Холод: одиннадцатилетняя Таня чувствует себя страшно одинокой в пустой квартире. Она взяла масляную лампу и обошла комнату. Из-за долгих месяцев блокады, в городе не хватало топлива для работы электростанций. Ее глаза отвыкли от света, и она больше полагалась на свои ощущения.
Ощущение: именно так нужно подходить к этим фотографиям. Именно так нужно подходить к этому сокровенному моменту, к этому таинству Тани в ее ленинградской квартире в 1942 году. Не только зрением, но и ощущением. Не чем-то строго определенным, а наитием. Потому что сюжеты, изображенные на этих крупнозернистых и расплывчатых фотографиях, представляют собой сцены, которые по своей сложности и значимости исторической нагрузки, по трагичности изображаемых событий не могут сравниться ни с чем, что мы видели раньше. «А то, что мы не можем увидеть, должно быть показано», написал Герард Вайсман несколько лет тому назад. Чтобы могли это себе представить, войти в образ. Именно поэтому создается ощущение, будто фотографии просят, чтобы к ним прикоснулись. Эти фотографии - не предметы и не вещи, это акты.
«Это как окна в событие, отражения какого-то определенного времени. Их не следует воспринимать как произведения искусства, это нечто гораздо более глубокое», пояснил позже Евгений Березнер, один из кураторов фотовыставки «Блокада Ленинграда».
Я смотрю на фотографии: некоторые люди уже лежат на земле, другие еле волочат ноги. Они бредут как будто в полузабытьи, похожие скорее на бесформенные тени, среди снежной вьюги. Я чувствую, как холод охватывает и меня. В некоторых местах от разрушенных бомбежками домов вверх тянутся клубы дыма. Везде печать разрушения. Все в черно-бело-серых тонах, размыто и кажется призрачным.
Возможно, это последствия неправильной химической реакции во время срочной проявки этих фотографий на поле боя», пояснил позже Даниэль Родригес (Daniel Rodrнguez), фоторедактор нашей газеты. Да, действительно, проявка осуществлялась в срочном порядке, кругом шла война.
Я снова устремляю свой взгляд на фотографию: покрытое льдом озеро Ладога. Его называли «Дорогой жизни». Когда озеро замерзало, то для жителей осажденного города появлялась дорога, по которой им доставляли жизненно важные продукты. Это было что-то похожее на огромный концентрационный лагерь в масштабах города. Блокада Ленинграда (ныне Санкт-Петербурга) длилась с 1941 по 1944 год, во время Второй Мировой Войны. Войск гитлеровской Германии окружили город, сделав невозможными поставки продовольствия и топлива его жителям. Осада длилась 900 дней, а температура опускалась до 40 градусов мороза. Погибли более 700 тысяч человек. Вначале жителям города ежедневно выдавали 300, 200, 150 граммов хлеба, а потом не стало и этого. Люди стали есть крыс, голубей, мел, древесные опилки. Затем, доведенные до отчаяния, стали есть человеческое мясо. Появился черный рынок человеческого мяса и жира.
Это фотографии сейчас выставлены в культурном центре Recoleta, показывая события то фрагментарно, то панорамно. Но как приблизиться к ним без внутреннего содрогания? Как на них смотреть?
Рассказывает один из кураторов выставки Ирина Шмырева: «Когда мы отправились в Санкт-Петербург, чтобы поработать в Центральном государственном арxиве кино-фото-фоно документов, где хранятся негативы этих фотографий, и начали исследовать содержимое ящиков, то обнаружили эти маленькие снимки, наклеенный на картон. Они были отпечатаны контактным способом. Тогда мы обратили внимание на то, что они сопровождались подписями и подробным описанием того, что на них было изображено. И решили, что это очень важно. Мы отсмотрели все материалы, находившиеся в ящиках, все прочитали, отсмотрели, отобрали, и решили оставить, все как было. Мы сделали копии с оригиналов без какой-либо ретуши (поэтому на выставке по бокам фотографии видна перфорация негатива, характерная для аналоговых носителей). Фотографии мы сопроводили оригинальными подписями, которые нашли в архивах. Их написали фотокорреспонденты во время войны. От себя мы ничего не добавляли».
- Что вас больше всего поразило во время работы в архиве?
- Композиция. Фотокорреспонденты в Ленинграде также находились в очень тяжелом положении. Вокруг взрывались бомбы, не хватало еды, домах было холодно. То есть, они испытывали те же самые лишения, что и остальные жители осажденного Ленинграда. Но больше всего нас поразило, что при всем ужасе происходящего вокруг люди могли продолжать свою творческую работу. Очень поразил ритм композиции. Шла война, они бежали, спасаясь от бомб, и фотографировали… Это чувствуется в ритме.
- Можно ли считать, что эти фотографии являются художественными произведениями?
- В столь экстремальной, сложной обстановке говорить об искусстве достаточно сложно. Но эти фотографии сохранили часть человеческой энергии и передают ее сейчас. Этого отрицать нельзя.
- Доступ к архивам и представление фотографий общественности оказались делом непростым. Как это происходило?
- Доступ к архивам стал возможен в 90-х годах, когда советская эпоха уже закончилась. При советской власти их публиковать не разрешалось, несмотря на то, что идеологически они соответствовали линии партии. Когда советская власть перестала существовать, история, до того момента находившаяся под сильнейшим идеологическим влиянием, испытала серьезный пересмотр. В 90-х года жители России были немного обескуражены, они не знали, что делать: испытывать гордость за советских воинов или признать огромное количество совершенных в прошлом ошибок. Или и то, и другое. В 90-е годы мы не знали, на что ориентироваться. Поэтому вести работу в архиве было трудно еще и в моральном отношении. Перед нами вставала масса вопросов.
На выставке есть фотографии чудом выживших людей, валяющихся трупов, до которых никому нет дела. Но есть также и фото, на которых изображены улыбающиеся дети, собрание рабочих завода в блокадном Ленинграде, на котором вручают награды передовикам производства. Совершенно ни к чему фоновая мелодия российского марша в выставочном зале. Она отвлекает. Фото говорят сами за себя, и никакая музыка им не нужна.
«Люди говорят, что даже самые ужасные события забываются. Я этого я забыть не смогу никогда», - говорит блокадница Зина Генералова, вспоминая о том, как ее муж и ребенок умерли от голода, а нее не было сил их похоронить.
Я читаю подписи, смотрю фото. На этих холодных просторах не было места для радости.
------------
КОМЕНТАРИИ ЧИТАТЕЛЕЙ:
Roberto De la Canal
Какой ужас! И все это результат действий психически невменяемого человека. Неужели это когда-нибудь может повториться? От одной лишь возможность этого кровь стынет в жилах.
Yamandu Medina
Повторяется вот уже несколько лет, а мировое сообщество хранит полное молчание. В Кабуле не осталось ни одного не затронутого войной здания, в этой стране продолжают гибнуть люди. Ирак разорван на куски, и там тоже продолжают убивать людей. Слабо обогащенным ураном отравили весь Ирак. Затем настал черед Ливии. Были разрушены Мисрата, Триполи, Ширте. За 9 месяцев погибли более 160 тысяч человек. Они и сейчас продолжают там погибать. А теперь взялись за Сирию. Все начинается с какого-нибудь невменяемого, на этот раз с Буша.
Ciudad Nuclear
Невероятно! Как они смогли продержаться почти три года в этой ледяной западне!
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Я смотрю на фотографии: некоторые люди уже лежат на земле, другие еле волочат ноги. Они бредут как будто в полузабытьи, похожие скорее на бесформенные тени, среди снежной вьюги. Я чувствую, как холод охватывает и меня. В некоторых местах от разрушенных бомбежками домов вверх тянутся клубы дыма. Везде печать разрушения. Все в черно-бело-серых тонах, размыто и кажется призрачным.
