Венгерский социолог, директор центра политики реформ Будапештского университета Корвинус Пал Тамаш в интервью DW объяснил, что происходит с протестным движением в России спустя год после его начала, а также дал оценку влиянию массовых акций протеста на политику властей. Профессор считает, что протестное движение не имеет широкой социальной базы. Поэтому власти применяют против протестующих, по словам Тамаша, «точечную хирургию без обезболивания»
- В европейских СМИ ежедневно появляется масса критических публикаций о ситуации в России. Общий посыл - страна развивается в неправильном направлении. Куда, по-вашему, идет Россия спустя год после массовых акций протеста в Москве?
- Я вовсе не считаю, что Европа должна определять, какое направление для России правильное. В большой и важной стране ответ на этот вопрос должна давать ее элита. На мой взгляд, Россия во внешней политике пытается восстановить статус великой державы, найти свое место в многополюсном мире.
- А во внутренней политике видите ли вы закручивание гаек властями?
- Этот вопрос важен для тех, кто живет внутри московского Садового кольца. За его пределами никакие гайки ни откручивались, ни закручивались. Безусловно, в столице, финансовом и медийном центре страны, у консервативно настроенной элиты была нервозность, вызванная протестным движением, которое она хотела подавить более жесткими методами, чем обычно. Но протестное движение - это очень важный фактор местного значения. Пока нет симптомов того, что оно сильно распространилось по стране.
Региональные элиты крупных городов и университетских центров, в том числе - даже Санкт-Петербурга, не вступили в конфронтацию с властью. Поэтому против тех, кто на это решился в столице, власть старается, если такое сравнение уместно, применять «точечную хирургию» даже без обезболивания. Но все-таки это операция локального значения, а что касается «большого тела» России, то там стиль власти ничуть не изменился.
- В чем причина той конфронтации, которую мы наблюдали в Москве с осени прошлого года?
- Против путинской власти выступали люди, которые были ею же и вскормлены, - не обездоленные, а представители элиты, молодежь, плюс старая советская интеллигенция. В большинстве своем это те, кто получил какую-то финансовую стабильность и независимость благодаря путинской власти, добившейся повышения уровня жизни за счет экспорта нефти и газа.
В российской социологической мифологии этих людей считали новым средним классом, опорой стабильности в стране. Власть на них обиделась: как так, мы же их сами вырастили, они должны нам быть благодарны за свои автомобили, планшетники и отпуска в Европе, ведь все это - следствие наших успешных экономических реформ.
У протестного движения было очень много эмоций, даже эмоциональной пены, и это напугало власть. Та не ожидала проявления такой ненависти, порой совершенно необоснованной, от так называемой экспертократии. Это вызвало грубую реакцию, что негативно повлияло на протестное движение. Вообще, в этой истории эмоциональные моменты с обеих сторон играли очень значимую роль.
- С сентября этого года в Москве нет новых массовых акций, хотя многие аналитики предрекали России «горячую осень». Протестное движение захлебнулось или перешло в новое качество?
- До последнего времени у него не было реальных структур (посмотрим, что выйдет из недавно сформированного Координационного совета оппозиции), не было роста новых лидеров. Аналогичное движение на Западе - Occupy - тоже сошло на нет. Это не означает, что такие выступления вновь не начнутся через месяц, полгода или год, потому что отсутствие структурированности протестного движения является как его слабостью, так и его силой. Сейчас у него будет более или менее длинный антракт. Таким образом, можно сказать, что первая фаза протестов закончилась.
Есть один интересный польский фильм о революции 1905 года в России. Его герои, польские эсеры, после поражения революции оказываются в Европе и через полгода возвращаются, чтобы продолжить революционную деятельность. И с удивлением видят, что уже никто не помнит недавней революции, даже близкие друзья относятся к их предложениям враждебно - все уже закончилось, царский режим свергнуть не удалось, теперь другое время, момент упущен. В аналогичной ситуации сейчас находится и российское протестное движение.
- Вы сказали об остром, эмоциональном отторжении, с которым часть протестующих - столичная, как вы выразились, экспертократия - воспринимает нынешнюю власть. С чем, на ваш взгляд, это связано?
- Они совершенно необоснованно влюбились в Дмитрия Медведева, серьезно надеясь на то, что он - хороший царевич, из которого можно сделать хорошего, легко управляемого молодого царя. Они верили в реформы сверху, в то, что 50-100 тысяч живущих внутри Садового кольца могут перевернуть 140-миллионную страну. А когда Медведев сообщил, что не идет на второй срок, эти люди были очень разочарованы. Они испугались, как дети, брошенные отцом в лесу.
Есть и второй момент. Внутри путинской команды всегда существовали две группы - условные силовики и либералы. Представители либералов постепенно ушли из власти. Алексей Кудрин, наверное, был последним из них. Столичная элита восприняла это весьма болезненно, что и послужило одной из причин всплеска протестных настроений.
- Как протестное движение повлияло на курс российских властей?
- Думаю, что отрицательным образом. Власти поняли, что у протестов нет широкой социальной базы. Если до сентября прошлого года они как-то хотели сотрудничать с либералами вне власти, то после этого эмоционального всплеска новый, консервативно настроенный Путин отвернулся от либералов. Не думаю, что нельзя вернуть обратно этих людей, того же Кудрина, во власть, но на данный момент Путин оказался силовикам гораздо ближе, чем, может быть, хотел он сам. Баланс властных групп нарушился.
