Первая часть статьи, напечатанной в газете The Times 8-го октября 1812 года.
Вторая часть статьи от 08.10.1812. В статье говорится о захвате Москвы французскими войсками и упоминается о Московском пожаре.
Мы еще не получили известий о том, как разворачивались события в течение четырех дней после битвы при Бородине. Как нам стало известно, на десятый день ставка французского командования уже располагалась в Можайске. На 12-й день – не ранее – французы продолжили наступление. Главнокомандующий Кутузов возвратится, по-видимому, к своему первоначальному плану. Вполне возможно, что часть французской армии, а может быть и все их войско, в результате обходного маневра окажется между Кутузовым и Москвой. Различные войсковые корпуса французов продвигались, судя по всему, по другим дорогам. Как нам удалось установить, единственным генералом, который вошел в город <Москву>, был командующий кавалерией Мюрат.
Как и следовало ожидать, на улицах города захватчики столкнулись с яростным сопротивлением жителей. Однако французы пытаются представить сей факт как, мол, дело рук небольшой кучки сумасшедших, пьяниц, преступников, которых, дескать, специально для этой цели <московский> градоначальник выпустил из тюрем, – вот уж действительно, никаких других слов более не нашлось для описания тех, кто предан своему отечеству, своему родному городу, родным своим пенатам и семьям!
Но мы, основываясь на множестве правдивых фактов, заключаем, что события разворачивались совсем по-другому. Как нам стало известно, генерал-губернатор <Москвы> заблаговременно собрал многочисленное городское ополчение, пусть, может, и плохо обученное военному делу, но воодушевленное на борьбу и преисполненное патриотического чувства. Ополченцы попали в страшную бойню, но при этом успели нанести свирепым карателям удары возмездия.
В девятнадцатом Бюллетене <французской армии> содержится ужасающее описание того, что осталось от этой некогда цветущей и обширной столицы, украшенной дворцами, – от города, размер коего по окружности составляет 26 миль: «Столица была опустошена по причине полнейшего беззакония (так <французы> назвали сопротивление патриотов); и в данный момент пламя поглощает все ее здания». И если сказанное правда, то триумф безжалостного чудовища (т.е. Наполеона – прим. перев.) окажется призрачным, ведь, как же он теперь сможет прокормить свое многочисленное войско, расквартировать и оградить его от болезней и голода во время мрачной зимы посреди груды развалин? Действительно ли его армия уже может не бояться нападения русского главнокомандующего? Хотя нам и не известно, куда последний отвел свои войска, однако ж невозможно, чтоб его грозная армия полностью исчезла без боя.
Французы полагают, что после битвы при Бородине у русских, должно быть, осталось не менее 80 тысяч человек и 400 пушек. На деле же, численность их войска, надо полагать, еще выше. Кроме того, нам стало известно, что русская армия впоследствии пополнила свои ряды свежими силами. Мы искренне надеемся, что русский главнокомандующий сумеет оправдать свое звание, все оказанные ему почести и пожалованные награды, и, в конце концов, он сможет выхватить из когтей захватчика и освободить то, что осталось от столицы. Мы не можем сказать, насколько быстро эта великая для нас цель будет достигнута, поскольку в данный момент у нас нет какой-либо точной информации (ибо даже девятнадцатый Бюллетень <французской армии> слишком расплывчат и скуден), а посему нам остается лишь пребывать в мучительном ожидании. Однако мы твердо убеждены в том, что и после Бородинского сражения северная военная кампания отнюдь не закончится без отчаянного сопротивления русских.
