Днем 12 марта над Сикстинской капеллой поднялся черный дым – и разве белый дым не стал бы разочарованием для всех? Это был всего лишь первый день конклава в период одного из самых странных папских междуцарствий, когда прежний папа Бенедикт XVI, живой и здоровый, вместе со всеми наблюдал за площадью перед Собором святого Петра при помощи телескопа или посредством Twitter, чтобы узнать, кто станет его преемником. (Интересно, существует ли специальный человек, который должен будет сообщить ему новости?) Присутствие Бенедикта означает, что в данном случае речь не идет о какой-либо тихой драме – и звоне колоколов – которая обычно сопровождает смену лиц на папском престоле. Теперь настало время, когда нам будут рассказывать о многовековых традициях, а кардиналы будут с удовольствием изменять свой почерк на бюллетенях, которые потом сжигаются. (Кардинал из Южной Африки рассказал репортерам Times, что в прошлый раз он не стал этого делать, потому что никто тогда не знал, как выглядит его почерк.) Однако церковная иерархия пытается скрыть свои проблемы: принятию этого манифеста, возможно, будут предшествовать множество раундов голосования и даже споры. Эти события также послужат основой для отличных статей или даже пари. (Скола (Angelo Scola), Терксон (Peter Turkson), Долан (Timothy Dolan)?) Журналистам хочется некоторое время видеть черный дым - точно так же, как политическим корреспондентам хочется верить в возможность предвыборного съезда той или иной партии.
Подобного рода конклав стал основой фильма 1968 года под названием «Башмаки рыбака» («The Shoes of the Fisherman»), в котором кардиналы, уставшие после множества безуспешных попыток выбрать нового папу, слушают рассказ одного из них о временах, когда в сибирском лагере он чуть не убил человека – и после этого они единогласно избирают его новым папой. «Башмаки рыбака» - это своего рода микс «Агонии и экстаза» («The Agony and the Ecstasy») и «Военных игр» («War Games»). Или, как написали авторы Times после выхода этого фильма на экраны, «Энтони Куинн (Anthony Quinn) в роли русского папы – это идея, сравнимая с идеей снять Йоги Берра (Yogi Berra) в роли ирландского Фауста». Однако, смог бы ирландский Йоги Фауст превзойти советского премьера (разумеется, сыгранного Лоуренсом Оливье (Laurence Olivier)) и «председателя Пэна» (Берт Куок (Burt Kwouk)) в том, чтобы предотвратить ядерную войну, как это сделал папа Кирилл I? Если задуматься, то, возможно, смог бы.
Если вести речь о нынешнем конклаве, на подобные повороты событий нам вряд ли стоит надеяться – хотя в Кирилле I прослеживаются некоторые черты Иоанна Павла II – однако этот фильм настолько гениален, что его обязательно стоит посмотреть во время конклава: размышления режиссера о папском престоле и церкви настолько необычны, что они заставляют людей задуматься об их собственном отношении к этим вопросам. Ватикан в фильме обладает чертами клуба «Маленькая Италия» и штаб-квартиры Лиги справедливости. В нем уже присутствуют признаки гниения – уничтожение иезуита в исполнении Оскара Вернера (Oskar Werner), слишком увлеченного наукой, а также второстепенная сюжетная линия ведущего телевизионных новостей на влиятельном канале, который ходит на приемы с маркизами (фантазия из совершенно иной эпохи журналистики). Когда Кирилла спросили, от чего он готов отказаться, он решает, что может отдать все, чем владеет Церковь, вплоть до картин и статуй. Полин Кейл (Pauline Kael) из издания The New Yorker, которой этот фильм совершенно не понравился, это решение Кирилла просто вывело из себя, поскольку, как она написала, оно пустило под откос весь сюжет: «Хотя аудитории известно, что папа хочет накормить умирающих от голода китайцев и таким образом предотвратить начало Третьей Мировой войны, он не упоминает об этом в своей речи перед толпой, которая с радостью принимает его заявление о том, что он отдаст все богатства Церкви бедным. Подозреваю, что даже итальянским коммунистам, вероятнее всего, не понравилось бы предложение разделить богатства Церкви с Азией».
Она написала это во времена, когда люди действительно были обеспокоены деятельностью итальянских коммунистов и мечтали о папах. Однако существует идея, гораздо более радикальная, чем сомнительные экономические решения, предложенные в этом фильме, которая заключается в том, что у папы есть некая миссия в мире, выходящая за рамки урегулирования споров и скандалов с сексуальными домогательствами и за рамки ее собственной ортодоксальности. Этот фильм со всеми его неуклюжими прославлениями может оказаться более актуальным во времена, когда мы начали открыто задавать вопросы Церкви, занимающей гораздо более прочные позиции в Азии (а также Африке и Латинской Америке), чем в Италии. И мы до сих пор ожидаем, когда над Сикстинской капеллой появится облако белого дыма.
