Представительский совет черных ассоциаций Франции поднял немало шума в СМИ, когда сообщил о намерении подать в суд на банк Caisse des dépôts et consignations по причине того, что тот «извлекал прибыль из рабства». Этот скандал практически затмил собой празднования отмены рабства.
Такой и была изначальная цель? В любом случае, давайте рассмотрим глубинные причины, которые подталкивают потомков освобожденных еще 1848 году рабов к тому, что по сей день требовать финансовых компенсаций. Неужели боль столь остра 165 лет спустя? Пусть эта часть человеческой истории настолько болезненна, может быть, ей все же лучше остаться там, где она и должна быть, то есть в прошлом?
«Чтобы понять настойчивость звучащих среди этих людей требований компенсации, как мне кажется, нужно рассматривать вызванные рабством и колонизацией страдания с точки зрения травматизма», — полагает психоаналитик Жанна Вильтор (Jeanne Wiltord).
В психоанализе событие приобретает травматический характер в том случае, если оно приводит к автоматическому, то есть непроизвольному поведению и поступкам, например, страху перед водой у человека, который едва не утонул в детстве...
«Парадоксальный момент — это настойчивость и повторяющийся характер неприятного воспоминания. Оно отсылает к событиям, которые состоялись в прошлом, но не могут остаться уделом прошлого и продолжают действовать так, словно являются частью актуальной действительности».
Черные рабы: страдание травматических пропорций
Чернокожие рабы оказались далеко от родины, в странах, которые не имели ничего общего с их культурой. Кроме того, им навязали абсолютно ложные общественные связи:
«В колониальном обществе отношения между людьми выстраивались не на основе сформированных словом символических отличий».
Таким образом, по решению колонизатора, который не желал видеть в рабах равных себе, их силой внедрили в сегрегационное общество. В результате значимость человека и вообще сама его человечность определялись цветом кожи:
«Белым приписывалась некая воображаемая значимость, тогда как на черных столь же воображаемым образом осталось несмываемое пятно рабства».
Ценности Великой французской революции по сей день играют основополагающую роль в обществе современной Франции. Точно так же ценности рабовладельческого колониального общества служат фундаментом для социальных связей в бывших французских колониях. Это порождает множество самых разных последствий для людей и общества в целом. Жанна Вильтор отмечает в частности «хрупкость мужчин в их отношении к мужественности». Здесь нужно отметить, что в психоанализе мужественность рассматривается с точки зрения способности человека использовать язык, чтобы отстоять собственную позицию. Тем не менее, эта «гуманизационная» функция языка была полностью искажена, а слово стало уделом белых.
На прием к Жанне Вильтор регулярно приходят выходцы из освобожденных колоний.
«Приходящие ко мне мужчины и женщины испытывают трудности, которые, безусловно, связаны с тем, как их личная история переплетается с колониальной историей. В большинстве случаев у всех этих страданий есть общая черта: людям сложно поверить другим на слово, и они обычно предпочитают действия словам и языку».
Кроме того, она отмечает наличие у них целого ряда психосоматических расстройств, с которыми лишь с трудом может справиться западная медицина. Чаще всего встречаются кожные заболевания вроде экземы, нарушения работы пищеварительной системы, облысение... Касается это в том числе и детей. «Воздействие воображаемого на субъективное восприятие мира может проявляться в параноидальном характере отношений, в ощущении опасности относительно окружающего пространства, которое по-прежнему потенциально наполнено угрозами. Магическую защиту от них должны предоставить колдовские обряды, а также монотеистические религиозные практики».
Далее, чтобы в полной мере оценить силу этой травмы, давайте вспомним о том, что белые колонисты отказывались дать свою фамилию рожденным от цветных женщин детям. Это влекло за собой тяжелейшие последствия для ребенка, так как его не признавали частью семьи.
В 2008 году во время съемок репортажа на Мартинике потомок белых колонистов рассказал мне, что его мать на смертном одре заставила его поклясться, что «он никогда не женится на негритянке». Ее беспокоило только одно: сохранение фамилии. Чтобы спокойно умереть, ей нужно было убедиться, что ее не запятнает черная кровь.
Как отмечает Жанна Вильтор, «среди белых поселенцев фамилия была и до сих пор остается залогом уважения и расовой чистоты семьи. Генеалогия используется в этой среде как доказательство респектабельности и расовой чистоты. Отказ белых дать фамилию детям, которые рождены от внебрачных связей с женщинами другой расы, то есть отказ предоставить детям символическое признание говорит о том, насколько фамилия в этой среде до сих связана с рядом воображаемых ценностей».
Сила отрицания
Вполне логично было бы предположить, что с таким вековым травматизмом можно было бы уже давно справиться. Тем не менее, психологическую боль можно по-настоящему исцелить только тогда, когда мы начинаем говорить о породивших ее событиях. А на Мартинике, в Гваделупе, Французской Гвиане и на Реюньоне об этом предпочитают молчать. Такими были инструкции. Так, например, на Мартинике «в заявлении губернатора Ростолана об отмене рабства в 1848 году недвусмысленно подчеркивался этот момент: «Я советую каждому забыть о прошлом».
«Если об истории не говорить, это только придает ей силы», — считает Жанна Вильтор. Более того, на молчание государства наложилось и молчание светской республиканской школы: в ее учебных программах совершенно не отводится место истории колоний и тому, как они заселялись. В школе наоборот укоренилось отрицание исторических фактов путем навязывания всем единого и общего предка: галла.
Наконец, предоставление четырем колониям статуса департамента в 1946 году стало заключительным штрихом в этой системе отрицания, так как легшая в их основу колониальная структура сохранилась и дальше. Эта особенность выделяет их на фоне всех остальных департаментов. По всей видимости, люди привыкли к такому положению дел, однако оно вовсе не способствует исцелению психических травм.
«Отрицание — это парадоксальный механизм, который без нашего ведома ведет к отрицанию действительности и не позволяет сформировать память об этой действительности, — продолжает Жанна Вильтор. — Это неудачная попытка дистанцироваться от реальности события или факта, когда их значение не может быть принято психикой».
Другими словами, вопрос остается открытым: как справиться с глубинным травматизмом, который до сих пор отравляет повседневную жизнь людей в Гвиане, на Антильских островах и Реюньоне?
Не быть рабом рабства
Помимо психоаналитической работы с отдельными людьми Жанна Вильтор предлагает «провести исторические исследования и стремиться к тому, чтобы сделать историю читабельной». Так, жертвенническое представление рабов в одних лишь условиях угнетения затмевает силу тех из них, кто отказался преклонить колени: среди них были мятежники и борцы. Подобная перспектива позволила бы иначе взглянуть на «эту историю, которая и так уже вызывает стыд у потомков освобожденных рабов».
Сегодня тут и там раздаются голоса с требованием компенсаций ущерба, который нанесла торговля черными рабами. Жан-Марк Эро (Jean-Marc Ayrault) и некоторые члены его правительства могли посчитать такие запросы оправданными, однако Жанна Вильтор придерживается совершенно иных взглядов: «Репарации невозможны. Нельзя переписать историю».
Тем более, что за требованиями компенсации могут скрываться и другие мотивы:
«Во всяком требовании есть требование любви и признания. Однако ограничение требования чисто материальными компенсациями лишь дает ему новый толчок и не способно принести удовлетворение, потому что этот ответ говорит о незнании регистра, в котором должно звучать требование».
Такие слова вовсе не означают, что нам нужно забыть про этот печальный период человеческой истории, совсем наоборот. Воспоминания о торговле черными рабами должны подтолкнуть к строительству настоящего и будущего с большим уважением к человеческой личности. Именно об этом писал в 1952 году Франц Фанон (Frantz Fanon) в заключении к книге «Черная кожа, белые маски» (Peau noire masque blanc):
«Каждый раз, когда человек добивается триумфа собственного достоинства, каждый раз, когда он говорит "нет" соблазну поработить себе подобного, я ощущаю солидарность с его поступком.
Но я ни в коем случае не собираюсь заниматься возрождением к сожалению неизвестной нам негритянской цивилизации. Я не считаю себя человеком прошлого. Я не хочу говорить о прошлом в ущерб настоящему и будущему.
[...] Разве мне больше нечем заняться, кроме как мстить за черных, живших в XVII веке?
[...] Разве я вправе требовать от современного белого человека взять на себя ответственность за рабовладельцев XVII века?
Разве я должен любыми средствами посеять в душах чувство вины? Моральную боль при виде жестокости прошлого? Я негр, и по моим плечам стекают тонны цепей, тучи ударов, реки плевков.
Но я не вправе дать им остановить меня. [...] Я не вправе замереть под грузом прошлых событий.
Я не раб рабства, которое лишило человеческого достоинства моих отцов.
[...] Я, цветной человек, не вправе позволить себе застрять в мире зацикленных на прошлом репараций».