Андра Теэде посетила Пермский край, бывший когда-то адом для многих политических заключенных Эстонии, и где фонари на улицах не горят и по сей день.
Город-миллионник Пермь, где, как говорят, жили сестры-прототипы чеховских «Трех сестер», расположен в предгорье Урала, в устье реки Кама. Город, одновременно соединенный Транс-сибирской железной дорогой и одним из крупнейших шоссе, объединяющих восток и запад России, расположен в экономическо-географическом плане очень удачно. Даже настолько удачно, что из-за соляных разработок, металлургии, а главным образом - из-за химической и военной промышленности, Пермь была до 1991 года закрытым городом. Сейчас ворота открыты, здесь производят даже шоколадки Kit Kat и культуру, но по-прежнему и ракеты, и реактивные самолеты.
В 2005 году, после присоединению ряда областей к Пермскому краю тогдашний губернатор Олег Чиркунов начал проводить очень агрессивную культурную политику, о чем неоднократно говорилось и в СМИ Эстонии. Пермь объявила себя будущей культурной столицей Европы. Там были открыты музеи, проводились фестивали культуры, импортировались известные на западе люди, которые возглавили разные проекты. Одним из наибольших вкладов Чиркунова в пермскую жизнь стал ежегодный театральный фестиваль, в фокусе которого в этом году были театры стран Балтии. Из Эстонии, Латвии и Литвы были приглашены труппы из студентов театральных училищ и профессионалов, в том числе - Театр NO99 и студия EMТА училища сценического искусства, с которыми я провела в Перми две осенних недели.
В апреле нынешнего года новым губернатором стал Виктор Басаргин, который любит вспоминать, что в молодости он играл на гитаре и помогал организовывать рок-фестивали в Екатеринбурге. Он также любит подчеркивать, что не допустит устранения безголовых человечков из красной древесины, которые стоят с поднятыми, как для голосования, руками. Эти скульптуры из красного дерева Little Red Men из музея современного искусства PermM, организованного импортированным из Москвы Маратом Гельманом, выглядят перед зданием правительства, как слон в комнате.
Несложное искусство в этом городе можно найти на удивление просто. Сверхэнергичный куратор университета Политического искусства Арсений Сергеев организовал проект Long Stories for Perm 2012, на самом деле очень хороший. Отвратительные каменные стены превратили в бесконечные холсты, к которым допустили студентов-художников и художников как из Перми, так и из других регионов России и из-за рубежа. В результате появились очень разные и очень разного уровня граффити и рисунки на стенах. Например, на небольшой улице у Камы рядом с зеленой мечетью на синем фоне нарисованы портреты проживающих здесь старых людей с грустными лицами. Образы моделей сопровождаются надписями об их несбывшихся мечтах, вроде: «Хотя я и родился в год, когда Гагарин полетел в космос, сам всегда хотел стать артистом».
Но для рядовых людей самым ярким примером деятельности Басаргина стала активная политика экономии, которая проявляется, например, в том, что освещение в городе почти запрещено. В гигантском театральном здании, где работает называющий себя авангардным Театр-Театр, по бесконечным коридорам без окон передвигаться приходится практически наощупь, в темноте пребывают и городские улицы до наступления полуночи, когда фонари в городе отключают вообще.
Столкнувшись с этим в первый раз, как и со многими другими вещами в России, пугаешься. Так случилось, когда однажды, одиноко прогуливаясь из театра в отель, около двенадцати часов оказалась на перекрестке улицы Ленина и Комсомольского проспекта, где располагается единственный в городе McDonald's и самый роскошный отель «Урал», бронзовая скульптура маскот-медведя и бесконечные магазины и бары. Ночь субботы, и жизнь кипит. Вокруг меня празднуют, дерутся и веселятся сотни россиян, большинство из них - молодые мужчины. У одного, например, из разбитого уха течет ручьем кровь, он затыкает ее куском туалетной бумаги из сортира и сохраняет спокойствие. Несколько раз наблюдаю, как скрытно меняют наркотики на деньги, но вдруг уличные фонари гаснут. Хлоп! Темнота! В небе сияет Большая медведица. Вскидываю на плечо свой компьютер и ускоряю шаг.
Седьмого октября, когда Путин празднует шестидесятилетний юбилей, на этом же перекрестке проходит митинг. Около двадцати молчаливых и скромных мужчин стоят на эспланаде посреди автомобильной дороги с плакатом «На пенсию - с шестидесяти» в руках. Протестующих окружили многочисленные полицейские, улица запружена полицейскими автомашинами. Поодаль стоит полицейский автобус, где сидят, как мне кажется, случайно задержанные на улице люди и сосредоточенно пишут объяснительные письма. Только некоторое время спустя до меня доходит, что это явный политический протест.
Но, похоже, до России все доходит с некоторым опозданием и с определенным сдвигом. Мы останавливаемся в шикарном и добропорядочном отеле, и тем более удивительно то, что я обнаруживаю на третий или четвертый день. Дверь в комнату, где проживаю я и студентка-режиссер Лаура, была взломана: дверной замок грубо сломан, винты болтаются. Проверяем свое имущество, ничего не пропало, хотя в комнате были мои компьютер и телефон. Еще более странно, что, когда сообщаю в администрацию о взломе и прошу предоставить новую комнату, у сотрудников отеля это не вызывает никакой реакции. Через день к нам направляют ремонтника с дрелью, который чинит дверь, и жизнь движется дальше. Но мне становится страшно.
Единственная причина, которой я могу объяснить взлом без кражи, это осмотр вещей людей искусства Эстонии в целях безопасности. Помнится, что в театре я как-то упоминала, что порой занимаюсь и журналистикой, а также, что пару лет назад была в Петербурге как поэтесса. Для меня этого достаточно, чтобы считать, что нахожусь в «черном списке» и что весь штат ФСБ - против меня.
Примерно в ста километрах в сторону Екатеринбурга расположен тюремный лагерь – музей Пермь 36, входящий в систему музеев ГУЛАГа. Это единственный открытый для посетителей сталинский тюремный лагерь. Берем Игоря – предположительно шпика – в водители и отправляемся вместе с Анне и Эне-Лииз Семпер по изумительно красивым холмам предгорьев Урала. Там, в радиусе пятидесяти километров - три тюремных лагеря, один из них музей, в двух других - Пермь 35 и Пермь 37 - работают тюрьмы, где на заключенных, как и прежде, полосатая одежда.
По данным блога Яануса Пиирсалу, в трех пермских колониях, из которых в Перми 36 было больше всего политических заключенных, находились шестнадцать эстонцев, в том числе - Энн Тарто, Тиит Мадиссон, Арво Пести, Март Никлус. Здесь находился и украинский поэт Василий Стусь, баллотировавшийся в 1985 году на Нобелевскую премию, но умерший «по неизвестным причинам» в одиночной камере за два месяца до назначения премии. Стуся похоронили, как и бесчисленных заключенных, близ тюрьмы. Его могилу обозначает столбик с номером 9.
Нас сопровождает по тюремным комплексам седовласый гид. Это потомок депортированных из Украины людей, выросший в расположенном неподалеку селе Кучино.
Политических заключенных опасались настолько, что их содержали за полосой безопасности шириной в 21 метр, которая, в свою очередь, делилась на девять зон. Туда входили, например, зоны для собак, часовых, или датчиков слежения за передвижением. Для охраны этой контрольной полосы за забором в Москве в свое время действовал целый институт, разрабатывавший различные приемы и методы.
Тарто, описывая в своих статьях Пермь 36, неоднократно называл Кучино лагерем смерти, и для этого были все основания. Заключенных морили голодом и содержали в холоде при морозе, доходившем зимой до сорока градусов, они ходили в тонких штанах и худых фуфайках, их пытали и унижали. Гид не скупится на описания, он рассказывает, что охранники из числа садистов разбивали окна в камерах-одиночках, чтобы летом туда попадали с болот комары, а зимой - холод. Бросали в угол камеры к отверстию параши горстями хлорку, из-за чего у заключенных сохли слизистые оболочки горла, носа, ушей. Если узник решал заморить себя голодом, его приковывали к решеткам и вводили жидкость через резиновый шланг в рот. Или кормили через анальное отверстие.
Выслушивать посреди осеннего пейзажа эти страшные истории было для меня самым ужасным испытанием. Хотелось все время плакать, тошнило, и это чувство не проходило и позже. Был прекрасный день бабьего лета, мы стоим посреди музейного двора, и гид вспоминает, как он маленьким мальчиком вместе с отцом пришел в магазин за тюремной стеной. Была зима, и одного заключенного в порядке исключения допустили чистить снег с крыши одного из тюремных зданий. Когда мужчина увидел мальчика по ту сторону забора, он начал махать руками и кричать: «Посмотри на меня! Запомни меня!».
Когда экскурсия закончилась, гид сказал: «Идите и расскажите о том, что видели, своим друзьям и родственникам. Чтобы люди знали. И участвуйте в выборах, чтобы к власти больше никогда не пришли психопаты и маньяки». На нас презрительно уставился Сталин с фотографии на стене.
Пермский край – это территория коми-пермяков. Все эти нефть, газ, древесина, которые увозят по железной дороге и сплавляют по рекам, могли бы быть источником их богатства. Но этого нет, речь идет об одном из самых бедных регионов европейской части России. Во время посещения Пермского народного университета, где Алевтина Степановна Лобанова преподает язык и литературу коми, повстречались со студентами-коми самого старшего курса. На курсе - 11 человек, в основном девушки. «Когда ты попадаешь в Таллин, это как мечта, это иной мир, где живут наши братья, мечта», - говорит Алевтина, а студентки качают в знак согласия головами. Они подрабатывают посудомойками и уборщицами и надеются выйти замуж за русских. Из двух парней на курсе один после окончания учебы уйдет в армию и намерен там и остаться, второй еще не знает, что с ним будет.
Едем еще дальше в Коми, в село Архангельское, где в народном доме выступают дети, а в церковном саду лежит чудо-камень, напоминающий седло и упавший с неба. Людей мало, две (единственные в селе?) молодые девушки в красивой одежде показывают нам дорогу, поодаль старуха гонит домой корову. Летняя грязь, как замазка, пристает к хвосам животных и к одежде людей, не говоря о том, что вообще очень трудно ходить по размякшим дорогам.
Но ландшафт - очень красивый, долины и высокие горы удлиняют горизонт. «Мы, русские, зависим от просторов», - говорит и Игорь, когда мы с ним возвращались из тюремного лагеря. Ничего другого он не произнес за всю дорогу. Да и мы тоже притихли на обратном пути в Пермь. Грустно, что такой большой народ превратился в один небольшой город и один небольшой музей. Не Таллин им кажется мечтой, а вся Эстония, свободная, автономная Эстония на далеком западе, где нет тюремных лагерей.
Перевод: Алексей Архипов.
