За последние 30 лет я принял участие в 33 марафонах. Я бегал марафоны в различных странах по всему миру, но когда меня спрашивают, какой из них мне понравился больше всего, я не колеблясь отвечаю: Бостонский марафон, который я бегал шесть раз. Что же такого удивительного в Бостонском марафоне? Все просто: это старейшее соревнование подобного рода, его маршрут живописен и – что особенно важно – все в этом марафоне естественно и свободно. Бостонский марафон организован по принципу не сверху вниз, а снизу вверх: жители Бостона сами последовательно и тщательно его создавали на протяжении довольно длительного периода времени. И каждый раз, когда я участвую в этом марафоне, люди, создававшие его на протяжении многих лет, открыто демонстрируют свои чувства, чтобы все могли их увидеть, а меня обволакивает теплый свет, чувство, что я вернулся в то место, по которому так сильно скучал. Это волшебно. Другие марафоны тоже по-своему удивительны – Нью-Йоркский марафон, марафон в Гонолулу, Афинский марафон. Однако Бостонский марафон (да простят меня организаторы других соревнований) уникален.
Самой замечательной чертой марафонов в целом является отсутствие духа соперничества. Разумеется, для бегунов мирового класса эти мероприятия могут стать поводом для ожесточенного противостояния. Но для бегунов, подобных мне (и, полагаю, то же самое можно сказать о большинстве участников марафонов), для обычных бегунов, которые не показывают никаких сколько-нибудь значимых результатов, марафон никогда не носит соревновательный характер. Вы участвуете в этом мероприятии, чтобы получить удовольствие от забега на расстояние в 40 километров, и вы действительно поначалу получаете от бега удовольствие. Затем вы начинаете чувствовать боль, потом эта боль становится гораздо сильнее, а в конце вы уже начинаете получать удовольствие от боли. И частью этого удовольствия становится возможность разделить этот процесс с бегунами, которые вас окружают. Попробуйте пробежать 40 километров в одиночестве, и вы получите три, четыре или даже пять часов невыносимой пытки. Прежде я уже пробовал сделать это и теперь надеюсь, что мне никогда больше не придется повторить этот свой опыт. Но забег на такую дистанцию бок о бок с другими бегунами становится гораздо менее изнурительным. Разумеется, физически это очень тяжело – а как иначе? – но во время забега вы испытываете чувство солидарности и единства, которое влечет вас к финишной прямой. Если марафон – это борьба, то это борьба с самим собой.
Во время Бостонского марафона, когда вы поворачиваете с Хирфорд-Стрит на Бойлстон-Стрит и видите в конце прямой, широкой улицы растяжку на площади Копли, воодушевление и облегчение, которые вы ощущаете, невозможно описать словами. Несомненно, вы пробежали эту дистанцию сами, но в то же самое время именно окружающие вас люди заставляли вас двигаться вперед. Волонтеры, которые взяли выходной, чтобы помочь в организации марафона, люди, стоящие по бокам дороги и подбадривающие вас, бегуны впереди и позади вас. Без их поддержки и ободрения вы бы не смогли добежать до финиша. И когда вы уже вышли на финишную прямую по улице Бойлстон, ваше сердце начинают переполнять самые разные эмоции. Напряжение искажает ваше лицо, но вы все равно улыбаетесь.
* * *
Я три года прожил на окраине Бостона. В течение двух лет я был приглашенным ученым в университете Тафтса, а затем, после короткого перерыва, я год проработал в Гарварде. В то время я каждое утро бегал по набережной реки Чарльз. Я хорошо понимаю, насколько важен Бостонский марафон для жителей этого города и как они им гордятся. Многие мои друзья регулярно принимают в нем участие и помогают в его организации в качестве волонтеров. Поэтому, даже находясь вдали от Бостона, я могу себе представить, какое опустошение и разочарование чувствуют жители города в связи с произошедшей во время марафона трагедией. На месте взрывов многие люди получили физические ранения, но в душе жителей города были оставлены гораздо более глубокие раны. Нечто, что должно было оставаться чистым и нетронутым, было запятнано, и меня – как гражданина мира, который называет себя бегуном – это тоже глубоко ранило.
Такое сочетание печали, разочарования, гнева и отчаяния очень трудно заглушить. Я понял это, когда занимался подготовкой материалов для моей книги «Подземка», посвященной газовой атаке в токийском метро 1995 года, и брал интервью у выживших в том теракте и у членов семей погибших. Пережить такую трагедию и вернуться к «нормальной» жизни вполне возможно. Но раны, оставленые на душе, все равно будут медленно кровоточить. Со временем часть боли уходит, но одновременно с этим в вас поселяется новая боль. Вам необходимо с ней разобраться, каким-то образом организовать ее, понять и принять ее. Вы должны выстроить новую жизнь на вершине боли.
* * *
Несомненно, самым известным участком Бостонского марафона является Хартбрейк-Хилл, один из подъемов длинной в шесть километров ближе к концу дистанции. Именно на Хартбрейк-Хилл бегуны чувствуют особое изнеможение. За 117-летнюю историю существования марафона об этом его участке было сложено немало самых разных легенд. Однако, когда вы бежите по нему, вы понимаете, что это место вовсе не так жестоко и беспощадно, как люди о нем говорят. Большинство бегунов проходят этот участок марафона с гораздо большей легкостью, чем они того ожидали. «Эй, - говорят они себе, - все не так уж и плохо». Подготовьтесь в уме к длинному подъему, который ожидает вас в самом конце дистанции, приберегите достаточное количество сил, чтобы его пробежать, и вы обязательно его преодолеете.
Настоящие мучения начинаются, когда вы уже преодолели Хартбрейк-Хилл, спустились с холма и выбежали на ровный участок дистанции – на городские улицы. Самые тяжелые участки уже позади, и вы уже бежите прямиком по направлению к финишной прямой, но тут ваше тело неожиданно начинает жестоко сопротивляться. Мышцы сводит судорогой, ноги наливаются свинцом. Лично я испытывал именно такие чувства каждый раз, когда бежал Бостонский марафон.
То же самое происходит и со шрамами на душе. В каком-то смысле настоящая боль начинается только по прошествии некоторого времени, уже после того, как вы оправились от первоначального шока и ситуация начала налаживаться. Как только вы взобрались по крутому подъему и попали на ровный участок, вы начинаете чувствовать, как сильно вы устали. Вполне возможно, теракт в Бостоне оставил после себя именно такую долгоиграющую душевную боль.
Почему так случилось? Я не могу перестать спрашивать себя об этом. Почему радостное, мирное мероприятие, такое как марафон, должно было завершиться таким ужасным, кровавым образом? Несмотря на то, что личности террористов были установлены, ответ на этот вопрос до сих пор остается неясным. Их ненависть и безнравственность изуродовали наши умы и сердца. Даже если мы найдем ответ на этот вопрос, это вряд ли нам поможет.
Чтобы залечить такую рану, требуется время – время, в течение которого нам жизненно необходимо позитивно смотреть в будущее. Попытки спрятать свои раны или найти лекарство для них не смогут решить эту проблему. Месть не принесет облегчения. Мы должны помнить об этих ранах, никогда не пытаться отвлечься от боли и – честно, добросовестно и спокойно – собирать наши собственные истории. На это потребуется время, но время – это наш союзник.
Что касается меня, то именно в беге, в беге каждый день я тоскую по тем, кто лишился жизни и был ранен на Бойлстон-Стрит. Это единственное послание, которое лично я могу им отправить. Я знаю, что этого недостаточно, но я надеюсь, что мой голос будет услышан. Я также надеюсь, что Бостонский марафон вылечит свои раны и что эти 40 километров снова будут казаться людям живописными, естественными и свободными.
