Если такая организация, как НАТО, намерена сохранить в будущем свою эффективность, ее членам необходимо распределить между собой выполняемые задачи и функции. Однако дефицит доверия и прочие препятствия могут помешать необходимым действиям по распределению обязанностей и слиянию сил в единый и более мощный кулак.
И НАТО, и Европейский союз в рамках Общей политики безопасности и обороны все свое внимание сосредоточили на необходимости объединения мер по повышению эффективности и сокращению расходов в оборонной сфере. В выводах прошедшего 19 ноября совещания министров иностранных дел стран ЕС по вопросам обороны подчеркивается необходимость «максимально повысить эффективность оборонных расходов Европы в период жестких финансовых самоограничений», и в этих целях «укрепить европейское сотрудничество, в том числе, за счет объединения и совместного использования военных потенциалов».
Но всегда интересно задуматься над тем, о чем НЕ говорится в таких официальных декларациях. Мне показалось весьма примечательным то, что в НАТО и ЕС очень мало открыто говорят о военной специализации. Логично предположить, что один из оптимальных способов добиться больших результатов за меньшие деньги в условиях углубления сотрудничества – это дальнейшая специализация стран в военных вопросах на базе их сравнительных преимуществ. Одной из наиболее примечательных особенностей подписанного недавно франко-британского оборонного договора стала договоренность о такой специализации в вопросах применения авианосцев. Но этот аспект договора также вызвал наибольшее количество дебатов и критики, по крайней мере, в Британии. Так в чем же заключаются трудности дальнейшей специализации?
Один очевидный ответ состоит в следующем: любое распределение ролей между государствами требует абсолютной уверенности в той стране, которая берет на себя встречные обязанности. Стороны должны быть уверены в том, что смогут рассчитывать друг на друга в момент кризиса. Такой уровень доверия трудно отыскать даже среди европейских стран, которые совместно действуют в рамках ЕС и НАТО на протяжении шести десятилетий. Даже сосед, готовый прийти на помощь, может оказаться не в состоянии сделать это, если он первым подвергнется нападению. А утратив военный потенциал в одной из областей, его очень трудно восстановить, причем не только из-за общеизвестной неуклюжести и малоподвижности системы планирования в вопросах создания и применения военной техники, но и из-за того, что европейские армии все чаще полагаются на свои резервы, а от них трудно ожидать идеального исполнения тех ролей, к которым они не готовы.
Другая проблема специализации усилилась и стала намного серьезнее после окончания холодной войны. Речь идет о разнообразии задач вооруженных сил в сфере безопасности.
В эпоху холодной войны специализация и взаимозависимость существовали в колоссальных масштабах в виде структур многонациональных сил, сосредоточенных на немецкой земле. Важная роль в защите территории свободной Германии (а также Бенилюкса, Италии и так далее) отводилась армиям США, Британии, Канады и другим иностранным силам плюс французской армии на двусторонней основе. Такое было возможно, потому что основная часть европейской военной машины выполняла всего одну задачу: по защите от единственного возможного агрессора. Да, Британия и Франция применяли свои войска, выполняя неоколониальные обязанности, а скандинавские страны вносили большой вклад в миротворческую деятельность ООН. Однако эти страны находились на европейской периферии и особо не нарушали общую картину солидарности и специализации на натовском «восточном фронте».
Сегодня потребность в коллективной обороне и сопутствующая ей взаимозависимость существенно ослабли. Большая часть многонациональных войсковых формирований времен холодной войны расформирована. Поскольку НАТО решила не создавать многонациональные силы обороны на территории Восточной Германии, а также в новых странах-членах альянса, взаимодействие союзников можно проверить лишь во время периодически проводимых учений. И наоборот, национальные армии все чаще и с все возрастающим размахом используются за пределами зоны ответственности Североатлантического альянса в ходе миротворческих миссий и операций по расширенной самообороне, превращая такие функции в политический приоритет.
И в связи с этим сразу же встают новые вопросы по поводу специализации и распределения нагрузки. Разделяем ли мы функции при проведении операций за рубежом и при самообороне на европейской территории? В этих двух случаях логика ролевого выбора и сравнительных преимуществ разная. Эстония может выделить военную полицию в состав боевой группы ЕС, но когда ей придется защищать себя, она обязательно захочет внести более весомый и разнообразный вклад. Ситуацию осложняет еще одно обстоятельство. Не входящие в состав альянса Швеция и Австрия активно участвуют в экспедиционных формированиях под флагами ЕС и НАТО, однако они по определению не могут брать на себя те или иные функции при планировании коллективной обороны. Некоторые авторы отмечают, что такая ситуация создает проблемы и для самих этих стран, которые испытывают нехватку ресурсов (в том числе, из-за довольно больших затрат на операции вдали от дома) и вынуждены экономить на некоторых аспектах специализации при самообороне, не имея при этом никаких гарантий, что в случае кризиса другие страны закроют за них эту брешь.
Реже признается то обстоятельство, что есть и третья область применения вооруженных сил: для обеспечения внутренней национальной безопасности, в первую очередь, при возникновении катастроф и стихийных бедствий, а также при проведении антитеррористических акций и поддержании порядка внутри страны. Это становится все более важной задачей для армий Британии и Дании, а также для ряда новых стран-членов Североатлантического альянса. Остальные страны с неохотой относятся к применению воинских подразделений для выполнения внутренних функций, и некоторые из них используют в этих целях специальные военизированные формирования (например, карабинеров). Вопрос о том, применима ли в данной сфере специализация и взаимная помощь, довольно сложный и весьма болезненный, и самой НАТО решить его очень непросто. Конкретно об этом говорится в статье 222 нового Лиссабонского договора ЕС, которая обязывает членов Евросоюза помогать друг другу всеми силами и средствами при возникновении серьезных чрезвычайных ситуаций невоенного характера, включая военные силы и средства.
Готовы или нет государства осознать и принять политические последствия таких обязательств и реалий, внутренняя функция вооруженных сил создает еще одно непростое препятствие на пути объединения и совместного использования военных потенциалов. Армия, которая порой слишком слаба и не в состоянии оказать весомую помощь в деле коллективной обороны и при выполнении миссий за рубежом, становясь в связи с этим очевидной мишенью для «рационализации», порой вполне успешно справляется со своими внутренними задачами. Кроме того, очень немногие граждане будут довольны, когда иностранные солдаты начнут подавлять их волнения. И это не говоря уже о других задачах, которые порой выполняют военные, скажем, объединение и сближение различных социальных элементов, совершенствование качества подготовки молодежи или сокращение безработицы. Насколько велика вероятность того, что страна пожертвует такими функциями ради того, чтобы отточить навыки и мастерство своих войск в рамках международного разделения ратного труда? Будет вполне разумно спросить, следует ли вообще это делать.
Элисон Бейлс – приглашенный профессор Исландского университета в Рейкьявике. С июля 2002 по август 2007 года она была директором Стокгольмского института исследования проблем мира (Stockholm International Peace Research Institute). Ранее Бейлс работала в основном на дипломатической службе Великобритании.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Если такая организация, как НАТО, намерена сохранить в будущем свою эффективность, ее членам необходимо распределить между собой выполняемые задачи и функции. Однако дефицит доверия и прочие препятствия могут помешать необходимым действиям по распределению обязанностей и слиянию сил в единый и более мощный кулак.
