаг?
- Я не думаю, что он пойдет на это. По двум причинам. Первая - есть вероятность того, что Закон Магнитского все же будет связан с поправкой Джексона-Вэника. Наложив вето на один закон, он заблокирует другой.
Вторая - политически это было бы неверным шагом, т.к. наступает период президентских выборов. Хочу добавить, что это законопроект двух политических партий, а не республиканцев. И два человека, которые горячо поддерживают принятие этого закона – Бен Кардин демократ, сенатор США от штата Мэриленд, и конгрессмен Джемс Макговерн – от штата Массачусетс, тоже демократ, т.е. они оба из той же партии, что и президент Обама.
Также многие республиканцы поддерживают этот законопроект, который выдвинули демократы. И политически президенту будет очень сложно наложить вето на «закон Магнитского».