В последние годы многие жертвы насилия берутся писать мемуары, в которых они пытаются найти и посмотреть в лицо преступникам, причинившим им боль. Случаи, когда мемуары пишут сами преступники, встречаются крайне редко. Лишь самые смелые из них пытаются найти своих жертв, не говоря уже о том, чтобы писать про них книги. Однако 50 лет назад бывшая нацистка по имени Мелита Машманн (Melita Maschmann)опубликовала именно такую книгу.
Книга «Fazit» 1964 года, название которой в английском варианте звучит как «Account Rendered» («Счет, предъявленный к оплате»), представляет собой мемуары женщины, вступившей в 15-летнем возрасте и наперекор родителям в Гитлерюгенд. До начала и во время Второй мировой войны Машманн работала в верхних эшелонах управления прессы и пропаганды Союза немецких девушек, входившего в состав Гитлерюгенд, а позже она руководила выселением польских фермеров и возвращением этнических немцев на их фермы. Когда в 1945 году в возрасте 27 лет ее арестовали, она прошла обязательный курс денацификации и стала независимой журналисткой.
Вскоре после своего освобождения в 1948 году Машманн написала письмо своей бывшей однокласснице-еврейке, с которой ее связывала тесная дружба, довольно распространенная среди девочек подросткового возраста. Она не знала, смогла ли ее бывшая подруга покинуть Берлин до начала войны и передаст ли ей письмо ее мать (чей адрес Машманн удалось найти). «Я не знаю, получила ли ты его, - пишет Машманн. – С тех пор я часто с тобой разговаривала, во сне и наяву, но я никогда не пыталась записывать наши беседы. Теперь я чувствую, что обязана это сделать. И на эту мысль меня натолкнуло довольно тривиальное происшествие. Со мной на улице заговорила незнакомая женщина, и то, как она наклонила голову, внезапно напомнило мне о тебе. Но какова настоящая причина, заставившая меня сесть за письмо тебе, как только я вернулась домой? Возможно за годы нашей разлуки я, сама того не осознавая, подготовила внутри себя счет, который необходимо предъявить».
Книга «Account Rendered» написана в форме длинного письма. «Призывая тебя в качестве свидетеля, - пишет автор, мучительно пытаясь воссоздать всесторонний портрет себя в молодости, - я должна постараться еще раз пересмотреть результаты моих размышлений о прошлом. Ты способна заставить меня быть гораздо более откровенной, чем я могла бы быть наедине с собой».
Машманн хорошо понимает, что ее подруга, возможно, воспримет ее книгу как попытку оправдать себя, однако пишет: «Даже наличие судьбы не освобождает человека от индивидуальной вины, я это знаю. Я надеюсь, я смею надеяться на то, что ты, возможно, способна понять – не простить – те неверные и дурные шаги, которые я совершала и о которых я теперь должна рассказать, и что такое понимание может стать основой для длинного диалога».
В 1963 году Машманн подробно изложила свои цели в письме Ханне Арендт (Hannah Arendt), в котором она выразила желание помочь своим бывшим нацистским коллегам переосмыслить их действия и помочь другим людям «лучше понять», почему таких, как она, привлекал Гитлер.
Будучи умелой писательницей и опытным работником пропаганды, понимающим силу образных цитат, деталей и анекдотов, Машманн изображает себя девушкой, которая достигла совершеннолетия в условиях культуры, пропитанной позором за поражение Германии в Первой мировой войне. «До того как я поняла значение слова «Германия», я любила ее, как нечто, мистическим образом покрытое пеленой горя», - пишет она. Ее богатые родители, регулярно читавшие газеты и состоявшие в консервативной Немецкой националистической партии, нередко жаловались на «хаотичные распри внутри парламента» и на то, что миллионы людей остаются безработными, но при этом на двери их дома висела табличка «Лоточникам и попрошайкам вход воспрещен». Между тем Мелита сочувствовала этим людям – а также горничной, шоферу и белошвейке, работавшим на ее родителей. Последняя носила металлическую свастику под отворотом своего пальто и трогательно рассказывала о Гитлере, что во многом подтолкнуло Мелиту к решению «выбрать иной путь, отличающийся от консервативного пути, навязываемого семейной традицией». В книге Машманн рассказывается о 12 годах следования по этому новому пути.
Книга «Account Rendered» появилась в то время, когда в политическом лексиконе прочно закрепилась фраза Арендт «банальность зла» и когда парламент Западной Германии обсуждал закон о сроках давности преступлений, совершенных нацистами. Некоторые критики нашли эту книгу честной и откровенной, другие увидели в ней попытку оправдаться и увильнуть от ответственности. Некоторые бывшие коллеги Машманн, нацисты, которым в конце войны был выдан керосин, чтобы они смогли уничтожить документы, сочти эту книгу предательством и так и не смогли простить ее за то, что она написала.
В Германии книга Машманн переиздавалась восемь раз (последний раз она вышла в 1987 году), кроме того в некоторых школьных округах ее даже внесли в список обязательной литературы для старших классов. Она стала неотъемлемой частью личных, публичных и научных споров об истории Германии. Историки, занимающиеся периодом нацизма – в том числе Дэниэл Голдхаген (Daniel Goldhagen) и Клаудия Кунц (Claudia Koonz) – использовали «Account Rendered» в качестве основного источника. Специалисты по феминологии пытались при помощи этой книги изучить особенности мышления преступниц. Исследователи мемуаров использовали эту книгу в качестве примера неожиданных поворотов в рассказе о самом себе. Социологи искали в ней связь между литературной работой и культурным фоном, в рамках которого она появилась. Некоторые читатели ставили под сомнение достоверность рассказа Машманн, ее мотивы, а также то, была ли она на самом деле обыкновенной немкой или нет. Они строили предположения по поводу еврейской подруги, которой эти мемуары были адресованы: была ли она выдумкой, собирательным образом или реальным человеком?
Никто не смог ответить на эти вопросы, поскольку вскоре после выхода в свет книги ее автор исчезла из поля зрения общественности. Она нашла своего гуру, Шри Анандамайи Ма (Sri Anandamayi Ma), женщину, которую в Индии называют «живой святой». Машманн взяла себе индийское имя, жила в индийских ашрамах и раз в два-три года ненадолго приезжала в Германию, чтобы встретиться со своей семьей.
* * *
Я не знала о существовании Мелиты Машман до тех пор, пока один из моих друзей, бывший редактор Артур Сэмюэльсон (Arthur Samuelson), не сказал мне, что «Account Rendered» - это одни из самых интересных мемуаров, которые он когда-либо читал. Мой муж и я занимаемся переизданием классической нехудожественной литературы в формате для электронных книг в Plunkett Lake Press, поэтому слова моего друга нас заинтриговали. «В этих мемуарах я увидел человека, которого захватил поток истории, - сказал мне Сэмюэльсон. – Человека, который изо всех сил пытался найти смысл там, где его больше не было, и понять, почему когда-то эти вещи имели значение. Человека, чью лучшую сторону увлек нацизм».
Мы прочли эту книгу и начали изучать ее историю.
Для начала мы нашли членов семьи Машманн в Германии и Франции. По словам одной из ее родственниц, которой сейчас уже больше 90 лет, после войны Машманн с трудом сходилась с людьми и не могла наладить свою жизнь. Она путешествовала, посещала различные университетские курсы и писала статьи для газет. В 1962 году она съездила в Афганистан и Индию и после публикации ее мемуаров решила навсегда покинуть Германию.
Дагмар Риз (Dagmar Reese), автор «Growing Up Female in Nazi Germany» («Жизнь девушек в нацистской Германии»), является одной из тех ученых, которых до сих пор интересует личность Машманн. Она вспоминает, как однажды она наткнулась на сноску в одном из эссе покойного Ирмгарда Кленне (Irmgard Klönne), в которой он высказался в пользу идеи о том, что еврейская подруга Машманн была вовсе не литературным образом, а реальным человеком: это была Марианна Швайцер (Marianne Schweitzer), дочь врача Эрнста Швайцера (Ernst Schweitzer) и Франциски Керте-Швайцер (Franziska Körte Schweitzer), живших в Берлине. Мы отыскали ее в ее доме в Ла-Джолла, штат Калифорния, и, когда мы ей позвонили, она чуть было не бросила трубку, подумав, что мы хотим ей что-то продать.
В возрасте 95 лет Швайцер остается удивительно энергичной, проницательной и занятой женщиной, которая посещает занятия йогой и до сих пор является волонтером Музея человека в Сан-Диего. Она рассказала нам, что весной 1933 года, когда ей исполнилось 15 лет и когда она начала сильно отставать по латинскому языку и математике, ее мать перевела ее в другую школу, где они с Мелитой стали лучшими подругами. Они вместе делали домашние задания, обсуждали прочитанные книги и обменивались секретами. «Мелита была смышленой, вежливой и общительной – общественницей, - вспоминает Швайцер. – Ей было скучно дома, с ее традиционными и консервативными родителями, и вступление в нацистскую организацию стало своеобразным бунтом против них. Мои родители были более прогрессивными людьми, обладающими художественным вкусом, поэтому меня можно было назвать скорее одиночкой, слушателем и наблюдателем».
Сначала Марианна и Мелита сошлись во мнениях по политическим вопросам. «Мы обе были идеалистками, мы хотели сделать мир лучше, однако она хотела сделать лучше мир немецких нацистов, а я хотела изменить жизнь всего человечества. Постепенно наши дискуссии переросли в серьезный конфликт. Мелита вступила в Союз немецких девушек, гитлеровскую молодежную организацию, и стала тем, что я называют нацисткой на 150%. Я была в ужасе. Она уговаривала меня посещать собрания, на которых должен был выступать Гитлер, она хотела обратить меня в свою веру. Я откровенно ей призналась, что Гитлер показался мне истеричным фанатиком и что я не понимаю, как такой образованный и интеллигентный человек, как она, может им восхищаться. Она ответила мне, что я неспособна оценить его величие, потому что во мне течет еврейская кровь».
Спустя 80 лет после того разговора Марианна вспоминает, что это замечание показалось ей нелепым. До 1932 года она и не подозревала, что «в ней течет еврейская кровь». Семья Швайцер праздновала Рождество и Пасху и посещала лютеранскую церковь. Согласно гитлеровским стандартам, ее мать принадлежала арийской семье, однако в том году ее отец узнал, что его родители были евреями, крещенными уже в зрелом возрасте. Перспективы семьи Марианны коренным образом изменились.
Поскольку Марианна была еврейкой лишь на половину, ей разрешили остаться в школе. В 1936 году Мелита внезапно исчезла. По словам Марианны, она была ошеломлена тем, что Мелита уехала, не сказав ей ни слова, и попыталась добиться ответов на свои вопросы у их любимого учителя, доктора Флашара (Flashar). Родители Мелиты решили, что ей нужно более усердно заниматься, чтобы сдать выпускной экзамен, поэтому они перевели ее в школу-интернат. (В своих мемуарах Машманн пишет, что они отослали ее, чтобы ограничить ее активность в нацистской организации.)
Осенью 1937 года Мелита вернулась и попыталась восстановить дружбу. В «Account Rendered» Машманн признается, что Гестапо заставило ее шпионить за семьей, которая подозревалась в проведении антинацистских собраний у себя дома.
Вечером 1 ноября группа людей из Гестапо вошли и обыскали дом Швайцер. Никакого тайного собрания они там не нашли, однако старшую сестру Марианны арестовали за заговор с целью государственной измены и отправили в концентрационный лагерь, где она находилась до июля 1938 года. Их мать также арестовали, но спустя неделю отпустили. «Я забирала ее из тюрьмы и никогда не забуду, насколько жалкой она выглядела и насколько дурно от нее пахло, - написала мне Марианна. – Мне до сих пор стыдно за то, что ее внешность вызвала во мне тогда такое отвращение».
Во время Хрустальной ночи, в ноябре 1938 года, Эрнста Швайцера арестовали и сильно избили, после чего Франциска Керте-Швайцер удвоила усилия в попытке вывезти семью из Германии. Большинство членов семьи захотели остаться в Берлине, но Марианна, вспоминая об американских друзьях, которые навестили их, когда она была еще ребенком, уже долгое время мечтала жить в Калифорнии. В 1939 году она вместе с отцом уехала в Англию. Марианна узнала о начале Второй мировой войны на борту океанского лайнера, направлявшегося в Нью-Йорк. Ее старшая сестра осталась в Германии, вышла замуж за арийца и до конца войны родила двоих детей. Один из их братьев погиб, сражаясь за Германию на русском фронте. Ее родители и еще один брат переехали в Нью-Йорк до окончания войны. В течение тех шести лет Марианна ходила в школу. Она три года проучилась в колледже Брин Мор, закончила его и в 1945 году получила степень магистра антропологии в Йеле. Она уже успела выйти замуж и немного забыть немецкий язык, когда в октябре 1948 года ее мать передала ей первое письмо от Мелиты.
«Прошло 11 лет мировой истории, - писала Мелита. – Тогда мы были детьми, теперь мы люди, на которых жизнь оставила свой отпечаток… Возможно ли нам вернуться к той удивительной юношеской дружбе?»
Марианна не может точно вспомнить, что именно она почувствовала, прочитав это письмо, но она на него не ответила. В феврале, июне и августе 1950 года она получила еще несколько писем, в которых Мелита признавалась, что шпионила за их семьей, и писала, что «мне всегда было стыдно за то, что произошло в 1937 году». И «я счастлива, что вы живете в США и отрицательно относитесь ко всему немецкому, в то время как я пытаюсь восстановить связи с людьми и возобновить нашу дружбу».
В 1954 году Марианна переехала в Панаму, где ее муж работал на одно из агентств ООН, и преподавала там немецкий в Национальном университете. В 1963 году Институт Гете пригласил ее и нескольких других преподавателей немецкого посетить Германию. Мелита поддерживала контакт с теми членами семьи Марианны, которые там остались, она умоляла Марианну приехать. Весной 1963 года, незадолго до выхода «Account Renedered», Мелита вручила рукопись своих мемуаров Марианне, которая их прочла, после чего провела ночь в доме Мелиты за их обсуждением.
«Сказать, что наша встреча прошла не слишком хорошо, было бы серьезным преуменьшением, - рассказала мне Марианна. – Я была абсолютно шокирована тем, что я прочла. Я и не подозревала о масштабах ее деятельности во время войны. Я была смущена, уязвлена, потрясена, я просто не могла об этом говорить. Во время нашего прощания она плакала. Я – нет. Оглядываясь назад, могу сказать, что она вела себя открыто и откровенно, я – нет. Больше мы не виделись».
В 1964 году Марианна вернулась в США и стала преподавать немецкий язык в Калифорнийском университете. Ей не хотелось погружаться в эмоциональный хаос отношений с Мелитой, «несмотря на то, что она продолжала писать мне из Индии, где она стала ученицей индийской гуру. Я отвергла ее попытки восстановить наши отношения, и, хотя я очень люблю моих родственников, живущих в Германии, я отвергла Германию».
Марианна не писала о себе до 2006 года, когда в возрасте 88 лет, перебирая свои старые бумаги, она нашла письма Мелиты. Она выбрала из них те отрывки, которые показались ей наиболее интересными, перепечатала их и выбросила оригиналы писем. «Я не думала, что они кого-то заинтересуют. Сейчас я очень жалею, что не сохранила ни одного письма. Размышляя об этом сейчас, спустя 80 лет после нашего с ней знакомства, могу сказать, что предательство Мелиты и уничтожение Гитлером того, что я ценила в Германии, стали теми причинами, по которым я больше не считаю себя немкой».
«Я отдаю ей должное за то, что у нее хватило мужества написать и издать «Fazit» именно тогда, когда она это сделала. В 1963 году ни один из моих знакомых не признавал, что был нацистом. Возможно, она стала первым немцем и, несомненно, первой немкой, которая попыталась честно взглянуть в лицо своему прошлому. Ни один автор книг тогда не смог тогда откровенно заявить: «Я был нацистом, и вот почему». В своих мемуарах она, несомненно, представила меня в положительном свете, с уважением и пониманием. В конце концов, Мелита осознала весь ужас нацизма, и мне кажется, что ее книга должна была стать мольбой о прощении».
Мелита Машманн умерла в Германии в 2010 году. Примерно за 10 лет до ее смерти ей был поставлен диагноз болезни Альцгеймера. Она так и не вышла замуж, и у нее не было детей.
