Проект Евразийского союза в долгосрочной перспективе рассматривать всерьез не стоит, поскольку в самой России спрос на интеграцию с нынешними партнерами низкий, утверждает российский экономист Владимир Милов. Кроме того, пока этот проект лишен привлекательности для партнеров, о чем свидетельствует тот факт, что даже находящиеся ныне у власти на Украине силы, исторически и культурно более близкие Москве, открыто обсуждают соглашение об ассоциации с ЕС.
Среди ключевых вопросов, стоящих сейчас перед российским руководством, Милов назвал вопрос эффективности «Газпрома», который теряет рынки и является компанией с низкой производительностью труда и эффективностью. По его словам, нынешние российские власти обеспокоены планами Литвы по строительству терминала СПГ, поскольку «Газпром» не привык работать в конкурентной среде и хочет везде быть монополистом. «Они ненавидят конкуренцию и хотят везде выстроить вертикаль», - подчеркивает Милов.
В интервью Delfi российский экономист и оппозиционный политик, глава российского Института энергетической политики Милов поделился своими мыслями по поводу российских интеграционных проктов, энергетической политики Москвы и внутриполитических процессов в России.
Читайте также: Путин, Дед Хасан и бочка с цементом
- Недавно в Сейме Литвы состоялась презентация исследования, посвященного Евразийскому экономическому союзу, в ходе которой этот интеграционный проект был назван угрозой Восточному партнерству, а участники последующей дикуссии призывали серьезно взглянуть на этот проект. Что вы можете сказать по этому поводу?
- Я не думаю, что в долгосрочном плане Евразийский союз нужно всерьез рассматривать как устойчивое образование, потому что его раздирают серьезные внутренние проблемы. Главное в том, что внутри самой России, которая является очевидным центром этого интеграционного проекта, спрос на интеграцию с такой конфигурацией партнеров очень низкий. Прежде всего, с государствами Средней Азии, где очень низкий уровень жизни и социально-экономического развития, а при этом молодое безработное население едет оттуда к нам (в Россию – прим. ред.). Это создает серьезное политическое напряжение в России, и по опросам общественного мнения можно увидеть, что тема мигрантов из этого региона уже давно в тройке проблем, беспокоящих российское население. Согласно близкого к Кремлю ВЦИОМ опросу, это впервые было проблемой номер один.
У нас идет большая внутренняя дискуссия по поводу необходимости введения визового режима со странами Средней Азии. Я думаю, что сама постановка этого вопроса говорит о том, что разговоры об интеграции в рамках Евразийского союза сильно преувеличены, если параллельно с политической оболочкой (встречи президентов и т.д.) обсуждается вопрос введения внутренних виз, что рушит всю идею.
Вопрос визового режима со странами Средней Азии стоит настолько остро, что уже выплеснулся в политический мейнстрим, и значительная часть лояльного действующей власти истеблишмента говорит о необходимости введения визовых барьеров со Средней Азией. Ни одна развитая страна, несмотря на то, что трудовая миграция есть везде, таких открытых границ не держит. Поэтому внутри России, главного инициатора этого объединения, есть большие сомнения по поводу того, нужна ли нам интеграция с этими странами, и вопрос уже находится в политической плоскости, несмотря на то, что у нас авторитарная ситуация и власти контролируют происходящее. Если говорить об экономических отношениях с этими странами, Таможенном союзе, там очень много дырок, есть большие исключения для нефтегазовых вопросов, а если говорить о странах Средней Азии, то по разным параметрам растет их экономическая зависимость от Китая. И Россия проигрывает Китаю борьбу за влияние в этом регионе с точки зрения инвестиций и торговли.
Также по теме: Коррупция - раковая опухоль России?
- Проект направлен в сторону Средней Азии и это не конкуренция ЕС?
- ЕС обрел будущее, перспективу и стал развиваться потому, что построил привлекательную социальную, культурную и политическую модель. Название ЕС стало носить позитивный оттенок. Даже в России название ЕС носит положительную коннотацию. Это большая работа для политиков, чтобы любой интеграционный проект достиг таких целей. Пока Евразийский союз никак не воспринимается и существует как некое геополитическое образование на бумаге. Для того, чтобы он принес результаты и стал привлекательным, нужно время, нужно многое сделать, чтобы люди увидели, что в этом есть что-то интересное. Пока я такого спроса не вижу. Даже Украина, где у власти находятся силы, исторически и культурно более близкие Москве, нехотя и под давлением России ведет разговоры о присоединении к разным элементам этой интеграции. Несмотря на трудности и претензии со стороны ЕС, они отрыто обсуждают соглашении об ассоциации с ЕС.
- Недавний визит президента Украины Виктора Януковича в Вильнюс это наглядно показал…
- По действиям нынешних украинских властей, которые культурно, идейно ближе к России, видно, что для них европейский проект выглядит более привлекательным. Возникает вопрос: на этот Евразийский союз вообще будет спрос? Понятно, зачем это нужно странам Средней Азии — таким образом, они будут решать свои проблемы. Других причин любить и стремиться в Евразийский союз, ни у кого нет.
- Иными словами, интеграционные отношения по типу Россия-Беларусь не всех устраивают?
- Если вспомнить историю этих отношений, то они сопровождались перманентными кризисами по разным поводам, потому что эти отношения выстроены на глубочайшем неравенстве. Беларусь намного слабее и зависима от России. При этом политические рамки таковы, что якобы стороны равноправны. Но все знают, что это не так и периодически это прорывается в самых разных формах давления на Беларусь. То происходит повышение цен на газ, то Кремль желаниет получить контроль над газопроводом, белорусскими активами. Поводы были самые разные, но схема всегда была одна: есть намного более сильный партнер, который пытается подмять под себя другого. Это тяжелая схема, и сказать, что она привлекательная, трудно.
Читайте также: Медведев, Рогозин, Шойгу - гонка преемников началась?
Вопрос о результатах белорусского экономического проекта спорный, но когда сами белорусы начинают говорить о каких-то своих достижениях, они никогда это не ассоциируют с Россией. Они всегда подчеркивают, что у них другая система, чем в России. Даже у самих белорусов нет ощущения, что союз с Россией их от чего-то спасает, нет.
Поэтому, возвращаясь к Евразийскому союзу: любой интеграционный процесс будет успешным тогда, когда есть концепция, которая приводит к позитивным результатам. Образование ЕС привело к четким позитивным результатам: прекращению конфронтации на европейском континенте, созданию модели, которая способствовала развитию и процветанию, формированию европейского стандарта уровня и качества жизни. Я думаю, что о привлекательности интеграционных проектов, в которых сейчас принимают участие Россия и другие постсоветские страны, можно говорить только тогда, когда люди захотят к ним присоединиться. Пока рано говорить, что это состоявшийся проект, это просто декларация о намерениях, которая содержит огромное количество проблем и вызовов, на которые нет ответа.
- Литва планирует построить терминал СПГ в Клайпеде. Это усложнит отношения с Россией в энергетической сфере?
- Для нынешней, путинской России это, конечно, болезненный вопрос. Они хотят сохранить здесь монополию и ненавидят конкуренцию. Это философия той политической системы, которая есть сегодня в России. Эти люди хотят везде выстроить централизованную монополию, вертикаль. Конкуренция во всех сферах для них неприемлема. Такова философия В.Путина, «Газпрома» и компании. Поэтому для них это болезненно, а для экономических интересов населения и Литвы, и России конкуренция — это хорошо.
Также по теме: Раскрыта тайна пропавших российских миллиардов
Конкуренция — это хорошо для потребителя и всегда очень дисциплинирует поставщика. То, что «Газпром» долгое время не находился в конкурентной среде сыграло с ним злую шутку, он сейчас сильно теряет европейский рынок, объемы поставок падают, «Газпром» вытесняют конкуренты. Если бы «Газпром» не полагался на удержании монопольного контроля над конкретными рынками, территориями и длинные неконкурентные контрактные формы, шел и учился торговать на открытом спотовом рынке, он не потерял бы такой доли как за последние годы. Цифры ужасающие: экспорт газа за пределы бывшего СССР составляет примерно 65% от пикового уровня 2008 года. Спрос на газпромовский газ продолжает падать. Россия платит цену за монополию, мы не умеем работать на конкурентном рынке.
Если у потребителей газа в других странах будет выбор, если у вас появится терминал СПГ, то это не значит, что Россия не продаст газ в Литву. Это значит, что России придется за этот рынок бороться. Для России вопрос эффективности «Газпрома» является ключевым, потому что в этой компании исключительно низкая производительность труда, она платит мало налогов государству и все это обуславливается высоким уровнем коррупции и низкой эффективностью. Поэтому, если конкуренция и рыночные силы смогут эту компанию дисциплинировать и повысить эффективность ее работы – это будет хорошо для интересов России. Поэтому я положительно смотрю на то, что после строительства терминала СПГ в Литве у литовских потребителей появится альтернатива. Я хотел бы, что она появилась и у российских потребителей, потому что сегодня у нас один монополист контролирует весь рынок, а в течение прошлого года были периоды, когда внутренняя цена на газ в России, которая располагает третью мировых запасов газа, была выше, чем в США, которые являются импортером. Поэтому Россия стоит в принципе перед теми же вызовами, что и вы: вы ищете альтернативу, нам тоже нужно об этом думать.
Читайте также: В российских новостях доминируют коррупционные скандалы
- Литва была одной из стран, которая вынесла вопрос конкурентной цены на газ со стороны «Газпрома» на европейский уровень. На ваш взгляд, удалось ли ей оказать своими действиями влияние и сказалось ли это каким-то образом на линии российского газового гиганта?
- На мой взгляд, да. Если вы посмотрите на ситуацию с маркетинговой политикой «Газпрома», то он находится в стратегическом отступлении. Он идет на массу уступок. Несколько лет назад он жестко сопротивлялся и был готов на судебные процессы. Потом он начал соглашаться на внесудебное, добровольное предоставление послаблений по каким-то контрактам. Вклад в это внесли все процессы, которые происходили по разным газпромовским сюжетам – от иска итальянской компании Edison до действий, предпринимаемых Литвой. Примеров, когда «Газпром» в международном суде защитил бы свою позицию, нет. Если доходит до юридических разбирательств, то он всегда проигрывает. Есть очень четкие критерии злоупотребления монопольным положением, и суд принимает такие вещи во внимание. Поэтому юридически бороться с монополией за свои права – это очень важно.
- Не так давно, находясь в Беларуси, глава «Росатома» Сергей Кириенко заявил, что вполне возможно построить в этой стране не два, а четыре блока АЭС. Насколько такие заявления относительно белорусской АЭС и уже строящейся Балтийской АЭС реалистичны?
- Когда С.Кириенко в 2005 году стал главой «Росатома», он заявил, что в России скоро будут построены 40 атомных энергоблоков. Это было почти 10 лет назад, я хочу его спросить: где они? У российской атомной отрасли есть совершенно очевидные проблемы, и она не может предъявить доказательств, что она в состоянии их эффективно преодолеть. Одна из ключевых проблем – это дефицит производственных мощностей по производству оборудования. У нас остался один крупный завод – Ижорский, который в состоянии делать крупные корпуса реакторов, но «Росатом» по странным причинам принял решение развивать производство оборудования для АЭС на заводе в Петрозаводске, где раньше делали бумагоделательное оборудование. И «Росатом» пока не предоставил доказательств того, что петрозаводский проект у них получается и будет способен производить это оборудование. А корпус реактора для Балтийской АЭС должен быть произведен именно там. Когда С.Кириенко делает такие громкие заявления, я уже, как говорил Станиславский, не верю.
Также по теме: Рейтинг Путина упал до рекордно низкого уровня
Если вы сложите все планы «Росатома» по строительству новых блоков, которые у них официально утверждены по России и другим странам, то просто физически нет таких мощностей, чтобы это произвести. Это фантастика, это невозможно. Это вызывает вопрос о доверии к словам С.Кириенко. У меня оно давно подорвано, потому что реальной материальной базы под ними нет.
Кроме оборудования, второй большой вопрос – это финансирование. Россия не в такой финансовой ситуации, как до кризиса. У нас бюджет балансирует на грани дефицита, большая проблема с пенсионной системой, не хватает денег, идет тяжелое противостояние между министерством финансов и «Газпромом» по поводу налогов на газовую отрасль и т.д. Ситуация не такая, чтобы разбрасываться деньгами на новые атомные проекты. Утвержденная правительством программа (которая очень сильно отстает) по атомным станциям предусматривает, что примерно 65% этого строительства будет оплачиваться за счет бюджета, т.е. денег налогоплательщиков. Они выделяются с запаздыванием и наряду с дефицитом мощностей, это одна из проблем, которые сдерживают атомную экспансию. Т.е. наполеоновские атомные планы не подкреплены производственными и финансовыми мощностями.
- Балтийская АЭС и белорусский проекты – это реальные проекты?
- Я говорил в сентябре, что Балтийская АЭС так и останется площадкой. Проблема в том, что она расположена под воздушным коридором, и это не решено до сих пор. Сами атомщики официально признают, что АЭС не застрахована от падения самолета. А тут реактор прямо под коридором, и из-за розы ветров этот коридор трудно сдвинуть. Варианта два – переносить аэропорт или переносить площадку. Вопрос с воздушным коридором – серьезнейший вопрос, он рассматривается в России на высоком уровне, но решения пока нет. А главное, что сдерживает Балтийскую АЭС – это отсутствие спроса.
Читайте также: Интервью с рокером и оппозиционером Юрием Шевчуком
- Белорусская АЭС – это декларации и рычаг давления?
- Ситуация простая. Когда Лукашенко объявил о планах строительства АЭС задачей «Росатома» было любой ценой застолбить за собой эту территорию. И сейчас задача этой компании продолжать столбить эту территорию флажками, отсюда и все заявления. Реальности за этим немного, но если они не будут создавать шум вокруг Островецкой станции, то белорусы начнут рассматривать кого-то другого. Создавать шум – это сейчас их работа.
- С чем связаны антикоррупционные процессы, которые сейчас можно наблюдать в России? Это внутренняя борьба или видимость борьбы с коррупцией для избирателей, можно ли говорить о том, что «акт Магнитского» был действенным?
- Прежде всего, нужно понимать, что модель, которую действующая власть реализует, состоит в том, что своим можно все, а что касается обслуживающего класса, то ситуация иная. В.Путин недавно обрушился на взятки в ГБДД и говорил, что это нужно искоренить. Высшей власти от этого ничего не перепадает, а имидж у государства, когда на бытовом уровне с населения ежедневно вымогают деньги, создается плохой. Поэтому, если говорить о борьбе с коррупцией на более низких уровнях, то, если эти люди не относятся к их (руководства) клану, то дело не только в показухе. Воровать они хотят только сами, а с теми, кого они назначают для исполнения функций, готовы бороться и следить за ними. Проблема коррупции носит объективный характер в связи с тем, что: а) государство слишком большое б) нет институтов контроля за государством, нет свободы СМИ и т.д. Поэтому все бессистемные меры дают мало эффекта.
Также по теме: Наступление Путина на рунет
Что касается случаев на более высоком уровне, как мы видим по истории с министерством обороны, это сильно связано с борьбой кланов. За этим стоит глубинный конфликт между министерством обороны и оборонно-промышленными предприятиями, которые хотят получать больше денег и поставлять меньше продукции. Надо отдать должное, но с этим эффективно боролся Анатолий Сердюков, хотя я разделяю подозрения, что он был замешан в коррупции. Он боролся с аппетитами монополистов в оборонном комплексе. Прошлым летом, после инаугурации В.Путина, казалось даже, что он выигрывает. Но радость оказалась недолгой, кланы собрались и нанесли ответный удар. Но обратите внимание на интересный момент: они ходят вокруг А.Сердюкова, но не арестовывают, т.е. определенная «крыша» над ним есть. А люди, которых преследуют по его делу, отделаются достаточно легко.
Что касается «закона Магнитского», то у меня нетипичная для российского оппозиционера позиция по этому вопросу. Давайте посмотрим на результат: 60 негодяев не пустят в США. Однако видно, что вся недвижимость у них в Дубае. Это модный тренд среди российских жуликов и воров, они понимают проблемы с западным правосудием, поэтому очень много денег выводится в такие места как Дубай, Сингапур, Гонконг и т.д. Поэтому сказать, что «законом Магнитского» по путинской системе нанесен страшный удар, нельзя. Зато В.Путин блестяще и высокопрофессионально отработал в России эту тему пропагандистки. Я не сомневаюсь, что среди людей из «списка Магнитского» подавляющее большинство – это действительно негодяи. Но никто их них не проходил через открытые судебные процессы, их просто объявили преступниками, но процесса не было. Это нормально для демократической страны? Не очень. Судебный элемент очень важен, а то, что его в деле Магнитского не было, очень умело использует путинская пропаганда. Я рекомендую проанализировать баланс плюсов и минусов: что от «закона Магнитского» получилось хорошего, и какие дополнительные инструменты он дал в руки В.Путину. Мне кажется, что по итогам баланс не очень позитивный.
