В парижском Paris Opera Ballet времена меняются. В 2003 году, в десятую годовщину смерти русской суперзвезды Рудольфа Нуриева, который в 80-е годы в качестве директора компании поднял ее на прежний уровень, дату отмечали четырехчасовым гала-концертом в зале, переполненном именитыми гостями. Спустя 10 лет представление в память о нем, которое давали на этой неделе, было по-деловому кратким и ограничилось двумя часами – как бы напоминая о том, что славная эпоха Нуриева уже, фактически, ушла в прошлое.
В Париже имя Нуриева является синонимам классики, престижным лицом компании, которая в последнее десятилетие не проявляла особого интереса к такого рода репертуару, сосредоточившись вместо этого на современных развлекательных программах. Каждый сезон одну-две из роскошных балетных постановок Нуриева, воссозданных им для Парижской оперы, показывают в мрачной Opéra Bastille. В последнее время они все больше превращаются в унылые безжизненные действа, отягощенные настораживающим уровнем несчастных случаев и увечий, или же в исполненные самодовольным любованием сольные представления.
При этом почти все они – от «Щелкунчика» до «Раймонды» - являют собой вымученные и без особой надобности сложные спектакли, слишком растянутые в отличие от того, что предлагал Петипа. Их создавали для Paris Opera, которая в те времена была в изоляции от всего мира классического балета. Сейчас же все обстоит иначе, но, тем не менее, никто всерьез не задумался над тем, как бы постараться отойти от устаревшей системы Нуриева, сохранив при этом его дух.
Но, к сожалению, этого духа Нуриева – его страсти, бравурности, неистовой и бескомпромиссной преданности классическому танцу – на этой неделе в Пале-Гарнье (Palais Garnier) не хватало. Дань восхищения была отдана низкопробному действу, и, не считая па-де-де, единственным серьезным зрелищем стал «Акт Теней» из «Баядерки», бессовестным образом урезанной и ставшей наполовину короче по сравнению с привычным спектаклем. Каждый выход сопровождался какой-нибудь небольшой досадной неполадкой или сбоем, на сцену выходили все, кто числился в труппе – до последней «звезды», но вот что настораживало – танцевали они как-то несмело, без воодушевления, не особенно утруждаясь, с вопиющей невыразительностью, безразличием и невниманием ко всем деталям. Нуриев, наверняка, по своему обыкновению запустил бы в них своим термосом, и вряд ли кто-нибудь его бы за это осудил.
И все же, кордебалет великолепно завершили «Акт Теней», Николя Ле Риш (Nicolas Le Riche) и Летиция Пужоль (Laëtitia Pujol) станцевали чувственную и эмоциональную сцену из «Ромео и Джульеты», а Матиас Хейманн (Matthias Heymann) вернулся на сцену после полутора лет отсутствия по причине травмы. По такому случаю, Парижская опера вернула в репертуар вариацию из полузабытого балета «Манфред», поставленного Нуриевым по поэме Байрона в 1979 году. И, несомненно, реконструкция этой одноактной постановки ничуть не перегрузила программу того вечера.
Со следующего года должность художественного директора предстоит занять еще одному аутсайдеру – это Бенджамин Мильпье (Benjamin Millepied), который поднялся на пьедестал славы благодаря «Черному лебедю», а затем – браку с Натали Портман (Natalie Portman). Ему придется продолжить дело Нуриева, с которым, учитывая его предыдущую карьеру в США, он не знаком. Если и есть что-то, что он мог бы перенять от своего маститого предшественника-бунтаря, так это бесстрашие, с которым он может послужить Парижской опере, пробудив ее ото сна и как следует встряхнув. Это было необходимо театру 30 лет назад, нужно это и сейчас.
