Есть ли у Франции до сих пор влияние в Ливане?

Франсуа Олланд отправился на переговоры со своим ливанским коллегой Мишелем Сулейманом. Франция всегда поддерживала дружеские отношения с Ливаном, но осталось ли у нее до сих пор настоящее влияние в Бейруте?

Atlantico: Этим утром Франсуа Олланд вылетел в Ливан для переговоров со своим коллегой Мишелем Сулейманом. Президент республики неоднократно выступал в поддержку Ливана и призывал к единству страны после взрыва заминированного автомобиля в октябре этого года, в результате которого погиб начальник ливанской разведки и вновь возник призрак возвращения к гражданской войне. Ливан неизменно поддерживал дружеские отношения с Францией. Если конкретнее, есть ли у Франции до сих пор влияние в Ливане? Изменилось ли оно как-то за последние годы?

Карим Эмиль Битар: Все зависит от того, что вы подразумеваете под словом «влияние». У Франции по-прежнему есть «мягкая сила», брендовый имидж и капитал симпатии. Все эти параметры остаточно значительны в Ливане и уникальны для региона. Но достаточно ли Франция использует эти козыри, чтобы укрепить свое влияние в стране? В этом я не уверен. Если подвести итог в общих чертах, можно сказать, что экономическое влияние стоит на месте, культурное идет на спад, а политическое поддерживается на прежнем уровне, хотя до сих пор используется не лучшим образом.

В экономическом плане Франция является одним из главных иностранных инвесторов: объем прямых инвестиций с ее стороны достиг 260 миллионов евро. Она является пятым по величине поставщиком и третьим клиентом Ливана, хотя объемы двусторонней торговли за последние два-три года заметно пошли на спад. В Ливане работает около ста французских предприятий: это касается таких секторов как недвижимость, туризм и торговля. На территории страны присутствуют и французские банки, хотя они значительно сократили деятельность и ограничиваются миноритарными долями.

В культурном плане получить какие-либо конкретные цифры сложнее, однако общая тенденция сводится к тому, что французский язык отступает быстрыми темпами перед всесокрушающим английским катком. Да, проходящий в данный момент Салон французской книги по-прежнему привлекает большую и воодушевленно настроенную аудиторию, но все это все равно лишь некий микрокосмос, который вовсе не обязательно отражает ливанское общество в целом. Французская элита упрекает владельцев кинотеатров в том, что они показывают недостаточно французских фильмов. На это они отвечают, что всего лишь приспосабливаются ко вкусам местной аудитории, и что за исключением фильма «1+1» большинство французских картин за последние два года не нашли своей аудитории.

Получается, что крупнейшие французские фильмы для широкой аудитории больше не пользуются популярностью в Ливане, хотя еще 30 лет тому назад своего зрителя здесь находили даже тяжелейшие для восприятия авторские картины. Что касается прессы, в стране по-прежнему выходит появившееся еще в 1923 году франкоязычная газета (ей удалось обрести некоторое равновесие путем сокращения расходов), однако несколько еженедельных изданий на французском языке прекратили работу. Сфере образования удается лучше держать удар: в стране по сей день работают, например, Французский лицей и Университет Святого Иосифа. Тем не менее, все они перестали быть обязательными ступеньками в образовании для ливанской элиты, и даже во франкоязычных семьях дети все чаще ходят в англосаксонские учебные заведения.

Что касается политического влияния, оно сохраняется на прежнем уровне, однако пока еще сложно сказать используется ли оно наилучшим образом. За последние десять лет послы Франции в Ливане играли очень важную роль на местной политической сцене: она идет гораздо дальше того, чем обычно занимаются послы большинстве других стран. Они входили в пятерку или даже четверку самых влиятельных игроков в стране и могли влиять на ход событий. Тем не менее, это влияние вовсе не обязательно является хорошим знаком. Оно отражает недоразвитость политики в Ливане, который до сих пор остается буферным государством международной геополитике, пешкой в игре держав, лишенной настоящего суверенитета. Как и в XIX веке, ливанский политический класс является заложником «культа консулов», а местные лидеры сразу же мчатся к послам США, Франции, Саудовской Аравии или Ирана с просьбой дать им «совет» и «скоординировать действия». Бывший французский посол рассказал мне, что его часто поражало отсутствие любви к самим себе и интеллектуальной независимости у обращавшихся к нему ливанских политиков.

Как бы то ни было, хотя у Франции и сохраняется политическое влияние, она не может действовать в одиночку. Несколько лет назад она организовала вселиванскую конференцию, которая должна была способствовать развитию национального диалога. Приглашение приняли все игроки, даже «Хезболла». Тем не менее, собрание почти не дало результатов. Когда речь заходит о том, чтобы решить государственный кризис, собрать глав ливанских кланов и заставить их прийти к консенсусу, успеха удается достичь лишь странам Персидского залива. Так, например, было в 1989 году, когда Саудовская Аравия добилась подписания положивших конец гражданской войне Таифских соглашений, или заключения в 2008 году по инициативе Катара договора в Дохе, который позволил не допустить начала новой гражданской войны. То, что странам Персидского залива удается добиться успеха там, где Францию ждет неудача, объясняется не виртуозностью их дипломатии, а активным использованием политики чековой книжки, которая позволяет им подмаслить местных лидеров и добиться от них уступок. В 2008 году Катар потратил сотни миллионов долларов, которые достались всем ливанским партиям. В результате они смогли укрепить свои клиентелистские сети и удержать сторонников, что позволило совершенно упадочной системе существовать и дальше. В 2012 году политическая система Ливана остается точно такой, какой была при генерале де Голле, то есть феодально-религиозно-племенной системой. Все лидеры кланов неизменно отвергают строительство сильного государства и прочных институтов, которые могут поставить под угрозу их личные привилегии.

Кроме того, Франция не сможет добиться влияния, если у нее не получится заставить услышать свой голос на международной арене. Если же она будет довольствоваться ролью рядовой западной страны, слепо следовать за США, ее влияние неизбежно пойдет на спад.

— Почему сильное влияние Франции в Ливане необходимо для успешных действий французской дипломатии во всем регионе?

— Жак Ширак неоднократно говорил, что Ливан должен занять ключевое место во французской политике на Ближнем Востоке. Эта страна действительно находится на пересечении основополагающих интересов для французской дипломатии. Франция, по всей видимости, стремится на первые роли в решении сирийского и иранского вопроса. А этот процесс во многом завязан на Ливане. Кроме того, Ливан занимает видное место по проблеме последствий арабо-израильской блокады. В конечном итоге, Ливан — это одно из тех мест, где Франция хотела бы сохранить преимущество в культурном и лингвистическом плане.

В распоряжении Франции имеется огромное множество козырей для осуществления амбициозной ливанской политики, которая способна оказать положительное воздействие на всю ее региональную дипломатию. Франция прекрасно знает Ливан, так как тот находился под ее мандатом с 1920 по 1943 год. Провозглашение независимости Ливана в 1943 году прошло в относительно спокойной обстановке. Таким образом, здесь нет тяжелейших исторических споров, кровоточащих ран или давней злобы, которые характеризуют франко-алжирские отношения. У Франции есть немало друзей в Ливане, и ей постепенно удалось установить связи со всеми ливанскими общинами, хотя изначально отношения были нацелены на маронитскую церковь.

Суть проблемы заключается в примирении двух основных плоскостей франко-ливанских отношений: аффективной и эмоциональной с одной стороны, и геополитической (а также реальнополитической) с другой стороны.

Если рассматривать эмоциональные отношения, можно вернуться на многие века в историю. Некоторые вспоминают, что связи возникли при короле Людовике IX Святом, и напоминают об отношениях Людовика XIV и ливанских христиан. Они говорят о Наполеоне Бонапарте, который встретил ливанскую делегацию с такими словами: «Вы — французы с незапамятных времен!», или следующую фразу генерала де Голля: «Ливанцы — единственный народ, сердце которого всегда билось в унисон с сердцем Франции». Можно также вспомнить о трогательных сценах на ливанской горе после освобождения Парижа в 1944 году. Тогда христиане, мусульмане и друзы собрались все вместе вокруг костров, чтобы отпраздновать победу освобожденной от нацизма Франции. Таким образом, вес истории, символическая и эмоциональная нагрузка по-прежнему играют немалую роль.

Тем не менее, помимо этой романтической плоскости существуют государственные интересы и извечная игра держав на Востоке. Не стоит забывать, что, несмотря на пламенные речи, средиземноморская политика Франциска I была в первую очередь направлена на то, чтобы сломать поставленный Габсбургами кордон, что экспедиция Бонапарта в Египет в 1798 году должна была перекрыть англичанам путь в Индию, и что основой для политики Наполеона III в Ливане также было соперничество Франции и Великобритании на осколках ослабленной Османской Империи. Как и все прочие колониальные державы, Франция без колебаний использовала меньшинства для достижения собственных интересов при том, что эти меньшинства нередко страдали от реализации этой политики. Кроме того, между крупнейшими принципами и политикой в удаленных регионах зачастую прослеживаются существенные противоречия. Светская и республиканская Франция без колебаний использовала противостояние арабов и берберов в Северной Африке или конфликт маронитов и друзов на Ближнем Востоке. На светской Франции отчасти лежит ответственность за укоренение в Ливане совершенно ретроградной коммунитаристской политической системы, от которой стране сейчас никак не удается избавиться. Франция выступает за равенство всех людей и республиканскую интеграцию на территории метрополии, но в то же время укрепляет и обостряет разногласия и раскол на Востоке.

Сегодня две эти плоскости, эмоциональная и геополитическая, по-прежнему существуют одновременно друг с другом, и противоречия сохраняются. Достижение задач, которые преследует Франция в Сирии и Иране, может в конечном итоге принести выгоду и ливанцам. В то же время ливанцы будут первыми, кому придется расплачиваться по счетам в случае провала этой политики.

— В прошлом году в начале репрессий в Сирии просирийские группы в Ливане угрожали «наказать» Париж за его активную роль в репрессиях против Дамаска. Французские интересы в Ливане по-прежнему находятся под угрозой? Вообще, какой репутацией пользуется Франция в ливанском общественном мнении?

— Определенные ливанские политики, которые считаются неофициальными представителями сирийского режима, высказывали иногда даже не завуалированные угрозы в адрес французского контингента ооновских сил безопасности. Проблема касается не имиджа Франции в ливанском общественном мнении, который все еще довольно неплох. Тем не менее, если бы региональная держава хотела отправить в сторону Франции кровавый сигнал, для успешной организации теракта достаточно и небольшой группы. Что касается всего остального, поляризация внутренней ситуации в Ливане достигла крайней отметки. На ее территории противостоят друг другу два лагеря с примерно одинаковыми силами и возможностями: у каждого из них есть свое собственное восприятие, риторика, аудиовизуальные СМИ. Линия раскола проходит в основном по вопросам внешней политики, отношения к режиму Асада и ирано-американскому конфликту.

— Франсуа Олланд критически отзывался о «попытках дестабилизации» Ливана. Можно ли считать это признаком ужесточения французской позиции по отношению к режиму Башара Асада? Как она может измениться в ближайшие несколько недель?

— Франция с самого начала была на первых позициях в сирийском вопросе. Между политикой Николя Саркози и Франсуа Олланда прослеживается определенная преемственность. Смена курса произошла ранее, в середине президентского срока Саркози. После прихода к власти Николя Саркози захотел пойти вразрез с политикой Жака Ширака и протянуть руку Башару Асаду. Переговоры с участием Клода Геана (Claude Guéant) и Зиада Такиеддина позволили добиться потепления франко-сирийских отношений, и Асад появился на Елисейских полях во время саммита Средиземноморского союза. Благодаря Франции и Турции Асаду удалось вернуться в международное сообщество, где его считали настоящим изгоем в течение двух лет после убийства Рафика Харири. Тем не менее, Николя Саркози и Реджеп Тайип Эрдоган осознали провал их политики протянутой руки. Они посчитали, что Асад предал их, и открыто призвали к его уходу. Политика Олланда вписывается в эту линию.

Как бы то ни было, он понимает, что вмешательство в Сирии было бы чрезвычайно опасным, в связи с чем Франция сегодня старается скоординировать действия с арабскими странами Персидского залива, которые также стремятся к быстрому свержению Асада. Именно поэтому Франсуа Олланд побывает с визитом в Саудовской Аравии: он обсудит вопрос модернизации фрегатов и сирийский кризис. В любом случае, Франция до сих пор страдает от навязчивого стремления боксировать в высшей весовой категории. Эта стратегия великолепно работала во времена генерала де Голля. Но сегодня нечто подобное уже вряд ли возможно. Дальнейшее развитие событий в Сирии, безусловно, будут решать США. Франция иногда поднимала планку даже выше Америки: так было, например, когда Франсуа Олланд заявил о готовности признать временное сирийское правительство, что в Вашингтоне пока считают преждевременным. Таким образом, Франция пошла на рискованный шаг в сирийском вопросе. Если режим Асада падет в ближайшее время, она сможет извлечь из этого выгоду, и сирийские революционеры смогут продемонстрировать признательность. В то же время если режим проявит устойчивость и сможет удержать позиции при поддержке России и Ирана, это может ударить по интересам Франции на Ближнем Востоке.

Карим Эмиль Битар, выпускник Национальной школы администрации, геополитолог и консультант.