В 1774 году, вернувшись домой из поездки в Россию, философ Дени Дидро написал, что во Франции, «где людей называют свободными, моя душа была душой раба, но она стала душой свободного человека в стране людей, называемых рабами».
Неужели Жерар Депардье думает точно так же?
В воскресенье, 6 января, президент Владимир Путин приветствовал французского актера в России, вручив ему паспорт гражданина этой страны. Г-н Депардье, возмущенный желанием французского социалистического правительства ввести налог для богатых в размере 75%, принял решение покинуть Францию. Привлекаемый низкими налогами в России, он также назвал ее «великой демократией»: «Я люблю вашу страну, Россию – ее народ, ее историю, ее писателей. Мне нравится ваша культура, ваша образованность». Между тем, о набирающем мощь авторитаризме Путина не было сказано ни слова.
В течение многих веков с того момента, как первые французы появились на русской земле, Россия использовала их, чтобы самоутвердиться в качестве одного из центров европейской культуры, а также чтобы уязвить западные страны. Россия всегда нуждалась в своих Депардье не менее сильно, чем они нуждались в ней.
Дидро поехал в Россию по причинам, которые мало чем отличались от мотивов Депардье. Екатерина Великая неоднократно выражала желание лично встретиться с прославленным философом. В эпоху просвещенного деспотизма, когда правители демонстративно спрашивали у философов совета по поводу того, как нужно руководить страной, подобное приглашение невозможно было проигнорировать. Это был как раз случай Дидро – редактора Энциклопедии, написавшего статью о государстве, где говорится, что правители должны руководствоваться законами природы и разума ради блага людей, для которых главную ценность имеет свобода. (Знаменитое высказывание, приписываемое Дидро – о том, что последнего короля нужно удушить кишками последнего попа – было не слишком популярно.)
Однако гораздо более веской причиной для отъезда философа в Россию были финансовые трудности: Дидро разорился. Екатерина пошла на исключительный шаг, купив личную библиотеку Дидро, оставив ее под его присмотром до самой его смерти и выплачивая ему жалование как хранителю библиотеки. В ответ на это в 1773 году Дидро переехал в Санкт-Петербург, где он часто беседовал наедине с Екатериной, которую он называл воплощением очарования Клеопатры и души Цезаря.
Екатерина охотно хвасталась дружбой с Дидро, а их беседы оставляли после себя некоторые довольно заметные следы – к примеру, синяки на ногах Екатерины, потому что эмоциональный философ сильно сжимал их, чтобы сделать необходимый ему акцент – однако императрица редко следовала советам этого идеалиста. «Если бы следовала его советам, - однажды сказала она, - в моем царстве все перевернулось бы с ног на голову».
Тем не менее, начало цивилизующей миссии Франции в России было положено, и позже в страну прибыла целая волна французских знаменитых эмигрантов, бежавших от последствий того самого события, за которое несли ответственность философы, вроде Дидро – от революции. В те времена французская аристократия не смогла бы найти более безопасного для себя места, чем реакционная Россия.
Неудивительно, что Жозеф де Местр (Joseph de Maistre), темный гений контрреволюционной мысли из Савойи, в конечном итоге занял дипломатическую должность в Санкт-Петербурге. Этот город стал местом написания его «Санкт-Петербургских вечеров», в которых роскошным французским языком он изложил свой мрачный взгляд на человеческую натуру. Человек по природе жесток и властен, обществу требуется сильная рука. В самом начале Местр, глядя на статую Петра Великого, сказал: «Его ужасная рука все еще протянута» над Россией. «Глядя на него, остается только догадываться, защищает ли эта бронзовая рука или угрожает». По мнению Местра, верным было и то и другое, поэтому он помог найти интеллектуальное оправдание мрачной жестокости царистского государства.
Новое поколение французских интеллектуалов и художников приехало в Россию после 1917 года – после революции, которая стала преемницей событий 1789 года. Сюрреалист Луи Арагон (Louis Aragon), который путешествовал по России в 1930-е годы, стал как раз тем человеком, которого изумляло все то, что он видел. Он с похвалой отозвался о науке переобучения, развернутой в сталинских ГУЛАГах, а в своем знаменитом стихотворении «Красный фронт» он призвал во имя Ленина перебить буржуазных политических лидеров Франции.
На фоне подобных призывов высказывания г-на Депардье по поводу российской демократии выглядят глупо. Но и у них есть своя история. Начиная со времен просвещенного деспотизма, через эпоху абсолютной тирании и до периода советского коммунизма Россия всегда оставалась экраном, на который Франция проецировала свои идеологические или попросту идиосинкратические фантазии. Тот факт, что эти мечты оказываются кошмаром для тех, кто в них живет по-настоящему, разумеется, не имеет никакого значения в глазах российских лидеров.
Одной из самых известных ролей г-на Депардье стала роль Жоржа Дантона, революционного лидера, пострадавшего от последствий революции, к которой он призывал. Когда Дантона вели на гильотину, он сказал своим палачам: «Покажите мою голову народу: на нее стоит посмотреть».
Учитывая то количество фотографий, появившихся на этой неделе, на которых г-н Депардье обнимает российского президента, вероятнее всего, г-н Путин придерживается того же мнения.
