Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на

Кровь и трагедия: кавказская тема в литературе

© Фото : Franz Roubaud"Кавказская война". Франц Рубо
Кавказская война. Франц Рубо
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Это может показаться нелепым, но писатели, такие как Пушкин, которые страстно желали, чтобы их родная Отчизна догнала своих западноевропейских соседей, могли при этом воспевать откровенно патриархальный уклад жизни в горах. В их произведениях есть ощущение того, что жизненный уклад на Кавказе – эти лошади, горы, вино – гораздо более свойственны человеческой натуре и более важны для нее.

 

В начале повести «Казаки» - раннего произведения Льва Толстого о военной кампании Российской империи на Кавказе, главный герой Оленин предается размышлениям о предстоящей битве: «Все (его) мечты о будущем соединялись с образами … черкешенок, гор, обрывов, страшных потоков и опасностей». Он с воодушевлением представляет, как «убивает и покоряет несчетное число горцев». С гораздо меньшим воодушевлением он представляет себя на месте азиатов, порабощать которых его послали: «Он сам был одним из горцев, помогавшим им защищать свою независимость от русских». 

Порабощение Кавказа будет продолжаться еще два столетия, и кульминацией этого станут две последовавшие одна за другой войны, развязанные Ельциным и Путиным. Родом откуда-то из тех мест – не ясно, откуда именно – семья Царнаевых, которые около 10 лет назад иммигрировали (вроде бы) в Бостон. В понедельник два брата Царнаевых –  Джохар и Темерлан предположительно совершили первый после 11 сентября террористический акт на территории США.  

Пока не ясно, были ли у этих двоих подозреваемых организаторов взрывов какие-то особые претензии в связи с тяжелой участью родной Чечни. Но по мере выяснения обстоятельств их биографий люди неизбежно будут искать связь между этими двумя парнями и охваченным конфликтами регионом, из которого они родом. Эти конфликты начались с вторжения казаков в 18 веке, захватнической политики времен Екатерины II, массовых сталинских депортаций и постсоветских жестких мер, предпринимаемых современным Кремлем.    

А Кавказ, который в целом объединяет в себе Армению, Грузию, Азербайджан, Чечню, Дагестан, Осетию и Ингушетию, всегда играл загадочную роль в русской литературе. Эти места, отмеченные суровой природной красотой, были местом изгнания, куда ссылали тех, кто противился царскому режиму, чтобы они поразмыслили о своей преданности империи. Это места, желанные для завоевателей, еще и достойны восхищения. И если у России есть подсознательное чувство культуры, то оно связано с местами восточнее Дона. 

Поскольку сам факт того, что русских писателей ссылали на Кавказ, обычно означал, что писателей этих скоро ждет слава. Пушкина за его демократическую оду свободе «Вольность» на три года направили в «южную ссылку», где он написал «Кавказского пленника». Вдали от любимого им Петербурга он все-таки нашел вдохновение в чужих краях, где, как он написал в посвящении к книге, «рыскает в горах воинственный разбой / И дикий гений вдохновенья / Таится в тишине глухой».

Это может показаться нелепым, но писатели, такие как Пушкин, которые страстно желали, чтобы их родная Отчизна догнала своих западноевропейских соседей, могли при этом воспевать откровенно патриархальный уклад жизни в горах. Конечно же, в их произведениях присутствует ориентализм, но в них есть и нечто еще – боязнь, что в эти края придет цивилизация, ощущение того, что жизненный уклад на Кавказе – эти лошади, горы, вино – гораздо более свойственны человеческой натуре и более важны для нее.  

После смерти Пушкина в 1837 году поэт Михаил Лермонтов написал стихотворение «На смерть поэта», вновь затронув некоторые темы, поднятые Пушкиным. Это вызвало ярость царя Николая I, который отправил поэта на военную службу на Кавказ. И вновь это принесло славу: спустя три года Лермонтов напечатал свой величайший роман «Герой нашего времени» и моментально стал знаменитым писателем. В 1841 году его, как и его кумира Пушкина, втянули в скандал, вызвали на дуэль и убили. 

В «Герое нашего времени» - повести об офицере-романтике, великолепно описаны кавказские пейзажи и живущие там люди. (Хотя в описании местных жителей Лермонтов не смог уйти от стереотипов и изобразил кавказцев грубыми и развратными пройдохами. Как сказал один из героев повести: «Ведь этакий народ! и хлеба по-русски назвать не умеет, а выучил: Офицер, дай на водку!»). Но настоящим героем романа является этот край – манящий, враждебный и всегда таящий в себе смертельную опасность.   

О жутком переходе через горный перевал Лермонтов пишет: «Направо и налево чернели мрачные, таинственные пропасти, и туманы, клубясь и извиваясь, как змеи… Тихо было все на небе и на земле, как в сердце человека в минуту утренней молитвы». Перечитывая книгу сегодня, я, как ни странно, вспомнил о фильме «Апокалипсис сегодня» и о поездках, которые одинаково полны опасностей – что с молитвой, что без нее. 

Утренняя молитва здесь служит олицетворением ислама, и поэтому упоминание ее в повествовании о Кавказе является не столько элементом культуры, сколько неким клише или метафорой, этаким элементом местного колорита, служащим в качестве средства для описания персонажей. Толстой, который в середине 19 века поехал на Кавказ по собственной воле и служил там солдатом вместе с казаками, пытаясь покончить с разгульной жизнью, угомониться и повзрослеть, писал в своей повести «Хаджи-Мурат», что главный герой обладал «восточным мусульманским достоинством». В таких повестях, как «Кавказский пленник», он описывает мусульманские обычаи и обряды в журналистской манере, как нечто диковинное, что могло бы вызвать интерес читателей в Москве и Петербурге.

Но если не учитывать те приемы, которые Толстой использовал для упрощения своих повествований, он понимал все тяготы, обрушившиеся на чеченцев и их братьев-горцев, лучше тех поэтов, которые писали о Кавказе до него. И действительно, как писала New York Times в 2009 году, Толстой, по-видимому, самый почитаемый писатель в Чечне, где есть посвященный ему музей (открытый при поддержке близких к Кремлю властей и желающих примирения). Как сказал газете Times праправнук Толстого, «чеченский народ считает, что Толстой правдивее всех описал происходившие тогда события и характер горцев, их стремление к независимости, свободе, а также их религиозные, этнические и прочие особенности… Толстой, несмотря на то, что он был аристократом, русским графом, был очень демократичным и открытым. У него были друзья среди чеченцев». Разумеется, это в значительной степени объясняется умением Толстого понять и даже поддерживать враждебность чеченцев по отношению к «этим русским собакам» - чувство, которое невозможно унять никаким деньгами. 

Странно, но когда страной правил грузин Сталин, жестокое отношение к кавказцам возродилось и проявлялось в самой неистовой форме. В 1944 году он запросто выселил около полумиллиона представителей кавказских народов с тех мест, где они жили веками, и отправил их на восток. Об этой массовой депортации мало кто помнит лишь потому, что в то время творились и другие чудовищные злодеяния. 

Тогда удивительно, что именно в те жестокие времена были созданы самые точные и тонкие произведения на кавказскую тему. Почти через 10 лет после смерти Сталина были опубликованы (а недавно переизданы в издательстве New York Review Classics) «Армянские заметки» Василия Гроссмана – писателя, который при жизни Сталина много пережил и вскоре сам умер от рака. «Армянские заметки» - произведение небольшое, но это лишь потому, что самый выдающийся роман Гроссмана «Жизнь и судьба» стал в 20 веке по значимости равным «Войне и миру».

И действительно, во многом подобно Толстому Гроссман воспринимает Кавказ не просто как игрушку в руках сильных мира сего. Гроссман не может удержаться от изумления природными красотами и пишет: «Вся Армения залита светом». И хотя межнациональные нормы вежливости в советскую эпоху держались на жестких принципах руководства, автор ощущает то гостеприимство, которого не было в рассказах об этих краях, написанных его предшественниками: «Что же еще мне нужно? На улице мне улыбаются... Со мной делятся,  рассказывают о горе, о жизни... Значит, совершилось: я здесь человек среди людей».   

Такое упрощенное восхваление армян как раз соответствовало пропагандистским целям Кремля, которые разрешали свободно восхвалять регион, особенно пострадавший в советскую эпоху. Возможно, самой печальной особенностью литературных произведений о Кавказе стало то, что среди их авторов почти нет ни одно выходца с самого Кавказа. 

Распад Советского Союза дал повод для шумихи о том, что семья Царнаевых, по-видимому, уехала в США в надежде на более спокойную жизнь. История братьев Царнаевых, если они на самом деле причастны к взрывам в Бостоне, совсем не вписывается в рамки одного кавказского региона. Но зато она прекрасно соответствует тем произведениям о кровавых расправах, бурных страстях и трагических развязках, которые русские пишут уже лет 200.    

 

Александр Назарян – член редколлегии New York Daily News, где он редактирует раздел книжного обозрения