«Антикоррупционный ураган» в России и разводы среди чиновников

18 апреля РИА Новости процитировали слова заместителя председателя думской комиссии по этике Андрея Андреева, сказавшего, что не исключены случаи фиктивных разводов для сокрытия доходов.

Согласно принятому в 2013 году закону о подаче деклараций о доходах, президент, администрация президента, премьер-министр и кабинет министров обязаны к 1 апреля предоставить данные о доходах, расходах и имуществе своих семей; остальным госслужащим нужно сделать это до 30 апреля. В декларацию должны входить сведения о доходах и расходах как самого чиновника, так и его супруга или супруги и их несовершеннолетних детей. Однако за два месяца до подачи сведений о доходах не менее тридцати депутатов Госдумы поспешили развестись со своими супругами, и это не считая крупного политика, лидера ЛДПР Владимира Жириновского, отказавшегося указывать в декларации имущество супруги и ее доходы за прошлый год, объясняя это тем, что они «состоят в церковном браке».

Совершенно очевидно, что ни думская комиссия по этике, ни поднявшие этот «антикоррупционный ураган» Путин и Медведев ничего не могут поделать с подобным фарсом, не отступающим, впрочем, от правил игры: он застал их полностью врасплох. Андреев даже не был готов открыто заявить, что вся эта череда расторжений браков – лишь способ уйти от закона; ему оставалось лишь выразить надежду, что такая ситуация «вряд ли характерна для большинства случаев разводов».

Люди всегда возлагали большие надежды на инициативу Путина по борьбе с коррупцией, надеясь, что «антикоррупционный ураган» позволит положить конец буйству коррупции в российской политике. Существовала надежда, что если заставить госслужащих раскрыть данные о своих доходах и имуществе, то Россия сделает еще один шаг к честному и неподкупному правительству. Однако вся эта темная история с разводами доказывает, что не так-то просто заставить депутатов по своей воле наложить на себя ограничения, предполагаемые декларацией доходов и расходов: обнаружив в законе хоть малейшую лазейку, многие из них тут же всеми правдами и неправдами попытаются уйти от закона.

Конечно, некоторые люди могут сказать, что поскольку Россия все еще находится на переходном этапе своего развития, и правила и нормы ее политической жизни до конца еще не сформированы, то подобные происшествия неизбежны. Однако в действительно все не так просто. Даже в развитой Франции с ее давно сложившейся политической системой проявилась абсолютно аналогичная тенденция.

Список стран, затеявших в последнее время маштабные антикоррупционные кампании, вовсе не ограничивается одной Россией. Бывший министр бюджета Франции Жером Каюзак в течение долгого времени являлся владельцем тайного счета в швейцарском банке, деньги с которого были потом переведены в третью страну. Более того, когда ему пришлось давать показания по этому вопросу, он в открытую врал перед всем Национальным собранием. Лишь после появления неопровержимых доказательств его вины Каюзак сознался и покинул свой пост. Эта история вызвала широкий резонанс во французском обществе, и чтобы избежать повторения подобных случаев, в тот же самый день, когда Каюзак признал свою вину, премьер-министр Франции Жан-Марк Эро обратился к членам правительства с требованием до 5 апреля опубликовать данные о своем имуществе (позднее срок был продлен до 15 апреля). 10 апреля президент Олланд представил план «морализации» политической жизни, основной темой которого стала как раз обязательная декларация имущества для всех народных избранников; также были четко расписаны все детали и объем тех сведений, которые необходимо предоставить.

Однако подобная широкая антикоррупционная кампания была с самого начала принята в штыки как многими членами оппозиционных партий, так и немалым числом представителей правящей партии. Даже в составе правительства есть министры, которые крайне неохотно, через силу предоставляли нужные документы, ссылаясь на то, что подобного рода данные о себе и членах своей семьи – информация частного характера. Жан-Франсуа Копе, являющийся лидером наиболее крупной оппозиционной партии, Союза за народное движение, выступил против оглашения сведений о частной собственности, заявив, что «абсолютная прозрачность – детище чистого тоталитаризма». Не согласен с подобной политикой и бывший премьер-министр Франции Франсуа Фийон: несмотря на то, что он по своей воле задекларировал все доходы, бывший премьер также отметил, что этот закон «создает на французской политической арене атмосферу подозрений и зависти».

Находясь под давлением закона, все 37 членов правительства заблаговременно опубликовали сведения о своем имуществе. Однако из-за того, что закон был прописан недостаточно строго, «прозрачность» оказалась неполной. Изначально вся суть подобной инициативы заключалась в том, что каждому чиновнику следовало предоставить налоговые документы, обладающие большой степенью авторитетности и наглядно показывающие реальное положение дел; премьер Эро тоже не раз говорил о том, что будет продвигать идеи «налоговой прозрачности». В итоге же начались разговоры о том, что «чрезмерная прозрачность является вторжением в личное пространство», всю кампанию чуть было даже не обвинили в «несоответствии нормам конституции», и в конце концов декларация имущества превратилась в своего рода проверку на честность, где каждый чиновник получил возможность предоставить эти данные в той мере, в которой ему самому хотелось. Во Франции не произошло массового переписывания имущества на супруг, чего опасались некоторые люди, однако, глядя на декларации многих министров, люди не знали, плакать им или смеяться. Министр восстановления промышленности Арно Монтебур состроил из себя «голого чиновника»: в его декларации указано всего 55 квадратных метра недвижимости, из которых ему принадлежит только 40%; всем другим движимым и недвижимым имуществом он владеет вместе с мамой. На счету в банке – меньше тысячи евро, подержанный автомобиль, обошедшийся ему всего в 4270 евро, да еще и кредит на 200 тысяч. Не отстала от него и глава партии «зеленых» Сесиль Дюфло: согласно поданным ею документам, она живет очень бедно, не имея практически никакого имущества. Даже машина у нее – Рено 1999 года выпуска, оцененная всего в 1500 евро.

У каждого человека есть свои личные интересы; когда дело касается собственности, никто не хочет полной открытости и прозрачности. Всем хочется, оставаясь в рамках закона, по мере возможности пользоваться лазейками в нем, чтобы оставаться хоть на немного в выигрыше – все это в природе вещей. И так будет в любом обществе и в любой стране. Даже в Америке, в стране с довольно-таки развитым законодательством, в которой, к тому же, чиновники предоставляют данные о своем имуществе уже сравнительно давно, подобные истории – не редкость. Вспомним хотя бы случай в 1989 году, когда в результате скандала был вынужден уйти в отставку спикер палаты представителей Джеймс Райт: тогда было зарегистрировано более 69 нарушений законов о прозрачности.

Если взять в качестве примера Францию, то там как раз надзор со стороны общественности позволил обнаружить тайные счета Каюзака, которые ему удавалось прятать от публики на протяжении 20 лет. И именно давление со стороны народа и авторитет закона заставили министра и других политических заправил, вовсе не желающих подобных перемен, принять идеи «политической прозрачности» - пусть чиновники и сделали все, чтобы  эти идеи дискредитировать. О чем нам это говорит? У нас есть лишь один способ сделать так, чтобы борьба с коррупцией из пустых слов превратилась в действенные меры, а пользующиеся лазейками чиновники оставили все эти игры и аферы вроде фиктивных браков. И этот способ – использование механизмов, предоставляемых нам демократией: с помощью бдительной общественности следует непрестанно находить дыры в старых законах, а затем, опираясь на установленный законом демократический порядок, перекрывать эти лазейки одну за другой и, таким образом, увеличивать расходы и издержки нечистых на руку чиновников. В таком случае они больше уже не решатся дать волю своим страстям и перестанут нарушать закон.