Немногим более 12 лет назад Жан-Мари Коломбани (Jean-Marie Colombani) и Эдви Пленель (Edwy Plenel) заказали мне для Le Monde и иностранных газет во главе с The New York Times серию репортажей о забытых войнах начала XXI века.
С 30 мая по 4 июня 2001 года я рассказал пять историй. Я поведал о неизвестных войнах, оказавшихся в тени «больших» конфликтов, на которых как раньше так и сейчас концентрируют все внимание мировые СМИ. Эти войны не оставили архивных записей и следов, однако оказались тем кровопролитнее, что протекали за закрытыми дверями в атмосфере всеобщего безразличия. Это были «неприкасаемые» и вдвойне «проклятые» войны, во время которых на ужас массовых убийств наслаивается горе безымянных, безликих и бесчисленных жертв, не заслуживших даже могилы. Десять лет спустя три из них угасли сами собой из-за нехватки бойцов: речь идет о конфликтах в Анголе, Бурунди и Шри-Ланке. Война в Колумбии, судя по всему, тоже идет к завершению (опять-таки из-за истощения сторон). Тем не менее, остается еще и пятая, которая оказалась самой кровопролитной и поразила меня сильнее всего. Это тотальная война, война на уничтожение, которую ведут исламисты из Хартума против черного населения в Нубийских горах. По всей видимости, сейчас ничего так и не изменилось.
Последние новости сообщил мне побывавший в Париже генеральный секретарь Движения за освобождение суданского народа Ясир Арман.
Ему около 50 лет. У него представительная внешность. Его лицо интеллектуала напоминает мне лидера партизан Джона Гаранга, с которым мы (Жиль Эрцог и я) как-то обсуждали Сунь-Цзы, Клаузевица и «Пелопоннесскую войну», и его мечту о светском, демократическом и едином Судане.
Да, говорит он, Абдель Азиз Адам аль-Халу, который некогда встретил нас, до сих пор жив и возглавляет вооруженные отряды в Нубийских горах.
Но нет, маленький командир, который со слезами на глазах признал своего отца в привезенной нами тогда книге Лени Рифеншталь (Leni Riefenstahl), уже ушел из этого мира: он погиб в прошлом году, когда на его деревню посыпались бомбы.
Как часто происходят эти бомбардировки? И насколько они интенсивны? Бывает по-разному. Иногда затишье длится неделями, и тогда блокада и голод заставляют людей спуститься на равнины, где их, как и 12 лет назад, сгоняют в лагеря работорговцы из Хартума. Однако бывает, что самолеты неделями появляются здесь каждый день и сбрасывают по 20 бомб. Они летят очень низко, потому как знают, что у противников есть только самые слабые орудия.
Что насчет гуманитарной ситуации? Она трагична. Все так же трагична. Да, окончание войны на юге и появление в прошлом году суверенного южносуданского государства позволили несколько ослабить блокаду. Тем не менее, представителей НКО до сих пор сюда не пускают. Гуманитарные конвой также нередко становятся целью бомбежек. Дети голодают. Бойцы полностью обескровлены. Люди питаются саранчой, корой и корнями. Во времена Рифеншталь племя Нуба насчитывало миллион человек. Когда мы побывали там в 2001 году, их оставалось всего 300 000. Сейчас там вероятно живут не более 200 000 человек, которые продолжают гибнуть не только из-за войны, но и ищ-за болезней.
Как у людей с боевым духом? На что они еще надеются? На все то же самое. Что мы вместе с неутомимым борцом за Дарфур и Судан Джеки Маму сможем напомнить общественному мнению об этой кровавой бойне. Что вместе с Эрцогом и Бернаром Шальша (Bernard Schalscha), которые, как и Маму, присутствовали при разговоре, нам удастся связаться с Бараком Обамой при помощи Американских друзей народности Нуба. Что только что вернувшийся из Сирии доктор Жак Берес (Jacques Berès) согласится оперировать на этой великолепной, но наполненной страданиями возвышенности, где, по словам Ясира Армана, еще живы полсотни различных языков, которые превращают регион в уникальный, практически священный случай современной полиглоссии. Что мир, наконец, начнет следовать самим же им провозглашенным принципам: как можно вменять Башару Асаду преступления против человечности и в то же время закрывать глаза на те же самые злодеяния в другой стране?
Ясир Арман также добавляет, что со времен нашего визита в провинциях Дарфур и Голубой Нил началось едва ли меньшее кровопролитие.
Он объясняет, что сам Судан, три четверти бюджета которого идет на войну против мирного населения, это «государство-банкрот».
Он напоминает, что это обанкротившееся государство поддерживает связи с террористическими организациями во всем регионе: в Мали, Танзании, Кении, с «Джамаат Аш-Шабааб» в Сомали, с «Боко Харам» в Нигерии…
Он считает, что, как для народности Нуба, так и для всего региона и мира, сейчас важнее, чем когда бы то ни было, в полной мере осознать масштабы этой войны двух исламов, которая представляет собой крупнейшее противоречие нашей эпохи.
С одной стороны стоит исламистский ислам Хартума с его непримиримостью, расизмом, стремлением искоренить языческие и христианские меньшинства, которые составляют мозаику этой маленькой Африки и, по сути, настоящий Судан.
С другой стороны стоит ислам совершенно иного рода, мягкий и мирный, светский и демократический, открытый и толерантный. Это редкий и практически примерный ислам, который исповедует большинство населения страны и в частности беседовавший с нами этим утром доктор Арман.
Судану срочно нужна наша помощь.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Эти войны не оставили архивных записей и следов, однако оказались тем кровопролитнее, что протекали за закрытыми дверями в атмосфере всеобщего безразличия. Это были «неприкасаемые» и вдвойне «проклятые» войны, во время которых на ужас массовых убийств наслаивается горе безымянных, безликих и бесчисленных жертв, не заслуживших даже могилы.
