Теракт в Бостоне по вполне понятным причинам вызвал огромное множество комментариев. И эти комментарии были как очень качественными - в особенности, репортажи Boston Globe о проводимом расследовании, так и откровенно эксцентричными - в частности, весьма сомнительное психопатическое упорство популярного консервативного обозревателя Марка Штейна (Mark Steyn), с каким он настаивал на существовании связи между терактом Тамерлана и Джохара Царнаевых и судом над детоубийцей доктором Кермитом Госнеллом (Kermit Gosnell). По мнению Штейна, чья колонка выходит в десятках различных печатных изданий, братья Царнаевы и Госнелл в некотором смысле связаны с демографическим упадком и иммиграцией, хотя во время чтения его статьи создается сильное впечатление, что в момент ее написания Штейн находился под действием высокой дозы психотропных препаратов («все в этом мире взаимосвязано, ребята!»)
Но несмотря на то, что мы уже услышали бесконечное число сообщений о неблагополучной семье Царнаевых с их, очевидно, бесконечными ссорами между бесконечным множеством дядей, теть и двоюродных братьев, одной из сторон этой истории, которая не получила достаточного освещения в прессе, является история жены Тамерлана Царнаева Кэтрин (в журналистских репортажах ее попеременно называют либо Царнаевой, либо Рассел без каких-либо очевидных причин). Возможно, в следующие несколько дней мы узнаем о Кэтрин намного больше, поскольку ее уже допросили, а ФБР взяло у нее образцы для анализа ДНК после того, как следователи обнаружили следы женского отпечатка пальца и ДНК на осколках бомбы, взорванной во время марафона, однако лично меня интересует вовсе не ее вина или невиновность. Учитывая то, что мы о ней знаем, можно предположить, что женщина, настолько недалекая и внушаемая, как она, вполне могла и не знать, что намеревался сделать ее муж. Меня больше всего интересует, что именно история ее жизни может рассказать о том, насколько серьезно упадок затронул американский средний класс и как он, подобно раковой опухоли, метастазировал в новые области.
Кэтрин Рассел выросла в Норт-Кингстаун, штат Род-Айленд, в почти комично прелестном пригороде Провиденса. У меня со времен колледжа осталась хорошая подруга, которая росла в соседнем городке и училась в одной с Рассел школе, и когда ее спрашивали о том месте, откуда она родом, она всегда описывала его следующим образом: «Это то место, где вы можете снимать фильм о «нормальном» американском пригороде». И в самом деле, семья Расселов – врач скорой помощи с дипломом Йеля, медсестра и три девочки, может показаться классической семьей, которая вполне подходит для съемок в главных ролях подобного фильма – точное воплощение «верхушки среднего класса». Даже имена родителей – Уоррен и Джудит – являются ярким примером нормальности.
Первое подозрение, что с Кэтрин что-то не так, первая деталь, натолкнувшая меня на мысль о ее настоящей истории, касалась того момента, когда ей нужно было поступать в колледж. Будучи прилежной ученицей хорошей пригородной школы и имея чрезвычайно образованных родителей, в худшем случае она должна была поступить в государственный университет с более или менее приличным конкурсом – к примеру, в университет Пенсильвании или в подобные ему. Школьная система Кингстауна обычно отправляет своих студентов в старейшие колледжи Новой Англии, и в таких местах любой представитель верхней трети среднего класса (коей была Кэтрин), как правило, становится студентом респектабельного университета.
Между тем Кэтрин поступила в университет Саффолка в Бостоне, который имеет вполне приличную юридическую школу, но который в рейтингах стоит ниже большинства второсортных периферийных кампусов государственных университетов (университет Саффолка занял 61 место среди «региональных университетов» северо-востока, что позволяет вам наглядно представить, сколько вузов считаются более престижными, чем этот). То, что дочь хорошо образованного, состоятельного и успешного доктора может оказаться в месте, подобном Саффолку, само по себе уже является драматическим примером нисходящей мобильности, однако это было только началом истории.
В университете Саффолка она, в конце концов, познакомилась с Тамерланом Царнаевым. С этого момента события начинают развиваться стремительно, и вскоре она бросает университет, принимает ислам и беременеет. Возможно, это прозвучит странно, но лично меня больше всего удивляет то, что она бросила учебу. Даже в таких «элитных» местах как Гарвард, насколько мне известно, были люди, которые женились и выходили замуж, которых посещали религиозные озарения (хотя они и были христианского толка, но от этого они не становились менее серьезными и преобразующими), и даже несколько девушек, которые забеременели. Но для выходца из семьи, принадлежащей верхушке среднего класса, уход из колледжа является практически уголовным преступлением. В той прослойке американского общества, в которой росла Кэтрин Рассел, диплом колледжа – это обязательное условие респектабельности. И неважно, какого именно колледжа – хотя более престижные названия, естественно, предпочтительнее менее престижных, но отсутствие такого диплома просто неприемлемо.
И, разумеется, после ее ухода из колледжа падение Кэтрин продолжилось. Живя с мужем в Кембридже, она была вынуждена получать два символа городской жизни низшего класса – социальное пособие и продуктовые талоны. И, согласно множеству публичных заявлений ее адвоката (который, стоит отметить, возможно, сам придумал эту историю, чтобы его клиентка вызывала больше сочувствия), она работала по 80 часов в неделю медсестрой-сиделкой. Честно говоря, я плохо себе представляю статус медсестер-сиделок в России - я даже сомневаюсь, что такая профессия вообще здесь существует – но в Америке, несмотря на медицинское название, медсестры-сиделки представляют собой одну из самых низкостатусных профессий. Согласно данным правительства США, даже вахтеры имеют более высокий средний заработок, чем сиделки. Для дочери дипломированного врача и выпускника Йеля такое падение до сиделки кажется до странности поэтичным, поскольку оно представляет собой полное крушение статуса внутри одной сферы деятельности, произошедшее всего за одно поколение.
И самое простое объяснение странной и печальной истории, которую я только что рассказал – разрыв с родителями – кажется мне неубедительным: множество источников в прессе в один голос сообщали, что она регулярно навещала родителей и была с ними в хороших отношениях. На самом деле последние несколько недель она провела в их доме. Полагаю, это правда, что все несчастные семьи несчастны по-своему, но я искренне убежден, что жизнь Кэтрин Рассел, хотя и в преувеличенном ее варианте, отражает нисходящую мобильность, которая уже успела прочно закрепиться в кругах представителей высших слоев общества. Механизмы, помогающие людям подниматься и удерживаться в положении комфорта, уже практически полностью разрушены, а от системы социальной защиты остались только бесполезные лохмотья. Хотя в истории Кэтрин Рассел, несомненно, есть свои очевидные особенности – не часто можно встретить молодых американок с чеченским мужем и обращенных в ислам – я все равно считаю, что это чрезвычайно короткий путь от зеленых улиц Кингстауна до очереди за социальным пособием.
