Церковь Святой Троицы, расположенная в лондонском районе Бромптон и известная почти во всем мире как сокращение HTB (Holy Trinity Brompton), является местом рождения христианских «Альфа-курсов» (Alpha Course), однако 80 лет назад она стала также средоточием другого всемирного движения. Это была кампания под руководством викария Альфреда Гофа (Alfred Gough), направленная против преследования сотен тысяч религиозных верующих и крестьян в советских трудовых лагерях, или - в ГУЛАГах. Это был мощный протест против советского коммунизма, к которому присоединились миллионы людей, это был протест против позиции обструкционизма и отрицания со стороны британского лейбористского правительства того времени. Члены правительства, восторженно относившиеся к новому режиму в России, отказались присоединиться к международному осуждению советских преступлений против человечности, а также не согласились остановить импорт в Британию на сотни миллионов фунтов леса, поваленного узниками ГУЛАГа.
Лейбористы победили на всеобщих выборах в 1929 году и сразу же приступили к восстановлению дипломатических отношений с Советским Союзом, которые были прерваны консерваторами в результате шпионского скандала, разразившегося двумя годами ранее.
Лейбористская партия приветствовала российскую революцию в октябре 1917 года. Она видела в советских коммунистах своих двоюродных братьев, строителей первого в мире социалистического государства, которых надо было поддерживать и которыми следовало восхищаться. Если у них и были расхождения, то они имели отношение к тем средствам, с помощью которых должна осуществляться социалистическая революция - с применением силы или по закону. Вместе с тем ни та, ни другая сторона не сомневались в ее необходимости. «Капитализм должен быть уничтожен, как он был уничтожен в России, - заявил в то время председатель Лейбористской партии Си Ти Крэмп (C.T. Cramp). - Те из нас, кто считает себя революционерами, намерены добиться этого». Глава шахтеров Э.Дж.Кук (A.J. Cook) с ним согласился: «Я горжусь Россией. Лейбористская партия и движение тред-юнионов собираются сделать то, что Россия уже совершила».
В декабре 1929 года, как раз во время обмена послами, Сталин начал новую жестокую кампанию против зажиточных фермеров (кулаков) и религиозных верующих. В течение следующих двух лет 1,8 миллиона человек были вынуждены оставить свои дома, и часто на сборы им давалось всего несколько часов.
30 тысяч из них были сразу расстреляны. Оставшихся погрузили в вагоны для перевозки скота и направили в Сибирь или на крайний сервер для участия в работе по заготовке предназначенного на экспорт леса. Британия в то время получила этого сырья более чем на 300 миллионов фунтов (в сегодняшних ценах). Этот поток людей «не имел ничего сравнимого с собой во всей истории России, - подчеркивал Александр Солженицын, говоря о произведенной депортации. - Это было насильственное народное переселение, этническая катастрофа».
Изолированные друг от друга лесные регионы не были подготовлены для того, чтобы принять такое количество ссыльных. Условия на лесоповалах были ужасными: удобства были скудными, многие были вынуждены сами обеспечивать себя жилищем, иногда обустраивать его прямо в снегу. Из-за низких температур и плохой одежды широкое распространение получили обморожения и гангрены (без ампутации это заболевание приводило к смерти). Плохое питание, болезни и суровые условия делали свое дело. По меньшей мере 20 тысяч детей умерли в первый год.
В Британии большое количество энтузиастов из Лейбористской партии приветствовали эти меры, считая их жесткими, однако необходимыми для построения нового социалистического государства. И они прощали возникавшие страдания людей, или игнорировали их. Комментарий одного из самых влиятельных социалистических журналистов того времени Брейлсфорда (H.N. Brailsford) был типичным: «Поспешность и жестокость являются крайностями великого качества… Мы можем позволить себе быть терпимыми, если люди, работающие в таком ритме и подстегиваемые возвышенными социальными амбициями, выражают себя грубо».
Хотя вагоны для перевозки скота начали направляться на север с февраля 1930 года, почти ничего не было известно о судьбе кулаков до лета, когда растаял лед и прибыли иностранные корабли для погрузки леса. Именно тяжелая участь верующих привлекла вначале внимание многих в Британии.
Церкви, синагоги и мечети в России разрушались. Священников расстреливали по малейшему поводу. Там, где церкви не были разрушены, проведение любых церковных служб и религиозных ритуалов внутри здания запрещалось. Тысячи верующих - христиане, мусульмане, иудеи и даже шаманы - были направлены в лагеря.
Ежедневная газета Morning Post в декабре 1929 года начала кампанию, направленную на то, чтобы привлечь внимание к тяжелому положению этих людей и пригласила возглавить ее викария церкви Святой Троицы и пребендария Альфреда Гофа. Будучи умелым проповедником с твердыми политическими взглядами, Гоф смог за четыре года увеличить приход одной расположенной на севере Лондона церкви с 150 до 500 человек. После этого епископ Лондонский попросил его возглавить практически обезлюдевший приход церкви Святой Троицы. К 1929 году эта церковь стала столь популярной, что утром в воскресенье выстраивались очереди из желающих присутствовать на службе.
Когда газета Morning Post обратилась к нему с просьбой возглавить новую кампанию, Гоф заявил, что он примет это предложение только в том случае, если сможет превратить преимущественно политическую кампанию «в инициативу с явно выраженным религиозным характером». Редакторы газеты согласились, и так родилось Христианское движение протеста (Christian Protest Movement).
19 декабря оно провело свое первое массовое собрание в здании Альберт-холла. При поддержке оппозиционных политиков, англиканских епископов, римских католиков, Свободной церкви, иудейских лидеров, а также одного мусульманского имама эта кампания быстро распространилась по всей стране. К марту 1930 года Гоф уже выступал на 14 собраниях в месяц. В течение следующих трех лет было проведено 600 митингов по всей стране в заполненных до предела концертных залах и церквях.
Архиепископ Кентерберийский Космо Лэнг (Cosmo Lang), снабженный секретными данными от организации Кофа, быстро пришел к убеждению относительно жестокости преследований, однако он сомневался в наличие у правительства желания выступить с протестом по этому поводу. В частном письме к министру иностранных дел Артуру Хендерсону (Arthur Henderson) он призвал правительство выразить Советам протест и предупредил, что, если этого не случится, церковь молчать не будет.
Его сомнения были вполне обоснованы. За закрытыми дверями на Даунинг-стрит воздержались от принятия подобного решения, указывая на то, что «правительство Его Величества не может вмешиваться во внутренние дела иностранного государства». Однако для общественного потребления позднее в этот же день Хендерсон выступил в совершенно ином духе и заверил Палату общин в том, что «по мере возможности и в соответствии с интересами всех участников», правительство «использует все свое влияние для поддержки дела религиозной свободы и права на исповедание религии».
Затем Лэнг призвал к проведению 16 марта 1930 года национального дня молитвы от имени тех, кто подвергается преследованиям в Советском Союзе. Не имея возможности воспрепятствовать этому, кабинет министров смог только запретить принимать в нем участие военным капелланам, и это решение спровоцировало самый значительный кризис в отношениях между церковью и государством в период между двумя войнами.
Главный англиканский капеллан, подчинявшийся как архиепископу, так и Министерству обороны, отказался издавать этот приказ до тех пор, пока он не был переписан и пока не стало ясно, что его автором было правительство, а не он сам. Все три партийных лидера вынуждены были собраться на Даунинг-стрит для того, чтобы разрешить возникший кризис.
Когда Лэнг в Палате лордов выступил с обвинением в адрес правительства относительно этой непродуманной акции, премьер-министр Рамзи Макдональд (Ramsay MacDonald) был вне себя. В частном письме он обвинил Лэнга в том, что он вмешивается в британскую внешнюю политику и что он является объектом манипуляции со стороны оппозиции. Архиепископ в ответ просто сказал, что ему не пришло в голову проконсультироваться с премьер-министром перед тем, как призвать свою Церковь к молитве.
Кампания Гофа изменила позицию тысяч людей внутри страны, а также за границей относительно происходивших в России ужасных событий. Этот день молитвы был крупнейшей в истории акцией протеста против советского коммунизма. К ней присоединились не только англиканские епархии по всей империи, от Америки до Австралии и Южной Африки, но и представители многих других конфессий.
Три тысячи римских католиков заполнили свои соборы в Нью-Йорке. Египетские копты молились в Каире, и то же самое делали сербские православные в Белграде. В Париже иммигрировавшие российские епископы молились вместе с иудеями и протестантами.
Спустя три дня в Риме 50 тысяч человек присутствовали на специальной папской мессе в память о жертвах советского коммунизма - Гоф накануне обратился к кардиналу архиепископу Вестминстерскому для обеспечения поддержки своей кампании со стороны Ватикана. Для британских дипломатов были заготовлены места, но они не пришли.
Сторонники Советов предприняли ответные действия. Агитаторы мешали проводить запланированные мероприятия и церковные службы. В Палате общин члены Лейбористской партии выступили со встречными обвинениями, а также с опровержениями. Джордж Бернард Шоу присоединился к 11 ведущим социалистам и поставил свою подпись под письмом в адрес газеты Manchester Guardian, а истории о религиозных преследованиях были названы «злостными измышлениями», продиктованными «классовой враждебностью».
Игнорируя протесты и добившись небольших уступок с советской стороны, правительству удалось сдержать этот вопрос. Однако летом первые британские суда с лесом стали возвращаться из России, и рассказы очевидцев свидетельствовали о том, что происходят события в масштабах, беспрецедентных для предшествующей холокосту эпохи.
В течение следующих нескольких месяцев британские дипломаты подтвердили, что северо-запад России практически превратился в огромный тюремный лагерь. Члены кабинета знали о том, что происходит в России, и, обеспокоенные количеством сбежавших и прибывавших в Британию на британских кораблях заключенных, они признали в частном порядке, что эти российские «безбилетники», по всей вероятности, будут расстреляны в случае их возвращения домой, и поэтому им было разрешено остаться. Но публично подобные истории отрицались, а их значение принижалось.
Это дело в конечном итоге получило огласку в январе 1931 года, когда статьи о сбежавших заключенных стали появляться в печати. Члены Палаты общин от Лейбористской партии настаивали на том, что речь идет о сфабрикованных материалах. Макдональд заявил, что имеющихся свидетельств недостаточно для того, чтобы прервать торговлю. Выступая в Палате общин, министр иностранных дел отказался ужесточить существовавший закон, запрещавший импорт товаров из тех стран, где использовался труд заключенных, и при этом было заявлено, что ГУЛАГи нельзя классифицировать как «тюрьмы». Предложение оппозиции относительно помощи в разработке новой редакции этого закона было проигнорировано.
На фоне усиливавшихся призывов к проведению публичного расследования состоялось заседание кабинета для обсуждения возможных действий. Было признано, что «существует мало сомнений относительно того, что расследование сможет доказать использование в России на лесозаготовках принудительного труда», и поэтому его проведение было заблокировано. В качестве оправдания было заявлено, что запрет на ввоз российского леса может также повлиять на торговлю империи с другими странами, однако эти аргументы были отвергнуты государственными чиновниками.
Протестующие смогли добиться проведения 25 мая 1931 года всего одних дебатов по этому вопросу в Палате общин. Джордж Стросс (George Strauss), будущий лейбористский министр труда и основатель влиятельной газеты левого толка Tribune, отверг призывы гуманитарного характеры как попытки в скрытой форме поддержать атаки на Советский Союз, «выдвинутые на политических основаниях и с политическими мотивами». Вместе с тем, настаивал он, «те условия, в которых содержатся заключенные в России, значительно более благоприятные, чем в наших английских тюрьмах».
Председатель торговой палаты Уильям Грэм (William Graham) выступил от имени правительства. Вопреки своим рекомендациям, изложенным в докладных записках, он настаивал на том, что «не существует вообще никаких данных», которые бы подтверждали «экстравагантные» требования консерваторов, а в заключение он сделал одно из самых прискорбных заявлений, прозвучавших в Палате общин: Советы проводят масштабный и удивительный эксперимент, и мы всегда говорили о том, что они имеют право проводить этот эксперимент по собственным правилам без вмешательства извне… Поэтому пусть продолжается эксперимент. Давайте окажем любое содействие, на которое мы способны».
Перед лицом бездействия правительства Общество борьбы с рабством (Anti-Slavery Society) провело свое собственное расследование, которое подтвердило масштабное использование рабского труда и жестокого обращения с заключенными на лесоповалах в северных лагерях. Однако в обзоре, опубликованном в журнале New Statesman, бывший министр труда, а также пионер Фабианского общества Сидни Оливье (Sidney Olivier) активно поддержал Советы: «Авторы» сообщают, что, по их мнению, ограничения, наложенные на кулаков в лагерях, носят жестокий характер, и их положения после высылки является особенно тяжелым».
«Советское правительство и добивается того, чтобы они были суровыми, оно намерено наказать их за то, что они вели аморальный образ жизни мелкого фермера или посредника по торговле сельскохозяйственными продуктами. Они также сообщают о том, что условия труда для политических заключенных по этим же причинам являются негуманными и жестокими… Советское правительство хочет того, чтобы условия заключения воспринимались как сдерживающий фактор».
В связи с отсутствием большинства в Палате лордов правительство не смогло предотвратить проведение дебатов, и в феврале 1931 года епископ Даремский Херберт Хенсли Хенсон (Herbert Hensley Henson) призвал потребовать от правительства «сделать что-нибудь для того, чтобы отделить нас как нацию и как империю от отвратительных событий, происходящих в России».
Он также сказал, что ему стыдно за проявленное правительством «грубое безразличие» к этому «рабству». Он говорил о «моральном позоре вследствие нашего безразличия к этим ужасам, а также из-за возможности быть в любой степени причастным к попыткам правительства страны предложить апологию этих действий».
Если правительство откажется ответить, предупредил он, то наступит «возмездие». Его слова оказались пророческими. В тот же день, когда Палата общин заблокировала финальную попытку представителей Палаты лордов исправить закон с целью остановки импорта леса, началась гонка за золотом. Правительство ушло в отставку, а на выборах лейбористы потерпели самое крупное поражение в истории Британии.
В октябре российские северные порты вновь замерзли. Дальнейшее сокрытие фактов со стороны Советов и масштабный перевод заключенных на строительство Беломорского канала сделали свидетельства о нарушениях еще более зыбкими. Удачный момент был потерян. К этому времени 240 тысяч кулаков были уничтожены. Для них эти протесты уже не имели значения.
Но Гоф вел свою кампанию до самого конца, и он выступал на сцене в конце июня 1931 года, когда у него случился сердечный приступ. Он умер спустя несколько дней. Его оплакивали многие, а один из витражей в церкви Святой Троицы в Бромптоне коллеги по проведенной кампании посвятили его памяти.