К концу 2011 года для протестных российских кругов Оранжевая революция была, по сути, ближайшим из удачных примеров борьбы с авторитарным режимом в постсоветских условиях. Но сегодня, по результатам двухлетней истории антикремлевских митингов в РФ, картина несколько видоизменяется: теперь уже украинские оппозиционеры могут получить определенные уроки из деятельности российских коллег.
Прежде всего, это касается методов сопротивления авторитарному режиму в условиях, которые постепенно переходят из постсоветского русла в неосоветское. Учиться же в этом случае надо не только на чужих успехах, но и на проблемах.
Сбросить Путина. А потом что?
Первым из крупнейших российских протестов «десятых» лет стал московский митинг на Болотной площади в декабре 2011-го. В нем приняли участие, по разным оценкам, от 25 до 150 тысяч граждан. Требования были простые и решительные: назначение перевыборов парламента, освобождение политзаключенных, отставка председателя Центральной избирательной комиссии. Последней значительной акцией протеста в России можно считать марши против закона, запрещающего усыновление российских сирот гражданами США. За отмену резонансного решения Госдумы выступили от 10 до 25 тысяч несогласных активистов в Москве и от 1 до 3 тысяч – в Санкт-Петербурге.
Однако существует группа российских экспертов, которые пророчат протестному движению скорый конец. Об этом пишет Дмитрий Булин в статье «Протестное движение в России: больше, чем мода» на сайте русской службы BBC.
Например, один из лидеров этого движения Сергей Удальцов считает, что никакого кардинального спада не произошло, но общество не может постоянно существовать на пике своих возможностей. Мол, есть пиковые состояния, а потом всегда происходит какой-то откат назад. А социолог Валерий Федоров не верит в серьезный революционный потенциал российских протестов, называя их «движением одного повода», где часть успеха приписывают «моде на оппозиционность».
Весьма символичным в контексте сказанного выглядит снижение протестной активности одного из культурных идеологов «новой России» Юрия Шевчука. «Вот эта идея – сбросить Путина. А потом что? Она меня очень озадачила. А потом придет Гитлер, что ли? Еще хуже – какой-то нацист страшный?» – спрашивает «Юра, музыкант» в беседе с журналистом RTVi. – К сожалению, некоторая наша радикальная оппозиция ругается так же, как те, с кем мы воюем. Любви мало и много зла в рядах дерущихся за свет. В какой-то момент я не понял, за кого голосуют на этих акциях: либо за коммунистов, или за белых, или за красных».
Эмоциональные рассуждения Шевчука неплохо подкрепляются сентябрьскими выводами «Левада-центра» в аналитическом докладе «Протестное движение в России в конце 2011 – 2012 годов»: «Отсутствие четкой программы действий является на сегодня одной из главных проблем протестного движения. До сих пор нет лидера или партии, у которых есть «четкий план». Речь идет не об общих принципах демократии, плюрализма, партийной конкуренции, независимости судов и СМИ – с этим согласны все. Нужна «дорожная карта», в которой были бы прописаны конкретные реальные цели и задачи, к осуществлению которых можно приступать уже сейчас, взаимные обязательства лидеров и рядовых участников движения».
Цикличность и мода
Несмотря на то, что любая общенациональная волна протестов по-своему уникальна, практически каждая из них, так или иначе, подчиняется определенным законам развития общественного движения. Серия российских митингов последних двух лет вряд ли является исключением. Совершенно очевидно, что она проходит через те фазы развития, которые выделял социолог Юрий Плотинский, описывая стандартный жизненный цикл общественного движения.
Фаза 1. Характеризуется проявлением социального недовольства. Среди недовольных образуется сплоченная группа единомышленников, которые протестуют против действий конкретной власти и ее представителей. События рассматривают через определенную конфронтационную когнитивную схему – «мы и они».
Фаза 2. Движение протеста радикализируется. Появляются требования не только сменить власть, но и именить действующую социальную систему.
Фаза 3. Движение находит групповую идентичность, начинает активную агитационную деятельность, призывая к коллективным действиям протеста.
Фаза 4. Движение формулирует цели, программу действий, которые способны вывести общество из кризиса. В программе содержатся также планы радикальных изменений социальной системы и ее институтов.
Фаза 5. Движение становится массовым. Масштаб и интенсивность действий протеста против действующих институтов достигают своего максимума. Появляются гибкие формы организации быстрой мобилизации сторонников.
Фаза 6. Возникает централизованная организационная структура, появляются правила, дисциплина. Ядро движения берет под контроль местные, локальные группы и ячейки активистов движения.
Фаза 7. Постепенно общественное движение поглощается организацией и превращается в социальный институт. Движение приобретает легальный статус. Оно встраивается в систему действующих социальных институтов, становясь одной из политических партий или общественных организаций.
В какой фазе сегодня находится российское протестное движение? Исходя из упомянутых выводов «Левада-центра», Речь идет в основном о четвертой фазе. В то же время видны некоторые элементы шестой фазы. Как бы там ни было, придет ли движение к четким программным позициям и получится ли у него войти в систему социальных институтов, во многом будет зависеть от того, насколько сегодняшний протестный подъем неравнодушных россиян является модой, которая внезапно приходит и быстро проходит. Хотя и указывается в статье местной службы BBC то, что это «больше, чем мода», но от влияния политического хипстерства среди отдельных протестных кругов пока никуда не деться.
«Нулевые» в России отличились пиком массовой тяги к гламуру – роскошному стилю жизни, близости к общепринятым стандартам шика, внешнму блеску и всему, что обычно изображается на обложках дорогих модных журналов. Но к концу двухтысячных в крупных российских городах начинает набирать обороты якобы более прогрессивная субкультура хипстера. К ее типичным носителям относят обеспеченную городскую молодежь, которая интересуется элитарной зарубежной культурой, модой, альтернативной музыкой, артхаусным кино, современной литературой и т.д. Вместе с тем, в 2011 году среди многих российских хипстеров и тех, кто близок к ним по своему мировоззрению, стремление к «продвинутому-разумному-альтернативному» переносится и на дела общественно-политические. Говорить о политике и участвовать в митингах против «отсталого» и «совкового» Кремля становится «стильно, модно, молодежно».
Но если завтра эта мода станет неактуальной, насколько уменьшатся статистические показатели российских протестов? Или нынешние лидеры оппозиционной России надеются на долговечность политического хипстерства, держа в голове вариант, что на смену ему может придти другая мода, которая будет также иметь в виду активную либерально-протестную позицию? Сейчас эти вопросы являются не менее проблемными, чем, например, централизация организационной структуры общественного движения. Какой толк будет из этой централизации, если уровень протестных настроений в стране будет постепенно сокращаться?..
Учиться на чужих проблемах
Сегодняшнее протестное движение в нашей стране, если оно все-таки заслуживает того, чтобы называться движением, нужно разделить на две группы: парламентские оппозиционеры и граждане, которые активно выражают свое возмущение по поводу курса президентской команды. Вторые преимущественно поддерживают первых, но одновременно системные «силы сопротивления» в Украине не имеют особого доверия даже тех, кто за них голосует.
В России на оппозиционной повестке дня стоит вопрос: лишить Путина власти, а что дальше? На Украине здешняя оппозиция уже сегодня активно задумываться над аналогичным вопросом: не допустить переизбрания Януковича, но что делать потом? Предвыборная кампания 2012 года продемонстрировала, что у оппозиционных партий нет четкого видения механизмов реального, а не симуляционного «улучшения». Если такие механизмы не будут выработаны, кандидат-оппозиционер, возможно, и победит действующего президента на выборах в 2015-м, но все закончится так же, как и с Ющенко в 2010 году.
Кроме того, парламентские борцы с «бело-синим» режимом должны подавать пример протестным гражданам не только в том, как сотрясать информационное пространство, но и как вести конкретные общественные дела, которые имели бы реальную общественную пользу и свидетельствовали о здоровых намерениях оппозиции. Дерево познается по плодам. А сегодня в Украине распространена обратная практика: оппозиционеры поднимают малополезный информационный шум в стенах парламента, а солидная группа их избирателей – в социальных сетях.
Стоит отметить и то, что в украинской протестной среде, как и в российской, хватает своего радикализма, где «много зла, мало любви». В отдельных группах украинских «сил сопротивления» зацикленность на возмущениях, агрессии и жестком кликушестве порой заметно перевешивает стремление к созиданию, конструктиву и реализации своей альтернативности в адекватной практике. Здесь уместно вспомнить слова Питирима Сорокина о том, что ненависть, как и насилие с несправедливостью, никогда не смогут создать ни умственных, ни нравственных, ни даже материальных благ на земле.
Перевод: Антон Ефремов.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
К концу 2011 года для протестных российских кругов Оранжевая революция была, по сути, ближайшим из удачных примеров борьбы с авторитарным режимом в постсоветских условиях. Но сегодня, по результатам двухлетней истории антикремлевских митингов в РФ, картина несколько видоизменяется.
