Взгляды, выраженные в этом документе, являются исключительно точкой зрения автора(-ов) и не отражают взгляды руководства Chatham House, его сотрудников или Совета. Chatham House является независимой организацией, не связанной ни с каким правительством или политическим учреждением. Этот институт не занимает коллективных позиций в вопросах политики. Использование этого документа или его отрывков должно сопровождаться ссылками на его автора(-ов) и Chatham House с указанием даты публикации или названия мероприятия. В тех случаях, когда в документе содержатся ссылки на устные выступления или когда документ представляет собой письменный вариант выступления на каком-либо мероприятии, мы делаем все возможное для того, чтобы правильно изложить взгляды и мнение докладчика, однако конечная ответственность за точность лежит на авторах этого документа. Опубликованный вариант речей и презентаций может отличаться от текста устного доклада.
Выражение «Холодная война кончилась - спуститесь на землю» призвано отметать критику, как правило, в пользу призывов к доверию и сотрудничеству, звучащих чаще всего со стороны Запада по отношению к России. Часто это выражение используется для того, чтобы остановить споры: так происходит не в последнюю очередь из-за того, что оно, с одной стороны, лишено смысла, с другой – эмоционально окрашено.
Холодная война, в первую очередь, была не столько войной, сколько столкновением ценностей и амбиций СССР и Запада, которое принимало самые различные формы в течение нескольких десятилетий. Сегодня ни СССР, ни Запад больше не существуют в своих архетипах эпохи после 1948 года, однако их тени до сих пор преследуют нас по причинам, которые уходят корнями в современные реалии.
С момента своего пришествия к власти президент Владимир Путин недвусмысленно заявлял о необходимости восстановления России как великой державы, а также об «угрозе» того, что Россия может постепенно отойти на второй план. Люди, пришедшие к власти в Москве в 1991-1992 годах, не были новичками в политике: все они - выходцы из правящего класса советской системы. Россию во всем мире считали государством-преемником СССР. Несмотря на все реформы, проведенные в стране, после развала большевистского государства Россия никогда не считала себя качественно новой или освобожденной страной. Некоторые бывшие республики СССР, в частности государства Варшавского договора, достигли гораздо больших успехов в самоопределении. Между тем, упорство Путина в отстаивании особых прав господства и исключительной судьбы России с годами только усилилось.
Путин всегда видел в США соперника России. Возможно, он такой не один, однако сила его точки зрения заключается в ее эмоциональной составляющей, а не во внутренней рациональности. В результате Россия имеет ограниченное количество вариантов развития, а ее политика далека от идеала. Примеров тому множество. У России нет никаких объективных причин для оправдания характера и масштаба расходов на оборону, в том числе на ее ядерный арсенал, помимо ее одержимости США. Только глубокая убежденность в том, что США действует, руководствуясь теми же принципам, согласно которым действует Россия, может привести к идее о том, что планы США по размещению ракет-перехватчиков в Польше и Румынии напрямую направлены против России. Взгляды Москвы на растущее влияние Китая в Азии отлично согласуются с желанием вывести из игры американцев. Регулярный цикл охлаждения и оттепели в отношениях между США и Россией во многом является результатом безуспешных попыток Москвы добиться равенства между двумя государствами.
Кроме того, существует еще глубокое, постоянное и, очевидно, укрепляющееся подозрение Путина о внешнем вмешательстве во внутренние дела России - в частности со стороны США. Возможно, в России бытует всеобщее мнение, что внешний мир коварен и зол. Склонность винить иностранцев в собственных промахах свойственна не только России. Однако заявлять о том, что на территории России действуют иностранные агентства с таким размахом, о котором твердят российские власти, значит демонстрировать свой страх, а вовсе не описывать реальность. Считается, что правящие круги следуют этой линии, чтобы укрепить свой режим. Возможно, в этом есть доля правды, однако даже это не может объяснить такой накал. Если Кремль и сталкивается с «оранжевой» угрозой, то она исходит вовсе не из-за рубежа.
Западное восприятие российских реалий, в свою очередь, отражает идеи, сформировавшиеся под влиянием холодной войны. Одно из таких отражений заключается в склонности переоценивать масштабы перемен, произошедших за последние 25 лет: оно заставляет многих верить в неизбежность того, что российская система станет «нормальной» с точки зрения Запада и что случится это спустя несколько десятилетий, когда в России появится сильный средний класс. Многие, очевидно, считают, что в период этого перехода к России следует относиться снисходительно. Сейчас западная пресса уделяет гораздо меньше внимания связи внутреннего развития России и ее взаимодействия с внешним миром, чем в советские времена. Возможно, это является одной из причин, по которым выходки России сегодня достаточно быстро забываются на Западе и по которым идея о том, что россияне любят «сильных людей» (то есть «плохое правительство»), чрезвычайно распространена за пределами страны. Существует также мнение, что Россия в некотором смысле представляет Восток, а США – Запад. Поэтому предполагается, что общая идея баланса интересов является частью естественного порядка вещей.
Эти предположения пока еще не успели пройти достаточную проверку, точно также как и беспокойство по поводу действий России в отношении западных приоритетов в Северной Америке и в различной степени в разных частях Европы. Тем не менее, до сих пор сохраняется выраженное нежелание говорить или делать что-то, что может расстроить Москву. Это отчасти объясняется тем, что эмоциональное состояние Москвы считается в определенном смысле закономерным, а восприятие Россией самой себя как несправедливо разрушенного Советского Союза – вполне оправданным. В Западной Европе есть люди – люди, уверенные в своей способности разбираться в ситуации в отличие от менее тонко чувствующих американцев и еще хранящие воспоминания о золотых днях их молодости, когда политика разрядки международной напряженности приносила плоды – которые чувствуют, что они вправе настаивать на «взаимодействии» ради достижения их собственных неясных целей. В конце концов, по их мнению, Россия является частью Европы, поэтому она должна разделять общеевропейские убеждения. Кроме того, некоторые пункты каталога собственных обид России, в которых выражаются ее чувства, имеют определенное значение и для некоторых американцев. Идея о том, что советский блок распался, а Советский Союз нашел общий язык с Западом благодаря президенту Рональду Рейгану, сейчас в гораздо большей степени распространена в США, чем уверенность европейцев в том, что это результат политики разрядки международной напряженности. Российские аналитики утверждают, что причины изменений, произошедших в 1989 году, носили в основном внутренний характер, добавляя, что Запад до сих пор утверждает, что эти изменения – его заслуга.
Можно долго спорить о том, стоило ли союзникам НАТО вмешиваться в дела Югославии или Ливии, способствует ли расширение НАТО стабилизации ситуации в Восточной Европе, угрожает ли оно России или укрепляет военную мощь альянса, стоило ли Западу оказать более ощутимую поддержку России в начале 1990-х годов и были ли связи Запада с украинскими НПО частью более масштабного заговора, призванного спровоцировать Оранжевую революцию. Однако не стоит считать, что главной целью во всех этих случаях было нанести вред России в те моменты, когда она была ослаблена. Ни одно из этих начинаний не было обусловлено подобными мотивами. Западные страны совершают ошибки, могут лицемерить, руководствоваться двойными стандартами или забывать, что закон непредвиденных последствий применим к ним точно так же, как и ко всем остальным. То же самое может делать и Москва. Однако склонность рассматривать эти вопросы по преимуществу сквозь призму Восток-Запад, сохранившуюся со времен холодной войны, ведет к искажениям.
На пике оптимизма в период перезагрузки отношений представители одной из школ мысли Вашингтона, чьи взгляды разделяют жители некоторых стран Евросоюза, утверждали, что правильная цель заключается в том, чтобы выработать отношения «стратегического партнерства», которые предполагают признание претензий России на господство над ее соседями и игнорирование нарушений прав человека внутри страны ради более тесного сотрудничества. Евросоюз должен был в некотором смысле стать частью этой схемы. Главный аргумент в данном случае заключается в том, что, если США будет следовать подобному реалистическому курсу, Россия будет меньше бояться и, возможно, рано или поздно согласится на эволюцию в либеральном направлении. Надежды, которые Запад возлагал на президента Дмитрия Медведева, оказались пустыми, однако даже это не привело к попыткам вмешаться - в мягкой форме – в систему, основанную на предпосылках, оставшихся от старого и дискредитировавшего себя шаблона. Менее обширный российский блок не мог стать более справедливым и долговечным, чем его советский предшественник.
Это поднимает вопрос ценностей. Президент Путин во время своего обращения к Федеральному собранию в декабре 2012 года особо подчеркнул важность внедрения определенных российских ценностей в своей стране и несколько раз предупредил об опасностях, которые несут в себе иностранные кампании, направленные на внушение иных ценностей. Он не объяснил, что конкретно он имел в виду, однако основная мысль была совершенно ясна. Путин, очевидно, не считает, что ценности имеют второстепенное значение. И он прав. Однако его проблема заключается в том, что россияне нуждаются и требуют вовсе не архаичных средств от всех бед, о которых он красноречиво рассказывает, а того, чего он дать не может: честных судей, подотчетного правительства и понятных законов, которые можно последовательно внедрять.
В России люди хорошо понимают связь между политическими и экономическими реформами. В новой, получившей широкую известность книге двух американских экономистов Дарона Аджемоглу (Daron Acemoglu) и Джеймса Робинсона (James Robinson) приводятся признаки политической структуры, в рамках которой можно проводить экономические реформы:
• Достаточная степень централизованного порядка, чтобы предотвращать социальные движения, угрожающие существующим режимам;
• Уже существующие политические институты, которые могут стать основой коалиций;
• Институты гражданского общества, способные успешно функционировать, чтобы потребности общества не подавлялись и не превращались в инструменты какой-либо группы, которая захочет захватить контроль над существующими добывающими институтами;
• СМИ, которые могут взять на себя преобразующую роль в процессе расширения прав общества.
Закон Джона Локка (John Locke) о том, что «там, где заканчивается закон, начинается тирания» сегодня не менее актуален, чем в Англии 17 века. Долгосрочный интерес Запада заключается в том, чтобы Россия достигла процветания и стабильности, основанных на том, что правительство подчиняется диктатуре закона, а общество развивается в приемлемых и понятных рамках. Несомненно, россияне хотят того же самого – по-своему и в свое время. Это желание не имеет ничего общего с их стремлением стать сверхдержавой или соперничающим аналогом США, или Китая, или Евросоюза, или кого-либо еще. Ни одно западное государство не заинтересовано в дестабилизации и падении России. Как раз наоборот.
Проблема заключается в том, что современное руководство России и ее президент в частности придерживаются мнения о том, что Запад – в особенности США - враждебно настроен против России и стремится подорвать ее основы. Это выходит за рамки политического комфорта правящего класса. И какими бы ни были долгосрочные интересы России и Запада, эти взгляды сталкиваются с краткосрочными интересами западных стран в установлении отношений с Россией – с такой, какая она есть сейчас, а не какой она должна быть. Риски скомпрометировать более общие этические ценности – и их не стоит принижать, называя их «западными» - ради достижения ближайших целей в процессе конкуренции между западными государствами очевидны. Иностранные компании должны сбалансировать свое стремление к увеличению доходов и надежду на работу со своими коллегами ради улучшения системы правления в России и ее эффективности с требованием не поддаваться коррупции в процессе. Западные правительства не должны мириться с мыслью о том, что Россия имеет право контролировать, какое правительство могут иметь и какую политику могут проводить ее соседи. Они должны напоминать России о ее обещаниях, в том числе об обещании соблюдать права человека, и не отступать перед лицом угроз. Они должны признать свои собственные ошибки: Гуантанамо, беспилотники, диктатуру Брюсселя, которая пришла на смену демократической подотчетности в странах Евросоюза, вмешательство в дела других государств и подавление свободы слова во имя уменьшения числа преступлений на почве ненависти. Все эти меры имеют под собой определенные аргументы, и ни одна страна не может быть абсолютно безгрешной, однако именно ценности и добровольно взятые на себя обязательства должны определять выбор России и других государств.
«Стратегическое партнерство» с Россией недостижимо. А если принимать всерьез нынешние высокопарные речи России, такое партнерство нежелательно. Глубоко укоренившиеся взгляды современного российского руководства исключают полное сотрудничество и взаимное доверие, которые необходимы в реализации подобного проекта. К тому же государства к западу от России слишком раздроблены и слишком ограниченны в своем внимании, чтобы сделать такое сотрудничество возможным. Поэтому грандиозные планы необходимо отложить. Со временем, разумеется, Россия изменится точно так же, как и ее правители. До этого западные страны должны опасаться слишком тесной связи с любым решением Кремля. Пока они должны выстраивать свои планы и надежды на основе характера и перспектив внутренней эволюции России. Западу также необходимо помнить, что его собственное поведение и приверженность тем или иным ценностям будет оцениваться россиянами в соответствии с его действиями. Россияне очень хорошо умеют различать лицемерие.
Западные страны должны наладить отношения с Россией – такие отношения, которые невозможно установить, сохранив взгляды советской эпохи. Результат может казаться противоречивым, однако приятие нынешней позиции Кремля будет еще хуже. Возможно, войны не будет, однако в отношениях сохранится слишком много холода. Россия – это крупное и важное государство с неопределенным будущим, однако у нее нет средств и права настаивать на своем превращении в сверхдержаву.
Эндрю Вуд (Andrew Wood) является членом Российской и Евразийской программы научно-исследовательского института Chatham House и автором доклада «Putin Again: Implications for Russia and the West» («Снова Путин: последствия для России и Запада»), написанного в соавторстве с Филипом Хэнсоном (Philip Hanson), Джеймсом Никси ( James Nixey) и Лилией Шевцовой, доклада «Change or Decay: Russia’s Dilemma and the West’s Response» («Перемены или упадок: дилемма России и ответ Запада»), написанного в соавторстве с Лилией Шевцовой, а также доклада 2011 года, посвященного деловой дипломатии России. С 1995 по 2000 года он был британским послом в России.
