В Праге у меня замерзали уши, и из окна трамвая 14 я увидела плакат с медвежонком Мишей, на котором висел автомат Калашникова. Я тут же вспомнила этот талисман московской Олимпиады 1980 года и целую серию последовавшей за ней мультфильмов, в которых он был главным героем. Это были времена, когда мы, кубинские дети, больше знали о русской тундре, чем о полях своей страны, о волках, чем об игуанах, о яблоках, чем о мандаринах. Тогда Советский Союз постоянно присутствовал в нашей жизни в лице своих военных и гражданских специалистов, приехавших к нам за тысячи километров, а также в виде столь огромных финансовых вливаний, которые позволяли Фиделю Кастро сделать целый ряд широких жестов. Все это пронеслось в моем сознании за доли секунды, пока я читала объявлении об оригинальной выставке, предлагавшей путешествие в прошлое с помощью советской символики.
Каждый день своего пребывания в Чехии я ездила на улицу Na Prikope, 10 для того, чтобы побывать в музее. Первый сюрприз ожидал меня на входе, когда билетерша любезно пропустила меня бесплатно в связи с тем, как она пояснила, я приехала с Кубы. Поскольку выставленные предметы были столь близки к той действительности, в которой я живу, то посещение музея было как бы возвращением в мою же повседневность. Так зачем же я буду платить за то, что для меня обыденно? И именно так и было. Ощущая удивление и смешки других посетителей, я смотрела на эти красные флаги, слушала «Интернационал», обходила статуи, стоявшие в торжественных позах. Все было знакомо до боли. Все равно как если бы я смотрела на собственную кухонную утварь или на свою одежду, вытащенную из шкафа. Ни один выставленный предмет музейной ценности для меня не представлял, поскольку я живу в такой атмосфере, где вся эта атрибутика является неотъемлемой частью жизни. Путешествие в прошлое, туда же, где я столько раз была и все на себе испытала. Музей прошлого, куда пришла путешественница, приехавшая из этих же далеких времен.
Однако, близость не всегда означает радость. И по мере того, как я проходила по залам музея, то ощущала что-то похожее на удушье. Медали, крестьянин с поднятым кулаком и жуткие консервные банки с бесцветными этикетками. Все это начинало вызывать какое-то жжение, которое я почувствовала сначала кожей лица, а потом оно, забравшись под пальто, распространилось по всему телу. Спустя всего лишь две недели после моего отъезда с Кубы я уже ощущала ярко выраженную аллергию ко всему этому. Там была военная форма с фуражкой, похожая на ту, которую носят наши офицеры. Значки ударников производства и посмертные награды военных, столь похожие на наши. Я вновь и вновь рассматривала их, чтобы убедиться, что на них написано не Республика Куба, а СССР или ГДР.
Вот так, бродя между плакатами, выполненными в худших традициях социалистического реализма, пока не дошла до макета кабинета КГБ. Топорный телефон, металлические этажерки, где каждый ящик был обозначен буквой алфавита. Это была картотека людей, за которыми велось наблюдение. Пожелтевшие от времени карточки, хранившиеся внутри, представляли собой своеобразный каталог неудобных режиму людей, выступавших с критикой или представлявших интерес для органов госбезопасности. Мне захотелось порыться в карточках, начинавшихся на ту же букву, что и мое имя. Но в этот момент тошнотворное ощущение, которое вызывал во мне этот Музей коммунизма, стало до того невыносимым, что я выбежала на улицы, чтобы вдохнуть холодного и свежего воздуха свободной Праги.
