Еще пара часов, и, пожалуй, я дотяну до конца. Утром кусок бородинского хлеба, черный кофе. Обед и кроссворды – в сумку, и вперед. В вестибюле меня приветствует Вера Леонидовна: «Кроссворды есть?» – «Есть». – «А обед?» – «Тоже». И хотя Вера Леонидовна немного старше меня, на работе я ее старше. Я пришла в метро в тот год, когда умер Брежнев. А она – только после того, как умер Черненко. Или уже после Андропова? Не знаю, тот период я немного путаю – все так быстро менялось.
Больше всего мне нравится работать на «Киевской». Да, там есть на что посмотреть. Цветные фрески, улыбающиеся колхозницы, золотые колосья. В память о воссоединении Украины и России. Ну, знаете, мы все равно распались. И что бы на это сказал Ленин, который там с мозаики смотрит на эту барочную красоту? Он у меня прямо за спиной, когда я на службе. Я не отважусь даже глаза закрыть. Мне кажется, что он все время на меня смотрит. На других станциях сон иногда одолевает меня, надо признаться. Сначала было тяжело. Не сойти бы с ума от того, что целый день смотришь на эскалатор и на людей, которые по нему ездят вверх и вниз. Вниз и вверх. Вверх и вниз. Когда на эскалаторе было запрещено читать и бегать, было лучше, было проще не уснуть. Каждую минуту я по «радио» объявляла: «Не читайте там книжку! По эскалатору не бегать! Держитесь за поручни!» Но потом разрешили и читать, и бегать, так что мне нечего объявлять. Не за кем следить.
Говорят, разрешили все из-за туристов. Они же на эскалаторе в этих своих путеводителях ищут дорогу. И все фотографируют. Вы такого не видели. Больше всего – Ленина. Наверное, поэтому его тут и оставили. Раньше фотографировать в метро тоже было запрещено. А сейчас? Теперь сюда водят целые группы туристов, которые путаются у людей под ногами. И люди путаются под ногами у туристов с фотоаппаратами. Да тут постоянно что-то происходит. И эту беготню, вернее быструю ходьбу, по эскалатору разрешили, потому что поняли, что это ускоряет транспортировку. Ежедневно наше метро перевозит до семи миллионов человек, только представьте себе! Но скопления людей у эскалатора - все те же. Надо уметь продвигаться вперед, если очень спешите.
Нужны острые локти, а они здесь - у всех. А на дорогах - большие пробки! Тут не так просто сделать выбор: давиться в метро или часами ехать на работу в машине. И еще нам запрещено давать справки. Так и написано прямо на дверях нашей кабины: СПРАВОК НЕ ДАЕМ. Нам никогда не объясняли, почему. Правда, я и не спрашивала. Скоро полдень, кроссворды разгаданы, обед съеден. Я жду смены. Сын как-то раз привел домой учителя английского языка Джерри, прямо из Америки. Он хотел знать, почему мы следим за эскалаторами в метро. Так я ему сказала, что это необходимо в целях безопасности. Но на самом деле иногда все равно просто невозможно вмешаться вовремя. Мне Маша рассказывала. Она работала на «Комсомольской», когда в апреле там эскалатор вдруг поехал с огромной скоростью. Говорят, это надо было видеть. Люди падали, как груши. Маша мне потом призналась, что чуть не расхохоталась, когда видела все это. Несколько человек в итоге попали в больницу. Тут не до смеха, конечно. Маша не успела вовремя остановить этот эскалатор, никто бы не остановил. Ни один в мире дежурный по эскалатору не смог бы! Они - уже старые, делают, что хотят. Эти эскалаторы. Метро пообещало компенсацию, но, насколько я знаю, ничего не будет. Выступит директор, пообещает, что будет расследование, сфотографируется для газет с людьми в больнице, пара улыбок, может, объятий… а потом все затихнет.
И спустя все эти годы, на работу я иду с большей радостью, чем домой с работы. Сын уже не первый год живет у подружки, муж несколько лет назад умер. Дома, кроме кошки, меня никто не ждет. И мне все равно до сих пор его не хватает. Хоть он и пил. Здесь все пьют, а мой, по крайней мере, сам на своих ногах домой приходил. Всегда, без исключения! Все им восхищались: и как он мог, после стольких стаканов! И еще со мной иногда мог переброситься парой слов, пока не засыпал на диване в гостиной. Я как-то раз пришла домой, села на этот диван и все думала о том, почему мы следим за этими эскалаторами. Теперь уже все равно, сказала я себе, уже скоро. Утром было лучше. В вестибюле мне улыбнулась Вера Леонидовна: «Кроссворды есть?» – «Есть. И обед тоже есть».
Рассказ Оксаны Г. Записала Надя Стракова
Примечания автора: бородинский – до сих пор популярный хлеб, якобы впервые его испекла вдова солдата, который погиб в битве при Бородине с Наполеоном в 1812 году.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Больше всего мне нравится работать на «Киевской». Да, там есть на что посмотреть. Цветные фрески, улыбающиеся колхозницы, золотые колосья. В память о воссоединении Украины и России. Ну, знаете, мы все равно распались. И что бы на это сказал Ленин, который там с мозаики смотрит на эту барочную красоту? Он у меня прямо за спиной, когда я на службе. Я не отважусь даже глаза закрыть.
