После 20 лет путешествий по просторам России и Сибири Сильвен Тессон (Sylvain Tesson) захотел взглянуть на этот мир поэтичными глазами женщины, которой было ничего не известно о славянской земле. Для этого он отправился на Байкал из Москвы по Транссибирской магистрали в сопровождении Бенедикт Мартен (Bénédicte Martin). Они в два голоса ведут рассказ о своем путешествии и делятся впечатлениями об этой огромной стране, непонятой сестре Европы, которая пленит или наоборот отталкивает западного человека.
I. Русский протест
Поезд шел непроглядной русской ночью, как червь сквозь толщу земли. Мы три дня двигались в сторону Иркутска, застыв в какой-то коматозной спячке. Утром мы с опаской выглядывали за окно, чтобы оценить ситуацию (ель, береза, ель, береза). В пейзаже все без перемен: чередование одного и того же пространства. Все это время французская пресса самозабвенно бичевала Кремль. Журналисты 2013 года набрасываются на Путина даже с большим энтузиазмом, чем их коллеги в 1973 году в критике Брежнева.
Этой весной все внимание привлекли к себе холодная встреча Путина президентом Олландом, плохое обращение со «взбунтовавшимися кисками» из Pussy Riot, обыски в офисах иностранных НКО, учения Черноморского флота и помощь в самоубийстве Березовскому. Короче говоря, страх перед русскими. Тень Кремля протянула свои страшные лапы к нашим социал-демократиям. Такое ощущение, что эти статьи писал де Кюстин, известный дипломат, который в 1839 году вернулся из России с поистине чудовищным рассказом, назвал русских азиатскими варварами. Кроме того, нам довелось прочитать книгу «Вперед на войну» (Partir en Guerre) Александра Ларрю (Alexandre Larrue), где тот подробно описывает ненормальных активистов группы «Война», которые в прошлом году отметились рисунком огромного члена на раздвижном мосту напротив здания ФСБ в Санкт-Петербурге.
В довершение картины нам повстречался юный диссидент Илья Яшин из движения «Стратегия-31», который напоминает Мюссе и готов потягаться с Давидом в ненависти к путинскому Голиафу. После вливаний «Балтики № 3» я сказал себе, что нужно как-то разнообразить картину. Последние 15 лет в стране набирает силы средний класс, экономические перспективы выглядят далеко не так мрачно, как в нашей любимой Европе, патриотизм никак не записать в пороки, а многим россиянам в Иркутске, Кирове и Москве, прекрасно удается приспособиться к новым условиям, новым горизонтам.
Бенедикт Мартен. На каждую мою просьбу мне всегда упорно отвечают «нет», потому что для русского народа, по которому прошлась имперская и большевистская история, противостояние уже стало частью характера. Этого все еще влечет революция, тот посматривает в сторону протестов, а вот он ощущает себя жителем осажденного города. Здесь любая война всегда остается холодной. В голове шофера такси, под фуражкой проводника транссибирского экспресса, в огрубевшей душе таможенника — везде скрывается гордый Мужик, который важно восседает на лошади, прищурил глаза и решил взять в руки оружие.
И пусть после развала коммунизма православные ангелы осыпали золотой манной всю страну, русский народ по-прежнему сидит без денег и сгибается под грузом нищеты. Ступая вперед в сапожках на оленьем меху, который не дает подобраться ко мне сибирским снежинкам, я говорю себе, что русские, наверное, надевают сапоги при любой возможности, потому что всегда готовы пойти на штурм. Женщины в Ленинграде обожают кожаные сапожки на высоких каблуках, тогда как московские мужчины воинственно заправляют в них брюки. Сапоги подобно ножам врезаются в землю протянувшейся от Европы до Азии огромной страны и придают людям вид разгневанных милиционеров. Все эти протестные сапоги наполнены ногами, которые не желают стоять на месте. Так движется вперед русский народ.
II. От девушек до бабушек
Под сводами церквей собрались печальные бабушки. Они потеряли братьев во время войны, сыновей на ГУЛАГе, иллюзии на трибунах. Они в поте лица трудились в колхозах, плакали на заводах и отдали свою молодость социализму. Но затем мечта рухнула, и поезд капитализма двинулся вперед. Он уехал без них, а они оказались в дураках, позади, на перроне истории. Сегодня им остается только нищенствовать и штопать дыры в старых платках... В то же время по тротуару вышагивают длинноногие блондинки Таня, Оля и Вера, лица новой России. На их фигурах печать анорексии, а на лицах густой слой l’Oréal. Они мастерски держатся на шпильках, несмотря на гололед, и бросают ледяные взгляды на обычных парней.
Однако Россия — одна из тех стран, где сильнее всего ощущается пропасть между красотой молодости и безобразием старости. Рано или поздно этих прелестных созданий настигнет удар жиров и картошки. Они располнеют. Их формы пройдут путь от изящной вазы до бочки. Сейчас, в 20 с небольшим, некоторые из них могут заинтересовать богатого итальянца, француза или испанца. Русских златовласок засасывает в черную дыру несбыточной мечты об иностранце.
Б. М. Россия — это одна бескрайняя женщина. Путь от девушек до бабушек лежит через потрепанный цветастый платок, который постепенно поднимается от ног к голове. Лак для ногтей, сладкие духи, мягкая кожа, тени для глаз, колготки телесного цвета, кружевные чулки. Девушка носит свой платок в виде мини-юбки. И всегда сидит, замерев в ожидании. Сидит в метро по дороге на учебу или перед встречей с мужчиной. Довольствуется тем, что она девушка.
Но потом, с течением лет, платок неуклонно поднимается выше. Он отравляет женщину, скрывает ее декольте, когда ей 40 лет, а к 60 взбирается на голову и покрывает волосы. Раздавшись в размерах подобно русской матрешке, бабушка каждый год добавляет новый слой к и так уже глубокой печали. Тяжелый шиньон, дешевая брошь, бижутерия, пластиковый пакет, янтарные четки в руке... Бабушка тоже всегда сидит и ждет. Ждет, пока не кончится день, пока не пойдет снег, пока не настоится чай, пока не пройдут люди, пока не замяукает скрывшийся в складках юбки котенок. Бабушка — это воплощение усталости женщины. Но когда на страну опускается ночь, и она выходит из монастыря, где обращалась к своим святым, она опускает поверх шерстяного платка капюшон или надевает шапку, и ее лицо начинает походить на икону.
III. Враждебная среда
Ночью в аэропорту Якутска −50°С, и техника обогревает двигатели самолетов, чтобы не замерзло масло. В Томской области специалисты ERDF помогают местной энергокомпании поддерживать в рабочем состоянии тысячи километров электросетей, которые тянутся через тайгу к заполярным нефтедобывающим объектам.
Когда столбик термометра на Дальнем Востоке опускается ниже −45°С, детей освобождают от занятий в школе, и те радостно носятся по улице. На Байкале сотрудники Министерства по чрезвычайным ситуациям вытаскивают из воды грузовики, которые провалились под лед у острова Ольхон. На протяжение 9600 километров Транссибирской магистрали поезда прибывают точно по расписанию даже в самые суровые зимы.
В Якутии снабжение нефтяных платформ в море Лаптевых обеспечивают грузовики, которые катаются по льду замерзшей Лены. Работники сохранившихся еще с советских времен метеостанций, несмотря на мороз, выходят на улицу каждые три часа, чтобы снять показания с приборов. Во Франции нечто подобное привело бы к переломанным ногам и жалобам на государственные власти. Перечислять все трудности можно было бы хоть до Пасхи. Меня, как жителя Иль-де-Франс, где пять сантиметров снега намертво парализуют все дорожное движение, всегда поражало умение россиян так здорово приспосабливаться к враждебной среде. Может быть, загадочная русская душа и означает безразличие к погодным условиям? Изящество — это пренебрежение ко всему вторичному.
Б. М. Здесь, в моем самолете, который поднимается в небо, несмотря на метель, все полито потом восточных трудяг, каждый винтик несет на себе отпечаток светлых советских умов (многим из них пришлось побывать на ГУЛАГе), витают идеи завоевателей космоса. Белая пустота, белый страх. Русским приходится всерьез бороться с их пропащей страной. Тысячи людей вынуждены лопатами очищать от снега бесконечные железнодорожные пути, по аэропортам снует целая армия уборочной техники. Спиртное тоже не застаивается: нужно выпить для смелости, чтобы выйти наружу.
Здесь, в сибирском небе, мне кажется, что Россия похожа на огромный стакан водки со льдом. Здесь живет этот народ с воспоминаниями о былом голоде и новыми деньгами. Каждый день он стучит руками в офисах, по клавишам печатных машинок или заводским рычагам, чтобы разбудить ее. Чтобы разбудить его бескрайнюю страну. Сидя в кресле 21В, я говорю себе, что когда ты каждый день сталкиваешься с враждебной средой, это наводит тебя на определенные мысли и заставляет сделать все, чтобы реализовать их на практике. Широкие степи, лесистые равнины, покрытый снегами Урал — все это уже позади. Мы начинаем спуск.
IV. Кислота и искусство
Музыка ни в коей мере не смягчает нравы. Танец тем более. Возьмите Большой театр. 17 января в художественного руководителя театра Сергея Филина плеснули кислотой. Виновного нашли: им оказался некий Юрий Заруцкий, который действовал по заказу солиста балета Павла Дмитриченко. В отделении полиции развернулся настоящий спектакль: у подозреваемых были фаустовские бородки и шекспировские взгляды. «Большой театр — это гигантский бордель!» — подвела итог бывшая звезда балета Анастасия Волочкова. Что же она хотела этим сказать? Что балерины страдают от сексуальных домогательств? Или что в руководстве воцарился полнейший бардак?
Как-то вечером мы пошли на «Спящую красавицу». Балет прекрасно передает суть людей. За улыбками и блестящими костюмами скрываются зависть, насилие, кровь. Милосердие переплетается с ненавистью. Красивым и стройным людям, раз они привлекательнее других, нужно проявить больше ума и жестокости для выживания. Толстых же оставляют в покое. На месте спящей красавицы я бы вообще не стал просыпаться. Представление похоже на стилизацию, как это нравится русским. При виде такой поверхностности парижский журналист немедленно бы наморщил нос. Падает занавес. За ним они, наверное, продолжают рвать друг друга на части. Люди тяжелой поступью выходят из театра, неловко накидывают пальто. Как будто они ничего не поняли в танце...
Б. М. Я навожу красоту. Укладываю волосы и надеваю шелка. Он приглашает меня на балет. В Москве тем вечером продолжается снегопад, и солистки в их белоснежных нарядах напоминают огромные снежинки, которые не желают таять и скачут по сцене. В Большом театре, этом нагромождении золота и счастья, витает неуловимый едкий запах. А этому танцору с развевающейся блондинистой прядью, который волчком влетает на сцену, трагический взгляд идет гораздо больше небесно-голубого трико с россыпью бирюзы.
Я смотрю в бинокль на Спящую красавицу и жду, что прекрасный принц разбудит свою принцессу, плеснув ей в горло кислоты. Пропитавшие театр события воздействуют на братьев Гримм и Чайковского подобно щелочи, которая разъедает кружево воздушных костюмов. Соперничество сгущается в насилие, а позолоченные трубы оркестра издают исполненный ужаса крик. Повсюду в танце мерещатся подножки, а следы пуант высыхают подобно последним каплям агрессии. Звук кожаных барабанов знаменует собой конец представления, тогда как за кулисами кожа лохмотьями падает на обожженные руки, которые отчаянно пытаются удержать поплывшее лицо. В Большом театре происходит нечто вроде современной сказки, где склянки и заговоры стали оружием новых колдуний. Кислота — это месть за пролитый в пустую пот танцора. Скоро на сцене: «Выбей зубы Щелкунчику» и «Полониевое озеро».
V. Звезды и купола
Москва. Город тысячи церквей усыпан красными звездами и золотыми маковками. С террасы расположенного у Кремля «Арарат Парк Хаятт» открывается прекрасный вид на этот пейзаж. Советские звезды означали единение пролетариев пяти континентов. Что касается куполов, не ясно, символизируют ли они слезы ангелов, пламя свечей или упавшую с небес каплю священного елея.
После распада СССР православная церковь утвердилась на политической сцене. Ее огромное богатство едва ли можно назвать духовным, а патриарха Кирилла обхаживает сам Путин. Звезды же стали игровой площадкой для сорвиголов. В Москве появилась новая мода. Молодежь не смогла расшатать позиции Кремля и полезла на фасады сталинских зданий. Таких экстремалов называют «руферы». Они делают фото, стоя на звездах или повиснув на руках в типично русской позиции: над пропастью. Они хотят приблизиться к небесам, как и верующие, которые ищут путь под куполами церквей.
Б. М. В 1935 году Сталин распорядился установить на кремлевских башнях полуторатонные звезды из красного стекла, заменив двуглавого имперского орла на символ советского строя. Он сказал себе, что изменит внутренний космос гражданина в случае, если тот, возвращаясь с работы с пунцовыми от коллективного труда руками, захочет найти успокоение в небе. Очередная победа идеологии, которая превратила всех мужчин и женщин в массу равных товарищей. Тем не менее, ему так и не удалось загасить в сердце народа давнюю любовь к куполам.
Вера здесь поднимается снизу, взмывает вверх в небо с духовной земли. Золотые маковки церквей напоминают растения. У них есть слои видоизмененных листьев, которые служат им как пищевой запас, собранный ангелами и святыми резерв для пропитания впавшего в спячку организма. После распада большевистской империи купола вновь дали ростки и опять играют жизненно важную роль для русского человека. Сейчас, когда вы поднимаете взгляд в небеса, чтобы обратиться к ним с просьбой или прочитать молитву, красные звезды прошлого напоминают засохшие в пятна крови истории.
