Фландрия и Каталония выдвигают экономические аргументы для обоснования требований независимости. Сегодня эта политическая борьба как никогда вызывает беспокойство в Евросоюзе, так как он попросту не может допустить дробления стран. Как бы то ни было, реальные мотивы избирателей зачастую далеки от программ партий, за которые они голосуют.
Atlantico: Вопрос регионализма и независимости отдельных регионов в Европе долгое время считался незначительным и даже смешным. Тем не менее, победа сторонников независимости на выборах в Антверпене и демонстрации в Каталонии демонстрируют, что ситуация еще никогда не была так близка к расколу. Реальна ли такая опасность?
Венсан Лабордери: Вовсе нет. На самом деле эта победа не является признаком стремления большинства к разделу между Фландрией и Валлонией. В стране регулярно проводятся очень серьезные научные исследования, которые демонстрируют, что число истинных сторонников независимости составляет 15%. С 2007 года и начала кризиса эта цифра не стала больше. Хотя, разумеется, победа «Нового фламандского альянса» (NVA) была неоспоримой, вопрос полной независимости Фландрии практически не поднимается в Бельгии. И в партии знают, что у населения в действительности нет такого желания. NVA стремится скорее к более широкой автономии, а не настоящей независимости.
Результаты голосования в гораздо большей степени объясняются всеобщим раздражением по поводу бельгийской политики и желанием поддержать, вероятно, самого красноречивого лидера на всей фламандской политической арене, который во многом опирается на популистскую риторику. NVA также удалось сформировать себе нишу правых консерваторов между христианскими демократами (они — консерваторы в социальном плане, но левоцентристы на экономическом уровне) и либералами, который демонстрируют полнейшую открытость по общественным вопросам (таким как однополые браки и право голоса для иностранцев) и в то же время стоят на правых позициях с экономической точки зрения. Таким образом, итоги выборов ни в коем случае не говорят о стремлении большинства к разделу страны или же неприятии франкоязычного населения.
Читайте также: Историческая дата для Каталонии - 11/9
В случае испанской Каталонии все обстоит несколько по-другому. По данным опросов, которые провели после недавних демонстраций в Барселоне с участием почти 500 000 человек, к независимости стремятся около 50% каталонцев. Как бы то ни было, несмотря на все эти цифры, понять истинные цели сепаратистов очень непросто. Наиболее вероятным мне кажется, что они на самом деле хотят добиться большей автономии, чтобы сохранить контроль над финансовыми потоками и их распределением. По правде говоря, я сомневаюсь, что каталонское правительство действительно хочет просто отделиться от Испании. Главная опасность во всем этом, как мне кажется, заключается в отсутсвии диалога с правительством Мариано Рахоя (Mariano Rajoy), которое способствует распространению сепаратистских настроений. Мариано Рахой придерживается жесткой позиции в условиях кризиса и принятых мер экономии. Он полагает, что если уступит здесь, то будет вынужден сделать то же самое и по многим другим вопросам.
— Практически все упреки, которые сыплются на Валлонию, Андалузию и Сицилию, носят экономический характер. То есть это стремление к независимости в большей степени экономическое, а не идеологическое явление, региональный эгоизм?
— Безусловно, финансовые вопросы всегда были очень тесно связаны с подъемом сепаратистских настроений, особенно в слабо централизованных с политической точки зрения странах. Так, например, выдвинутые в северной Италии требования не получили такого отголоска из-за отсутствия в стране автономных регионов. В Бельгии не стоит сбрасывать со счетов вопрос политической связности. Большинство во Фландрии голосует за правых, а большинство в Валлонии — за левых. Даже не считая идущих с севера на юг финансовых потоков, это дает Барту Де Веверу (бельгийский политик, лидер националистической партии Новый фламандский альянс, — прим. ИноСМИ) аргумент в пользу усиления автономии регионов. В случае Шотландии, например, экономические мотивы практически отсутствуют: она отнюдь не богаче остальной части Великобритании, скорее даже наоборот. Будь то Каталония или какой-то другой регион, экономический эгоизм означает стремление к автономии, а не полной независимости. Таким образом, все разговоры о независимости — это скорее запугивание, политический аргумент, который должен заставить прогнуться центральное правительство.
Также по теме: Нацистов на западе станет меньше
— Однако давайте представим себе, что в одной из этих стран наступает критический момент раскола, как было в случае Сербии и Черногории. Какую форму может принять этот раскол? Станут ли новые государства автоматически членами ЕС или же будут наоборот исключены из Евросоюза?
— Пример Сербии и Черногории может немало сказать о политике Европейского Союза в этом вопросе. В целом ЕС очень сдержано относится к любому новому провозглашению независимости по той простой причине, что каждое государство беспокоится насчет своей территориальной целостности. Более того, этот вопрос уже задавали Баррозу в Европейском парламенте, и он дал на него четкий ответ: автоматической интеграции не будет, и новому государству придется подавать заявку на вступление, как и любому другому кандидату в Европейский Союз. Новому кандидату нужно будет выполнить все экономические условия для вступления и получить согласие всех остальных государств-членов. Таким образом, маловероятно, что какое-либо государство, которое провозгласит свою независимость без согласования с центральным правительством, сможет войти в ЕС. Его могут даже полностью бойкотировать. В случае Сербии и Черногории ЕС принял активное участие в переговорном процессе, чтобы попытаться избежать раскола. Как только стало ясно, что добиться этого не получится, он принял целый ряд крайне ограничительных мер. То есть, мы вряд ли услышим несвоевременные заявления о независимости без длительных переговоров с участием Европейского Союза. Каталонский парламент явно не собирается провозглашать независимость в ближайшее время.
Венсан Лабордери, научный сотрудник Католического университета Левена, специалист по бельгийской государственной системе.
