В 1914 году на острове Кюрасао было несколько венесуэльцев, бежавших туда от деспотического режима Кабито Гомеса (Cabito Gómez). Но лишь одному из них пришла в голову мысль подняться на борт отправлявшегося в Европу судна, как только он узнал о том, что разразилась Первая мировая война. Но самое невероятное произошло дальше. Сойдя с корабля на берег в Кале, Рафаэль Ногалес Мендес (Rafael de Nogales Méndez) изъявил французам свое желание записаться добровольцем, но получил отказ. Тогда он обратился к англичанам, а затем к бельгийцам, и, к его изумлению, произошло то же самое. Даже маленькая Черногория не приняла его в ряды своей армии. Шел уже седьмой месяц войны, когда Ногалес появился в турецком посольстве в столице Болгарии Софии. Его, наконец, приняли в армейские ряды в качестве офицера. Вот только армия эта была Оттоманской империи, союзницы Германии.
Теперь пора поведать о том, что Ногалес Мендес говорил на шести языках, обучался в военных академиях Пруссии и Бельгии с тех пор, как ему исполнилось семь лет, а в семнадцать лет поступил на службу мичманом в испанские военно-морские силы, разгромленные США на Кубе. Ему удалось бежать в Мексику, он работал пастухом в Аризоне и охотился на медведей в Неваде, пока в 1903 году не продал свою лошадь и оружие и отправился на корабле из Сан-Франциско в Шанхай, где выполнял разведывательные задания в интересах китайцев, которые воевали с японцами, однако вскоре сменил хозяев и предложил свои услуги Японии, одержавшей победу в войне с Россией. Во Владивостоке он почувствовал, что потерял интерес к этой деятельности и направился в Аляску, где вместе с эскимосами охотился на китов, был старателем на золотых приисках, а затем по берегу добрался до Мексики, где, по одной из версий, участвовал в повстанческой борьбе Панчо Вильи, а по другой – просто занимался контрабандой оружия.
Как бы там ни было, ему удалось собрать достаточно денег, чтобы вернуться в Венесуэлу с намерением свергнуть Гомеса. Но его затея не удалась. В Венесуэле ему никто не верил: по-испански он говорил с немецким акцентом, рассказывал о каких-то невероятных приключениях, расхаживал в цилиндре и носил шпоры на сапогах. Какой же он патриот? Его донкихотство чуть было не закончилось весьма печально, и он был вынужден спасаться поспешным бегством. Ногалес Мендес изнывал от бездействия на острове Кюрасао до тех пор, пока не узнал о разразившейся в Европе войне, и в итоге оказался в рядах тех, против которых изначально собирался бороться.
Во главе 12 тысяч турецких солдат, звавших его Ногалес-Бей, он остановил русские войска на севере, а затем английские южной границе Оттоманской империи. Но он присутствовал при массовой резне армян, устроенной турками в городе Ван. В этой акции не участвовали ни австрийские, ни немецкие офицеры. Он был единственным представителем западного мира и вскоре осознал всю сложность своего положения. «Я был втайне приговорен к смерти от яда, ножа или пули. Я слишком много знал, поскольку присутствовал при таких сценах, свидетелем которых не должен был быть ни один христианин». Ногалес-Бей обратился с просьбой об отставке. К тому времени он был бригадным генералом и получил Железный крест от Кайзера, но Европа уже была под властью союзников, и ему лучше было держаться подальше от турок, у которых длинные руки.
В 42 года Ногалес вернулся на родину и был подвергнут издевкам за свое участие в войне на стороне Германии. Он уединился в одном селении недалеко от колумбийской границы и в течение почти 10 лет писал воспоминания, занявшие несколько томов. Наиболее известный, «Четыре года под полумесяцем» был опубликован в 30-е годы сначала в Германии, а потом в Англии. Эта книга вызвала неудовольствие как у турок, так и у армян, поскольку в ней утверждалось, что, хотя армянская резня действительно имела место, но ответственность за нее лежала не на турецкой армии, а на местных жандармах и гражданских отрядах, состоявших из жандармов и лиц, скрывавшихся от правосудия.
Когда ему запретили издавать свои воспоминания в Венесуэле, он уехал в Никарагуа, где познакомился с Сандино и в возрасте 50 лет нашел достойное для себя занятие. Как говорят, сам Сандино убедил его не сражаться, рассказать всему миру о том, что происходит. По крайней мере, Ногалес именно так и поступил, сумев опубликовать в Нью-Йорке книгу заметок о грабежах, которые американцы творили в Никарагуа (эта книга стоила издательству судебного иска, приведшего его к банкротству).
Ногалес Мендес вернулся в Венесуэлу после свержения Гомеса, однако новое правительство не слишком ему доверяло: ему предложили должность на таможне. После того, как он с негодованием ее отверг, его послали с каким-то бессмысленным заданием в Панаму. Едва приехав, он заболел воспалением легких и умер. В его кармане нашли чек, которым и оплатили расходы на гроб и перевозку тела морским путем в Венесуэлу. Восемь дней гроб простоял в порту Ла Гуайра, пока, наконец, какой-то журналист не сообщил родственникам, благодаря чему Мендес избежал общей могилы. Он был похоронен без почестей и торжественной церемонии. Немецкий кайзер, находившийся в изгнании в Голландии, прислал ему венок с надписью: «Рафаэлю Ногалесу Мендесу, генералу великой войны, самому смелому и благородному рыцарю, которого я знал». Вы можете прочитать полторы тысячи страниц его воспоминаний, но так никогда и не поймете причин столь крутых поворотов в его необычной судьбе. Ногалес никогда не пытался заглянуть внутрь себя, потому что, как он считал, «для человека действия внутреннего мира не существует».
Посвящается моему другу Гумите (Gumita), рассказавшему мне эту историю.
