Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на

Идеология и экономика

© flickr.com / Taekwonweirdo Пол Кругман
Пол Кругман
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Большинство экономистов работают в областях, очень далеких от того, что надо делать в случае экономического спада. Однако престиж профессии и уровень поддержки, которую получает это поле деятельности, в значительной степени определяется представлением о том, что экономисты действительно дают полезные рекомендации во времена депрессии и могут предоставить еще более полезные советы в будущем.

Я нахожусь в Сан-Диего, куда приехал на ежегодную экономическую встречу, и это утро я начинаю с участия в прениях по докладу Роджера Гордона (Roger Gordon) и Гордона Даля (Gordon Dahl) на тему согласий и разногласий между экономистами. (Насколько мне известно, в печати этот доклад пока не появился).

 

Что интересно, работа Гордона и Даля носит эмпирический и квантитативный характер. Данные для нее они взяли у экспертов-экономистов из комиссии, собранной Высшей школой бизнеса Чикагского университета. Начиная с осени 2011 года, членов этой комиссии каждую неделю спрашивали, согласны они или не согласны с каким-либо отобранным в качестве образца заявлением по экономическим вопросам. Их ответы стали количественным мерилом консенсуса или отсутствия такового по экономическим идеям. Кроме того, эти ответы можно использовать, чтобы ответить на вопрос о том, делятся ли такие разногласия в случае их возникновения на либеральные и консервативные взгляды.

 

Та картина, которую нарисовали Гордон и Даль на основе этих данных, весьма благостная. По большинству вопросов, особенно если по ним проводились глубокие исследования, существует весомое единодушие. И никаких свидетельств идеологического раскола, вызывающего разногласия, они не обнаружили. Экономика, делают вывод Гордон и Даль, похожа на вполне нормальную область научных изысканий. А если кому-то ситуация кажется иной, то это из-за того, что иногда экономисты работают на политиков и вынуждены их поддерживать.

 

Конечно, такая картина противоречит тому, что я писал о состоянии макроэкономики. Почему они рассказывают иную историю? Один из возможных ответов заключается в том, что я кругом неправ. Но есть и другой возможный ответ, и состоит он в том, что макроэкономика (и в частности, изучение экономических спадов и политических ответов на них) это нечто особенное, и что ответы членов комиссии из Чикагского университета просто не дают достаточной информации о происходящем в этой области. 

 

Совершенно очевидно, что я предпочитаю второй ответ. На самом деле, я полностью уверен в своей правоте. Но действуя в духе написанного доклада, я должен сделать все возможное, чтобы подтвердить эту уверенность количественно, включив в свои объяснения как можно меньше субъективных толкований. 

 

А вот здесь-то и заключается загвоздка. 

 

Первый вопрос состоит в следующем: насколько хорошо в составе комиссии представлены экономисты, специализирующиеся на моделях экономических циклов? В нее входят 42 экономиста, по шесть человек от каждой из семи ведущих школ. Простой, хотя и весьма приблизительный способ определить специалистов по экономическим циклам состоит в том, чтобы узнать, сколько человек среди них работают в рамках программы по экономическим колебаниям и росту Национального бюро экономических исследований (NBER). Таких наберется 11 человек. Так что комиссия эта далеко не столь представительна, как может показаться. 

 

Следующий вопрос. Какое количество заявлений, на которые просили отреагировать членов комиссии, относится к ключевым областям разногласий между макроэкономистами? Здесь мне никак не избежать некоторых субъективных суждений. Было немало заявлений по вопросам макроэкономики, однако многие из них явно не являлись предметом споров между профессиональными экономистами. Например, хотя налицо существенная поддержка золотому стандарту среди политиков, вы не найдете такой поддержки даже в рядах тех экономистов, которые очень враждебно относятся к активной монетарной политике. 

 

По моим подсчетам, было всего два заявления, относящихся к области серьезных внутриакадемических дискуссий. Одно имеет отношение к последствиям увеличения денежной массы. Второе, к которому я привлеку ваше внимание, относится к последствиям закона об экономическом подъеме – а отсюда и вопрос о налогово-бюджетном стимулировании. (На самом деле, это было одно заявление из двух частей: первая относилась к эффективности данного закона, а вторая к его целесообразности.)

 

Что же сказала комиссия о налогово-бюджетном стимулировании? Ответы были довольно единодушные: 80% членов комиссии согласились с тем, что закон об экономическом подъеме помог существенно увеличить объем производства и занятость. Не согласились с этим всего 5%. (Между прочим, не согласились Кэролайн Хоксби (Caroline Hoxby) и Эдвард Лейзир (Edward Lazear).) Гораздо больше неопределенности было в вопросе о том, насколько хорошей идеей был сам закон. Но среди тех, у кого имелось какое-то мнение по этому поводу, количество положительных ответов в три раза превысило число отрицательных. 

 

Так что же, впечатление о жестком идеологическом расколе по вопросу налогово-бюджетной политики просто не соответствует действительности? Или комиссия не сумела отразить реалии современной макроэкономики? 

 

Опять же, давайте вернемся к программе Национального бюро экономических исследований по экономическим колебаниям и росту. Теоретически нам следует опросить каждого члена и оценить его мнение по поводу стимулирования. Но пока я применю более оперативный подход и сосредоточусь лишь на самых известных участниках этой программы, воспользовавшись объективным критерием известности – наличием у этих участников Нобелевской премии.

 

Оказывается, среди участников программы по экономическим колебаниям и росту есть пять лауреатов Нобелевской премии, и трое из них изложили свои твердые взгляды на последствия стимулирования. Самое умеренное заявление прозвучало из уст Томаса Сарджента (Thomas Sargent), который осудил президента за ложное допущение, что среди экономистов существует единодушие, подтверждающее данные комиссии экспертов из Высшей школы бизнеса Чикагского университета:

 

Я вспоминаю, как в начале 2009 года президент Обама сказал, что среди экономистов налицо явные разногласия  по вопросу монетарной политики и регуляторного ответа на финансовый кризис, однако в то же время, среди подавляющего большинства сведущих экономистов существует общее согласие о необходимости мощных налогово-бюджетных стимулов. Его советники наверняка знали, что это далеко не точная характеристика всего разнообразия мнений профессионалов. 

 

Более сильное заявление сделал Эдвард Прескотт (Edward Prescott), который просто отмахнулся от этой идеи:

 

Стимулирование – это не из языка экономики.

 

И наконец, Роберт Лукас (Robert Lucas) выступил с критикой лично в адрес Кристины Ромер (Christina Romer), которая поддерживает меры стимулирования. Он назвал их «паршивой экономикой» и поставил под сомнение ее интеллектуальную честность. Он заявил, что ее анализ это

 

явное логическое обоснование политики, решение о которой, знаете ли, уже принято по иным причинам.

 

Так. Не очень-то это похоже на единодушие, которое якобы продемонстрировала комиссия экономистов. Неужели вы хотите сказать, что имеющийся здесь раскол никак не связан с идеологией? Так ли это? 

 

Ладно, вот как я объясняю результаты Гордона и Даля. Они показали, что большая часть из того, чем занимаются экономисты, довольно объективно и не связано с идеологией. Макроэкономика циклов деловой активности это достаточно малая часть научных исследований, и их данные эту динамику не отражают.

 

К сожалению, хотя макроэкономика циклов деловой активности это незначительная составляющая деятельности экономистов, данная область исключительно важна, особенно когда мир сталкивается с самым мощным экономическим кризисом за жизнь трех поколений.

 

Кроме того, макроэкономика циклов деловой активности, на мой взгляд, гораздо важнее для экономической сферы, чем это осознает большинство экономистов. 

 

Очень давно я наткнулся на одну аналогию, которая до сих пор кажется мне актуальной. Макроэкономика циклов деловой активности для экономики в целом это примерно то же самое, чем ядерные бомбы (и в определенной мере, если быть справедливым, атомная энергетика) являются для физики высоких энергий. Я уверен, очень мало кто из физиков, разгадывающих тайны вселенной, вообще задумывается о том, как что-нибудь взорвать. Но главная причина, по которой эта область исследований до сих пор получает государственное финансирование, состоит как раз в том, что когда-то физики нашли способ, как что-нибудь взорвать. И мы не знаем, что еще они придумают в будущем. 

 

Точно так же, подавляющее большинство экономистов работают в областях, очень далеких от вопроса о том, что надо делать в случае экономического спада. Однако престиж нашей профессии и уровень поддержки, которую получает наше поле деятельности, в значительной степени определяется представлением о том, что экономисты действительно дают полезные рекомендации во времена депрессии и могут предоставить еще более полезные советы в будущем.

 

Если же вместо этого распространится представление о том, что макроэкономика циклов деловой активности это просто идеологическое позирование, что влиятельные экономисты выбирают свои доктрины таким образом, чтобы они удовлетворяли их политическим предрассудкам, и что данная область не только не прогрессирует, но и двигается назад, то это будет плохо и для нашей профессии, и для всего мира.