Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Никогда прежде Чехов не был так занят

Если перу Чехова принадлежат всего четыре великие пьесы, что остается делать британским театрам? Разумеется, написать еще!

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Тень Чехова – хотя она, несомненно, возмущена невозможностью воспользоваться авторским гонораром от пьес, которые ставятся в Вест-Энде и на Бродвее – была бы в восторге от того, что четверо выдающихся современных авторов комедий – Саймон, Стоппард, Фрейн и теперь Бойд – оказались среди тех, кто пополняет списки его произведений.

В прошлом, когда повсюду было множество музыкальных магазинов, любители музыки  - как писал в своем романе «Hi-Fi» («High Fidelity») Ник Хорнби (Nick Hornby) – часто проглядывали стеллажи с записями своей любимой группы, расположенными в алфавитном порядке, в надежде найти неизвестный им альбом, который каким-то чудом появился на полке. Некая версия этого самообмана, очевидно, сейчас существует в интернете, и звукозаписывающие компании стараются в некоторой степени удовлетворить такого рода спрос, периодически выпуская новые подборки великих хитов.

 

Антон Чехов (1860-1904), которого его темперамент и туберкулез очень рано свели в могилу, оказался наименее плодовитым из величайших драматургов мира, оставив после себя всего четыре шедевра, написанных на рубеже веков, которые постоянно идут на сценах главных театров Великобритании: «Чайка» (1896), «Дядя Ваня» (1899), «Три сестры» (1901) и «Вишневый сад» (1904).

 

Биограф Чехова Дональд Рейфилд (Donald Rayfield) отмечает в программе «Томления» («Longing») Уильяма Бойда (William Boyd), «новой» чеховской пьесы, созданной на основе двух рассказов великого русского писателя, что такое скромное драматургическое наследие - скромное по сравнению с десятками пьес, оставленных Шекспиром, Ибсеном и Шоу – дало начало индустрии расширения числа чеховских работ, еще одним примером которого стала драма, поставленная Бойдом в Хэмпстедском театре в Лондоне.

 

Основная идея здесь заключается в том, чтобы взять юношеские произведения Чехова и превратить их в полноценную пьесу. Закончив переводить Большую четверку, Майкл Фрейн (Michael Frayn) взял раннюю безымянную и неоконченную пьесу Чехова, известную как «Платонов» (по фамилии ее центрального персонажа) и превратил ее в «Дикий мед» (Wild Honey), который имел огромный успех в Национальном театре в 1984 году. Несколькими годами позже ранние работы Чехова вдохновили Тревора Гриффитса (Trevor Griffith) на создание еще одной неочеховской драмы под названием «Пианино» (1990) по мотивам российского фильма «Неоконченная пьеса для механического пианино» (1977), авторы которого написали оригинальный сценарий на основе рукописей «Платонова».

 

Еще раньше Гриффитс также создал свою версию «Вишневого сада»: как и в случае с пьесой Фрейна, после ее просмотра создавалось впечатление, что ее автор сначала подсел на наркотик, а потом вдруг обнаружил, что его невозможно достать. Том Стоппард (Tom Stoppard) и Дэвид Хейр (David Hare) после работы над адаптацией одного из классических текстов выпустили свои версии еще одного своеобразного ученического произведения Чехова под названием «Иванов» (1887), в котором писатель репетировал некоторые темы и образы, появляющиеся в его знаменитом квартете. В 2008 году, спустя всего год после того как Ральф Файнс (Ralph Fiennes) сыграл в пьесе Хейра в театре Алмейда, «Иванов» Стоппарда положил конец долгому отсутствию на сцене Кеннета Браны (Kenneth Branagh), который сыграл в знаменитой постановке Майкла Грандейджа (Michael Grandage).

 

То, что двое ведущих английских драматурга почти одновременно обратили свое внимание на незначительную работу, отвергнутую своим собственным создателем, доказывает любовь британцев в Чехову. А разнообразные вариации на тему «Платонова» и «Иванова» означают, что британский список классических произведений Чехова был расширен с четырех полноценных драм до шести. Таким увеличением предложения на 50% в ответ на спрос могла бы гордиться любая индустрия. 

 

Кроме того, поскольку Чехов написал множество коротких рассказов и сатирических зарисовок, они также часто превращаются в сценарии для новых постановок, таких как «Томление» Бойда. Усвоив уроки русского писателя, который часто считал свои прозаические рассказы основами для пьес, Бойд гениальным образом соединил два рассказа «Моя жизнь» и «У знакомых» в единое повествование. Подобным же образом, беря пример с Чехова, трудолюбивый Фрейн подарил писателю еще одну неожиданную премьеру после «Дикого меда» под названием «Чихание» (The Sneeze, 1988), созданную на основе четырех рассказов и четырех одноактных пьес писателя.

 

Однако произведение, благодаря которому Фрейн заслужил свое звание, ранее стало основой, возможно, самой странной из многочисленных интерпретаций Чехова: «Хороший доктор» (The Good Doctor, 1973), в котором Нил Саймон (Neil Simon) решил следовать двум своим успешным бродвейским комедиям – «Пленник Второй Авеню» (The Prisoner of Second Avenue) и «Солнечные мальчики» (The Sunshine Boys). Саймон сохранил структуру эстрадного представления с короткими, напоминающими скетчи сценами и добавил несколько оригинальных деталей: в одной сцене одна актриса одновременно играла всех главных героинь «Трех сестер».

 

Любителям пьес Чехова везет чаще, чем персонажу Хорнби, потому что они гораздо чаще могут встретить на премьерах новых спектаклей нечто оригинальное, отвечающее их самым высоким запросам.

 

Тень Чехова – хотя она, несомненно, возмущена невозможностью воспользоваться авторским гонораром от пьес, которые ставятся в Вест-Энде и на Бродвее – была бы в восторге от того, что четверо выдающихся современных авторов комедий – Саймон, Стоппард, Фрейн и теперь Бойд – оказались среди тех, кто пополняет списки его произведений. Этот русский писатель всегда настаивал на том – зачастую противореча мнению режиссеров и критиков – что его пьесы по существу были юмористическими. Станиславский говорил ему, что он был трагиком, однако Чехову при поддержке своих посмертных переписчиков удалось оставить за собой право посмеяться последним.