Вопрос архиепископу Уильямсу: Должны ли мы как христиане приспосабливаться к исламу или нет?
Архиепископ Кентерберийский Роуэн Уильямс: Должны ли мы как христиане приспосабливаться к исламу или нет? Должен ли я любить своего соседа-мусульманина? Да, без оговорок и без сомнений. Должен ли я притворяться перед своим соседом-мусульманином, что не верю в свою собственную веру? Нет, без оговорок и без сомнений. Должен ли я как гражданин, живущий в плюралистическом обществе, бороться за то, чтобы жить конструктивно, а не в напряжении и подозрительности к своему соседу-мусульманину? Да, без оговорок и без сомнений.
Из интервью после лекции Архиепископа Кентерберийского Роуэна Уильямса «О гражданском и религиозном праве в Англии», 7 февраля 2008 года.
В 2008 году Архиепископ Роуэн Уильямс рассказал о явно «неизбежном» приспособлении к законам шариата в Соединенном Королевстве. Свою лекцию он прочитал по приглашению церкви Темпл перед тысячей слушателей в королевском суде, вызвав тем самым шквал комментариев. Для общества в целом эта основополагающая лекция стала «самым важным вкладом архиепископа в общественную жизнь», как сказал об этом Руперт Шорт (Rupert Shortt). Страх перед исламом, спровоцировавший реакцию СМИ в то время, с тех пор подпитывается сообщениями из среды радикальной мусульманской молодежи Британии о том, что советы шариата отправляют женщин домой к их жестоким мужьям. А баронесса Кокс пытается провести через палату лордов закон об арбитраже и посреднических услугах, рассматривающем роль таких советов.
Чтобы достичь хоть какого-то взаимного понимания между нашим большинством и нашими мусульманскими общинами, мы должны сначала отказаться от своего ответного невежества, страха и гнева, которые искажают отношения между ними. Вышедшая под моей редакцией книга «Ислам и английское право» ("Islam and English Law") представляет собой сборник очерков и статей. Она была написана с целью продвижения честности, понимания и взаимного уважения (даже и особенно там, где существуют трудноразрешимые разногласия) между общинами, которые слишком редко встречаются.
Читайте также: Мусульман заманивают в ловушку
Для обсуждения тематики книги к лорду Уиьямсу в церкви Темпл 3 июня 2013 года присоединились профессор Лиззи Кук (Lizzie Cooke) из комиссии по юриспруденции и профессор Мелейха Малик (Meleiha Malik) из лондонского Королевского колледжа. Председательствовал на встрече королевский адвокат Стивен Хокман (Stephen Hockman). После начальных представлений выступили баронесса Кокс, баронесса Батлер-Слосс (Butler-Sloss) (бывший руководитель отдела по семейным делам Высокого суда), Хола Хасан (Khola Hasan) (Исламский совет шариата), Амра Боун (Amra Bone) (Совет шариата Бирмингема) и другие. В ходе дискуссии были выявлены некоторые глубокие разногласия, и поэтому на всем ее протяжении была возможность вдумчиво и конструктивно обсудить имеющиеся проблемы с участием политиков, судей, членов советов шариата и ученых (у каждой группы были свои точки зрения, взгляды и рекомендации). Все они искали по мере возможности точки соприкосновения под эгидой английского права.
Робин Гриффит Джонс, настоятель церкви Темпл.
Ниже публикуется выступление Уильямса. Выступления Кук и Малик будут опубликованы в ближайшие два дня.
------------------
В книге про Винни Пуха есть один эпизод, когда домик Совы рушится под напором сильного ветра. Пух выбирается из развалин, оглядывается и говорит: «Это я сделал?» Мне кажется, аудитория понимает, что у меня с Винни Пухом в этом плане есть определенные родственные чувства.
Все, что я хочу сделать здесь и сейчас, это выбрать три темы из первоначальной лекции, и настроить их определенным образом в качестве прямого и косвенного ответа на отличные очерки из книги «Ислам и английское право», сделав это в общем виде, чтобы открыть выбранные мною темы для обсуждения.
Также по теме: Мусульмане - неразделенная любовь европейских левых
Пожалуй, начну с того, что привлеку ваше внимание к одному моменту, отмеченному в лекции. Тогда я сказал: «Полезно взглянуть на представления сторонников учения о спасении души, о праве как о гарантии равной подотчетности и ответственности в негативном, а не в позитивном смысле – то есть, увидеть в нем механизм, посредством которого любой человек и общество пользуются его защитой, однако теряют при этом некоторые элементарные свободы». За этим стоит исходная позиция, что право как таковое существует не для того, чтобы создавать общественную практику. Закон стремится обозначить границы тех областей, где неизученная общественная практика может породить неравенство в доступе к общественным благам, которого можно избежать. Именно это я имею в виду, когда описываю негативные взгляды сторонников учения о спасении на закон.
(Кстати, этот момент вызывает у меня недоумение и неловкость при нынешнем обсуждении в парламенте закона об однополых браках. Я не совсем понимаю, какую проблему разрешает выдвинутый проект, однако я с интересом слушаю идущие дебаты.)
Но если закон существует не для создания общественной практики, то, пожалуй, в интересах права искать и добиваться монополии принуждения в обществе для укрепления той практики, которая способствует гармонии, равенству и включению в общество, и таким образом утверждать и отстаивать формы объединения, поддерживающие эту практику. Далее вы увидите, что за этими не очень понятными формулировками скрывается картина общества и права, которое считает, в соответствии с нормами представлений об объединении вековой давности, что первичная действительность в социальном плане - это не государство, а объединение. Закон не создает объединения, но он работает с ними, посредничает во взаимоотношениях между ними и изучает их с точки зрения рискованности создания того, что я называю предотвратимым неравенством. Закон активно вмешивается, когда такие объединения ограничивают максимальный доступ к исправлению, к конструктивным переменам, к полному и обширному участию в общественной практике, к практике граждан. За этим стоит убеждение, о котором я неоднократно говорил по разным поводам в течение последних нескольких лет. Это убеждение заключается в том, что хороший гражданин - это не просто гражданин; хороший гражданин - это человек, личность которого определяется не просто существованием в качестве абстрактного субъекта права. Этот человек является членом нормативных в нравственном плане групп, ищущих правовой защиты, в которой соблюдаются нравственные особенности и индивидуальности, а также гарантируется беспрепятственный доступ к общественным благам и к равенству. Это мой первый пункт, касающийся характера права. Это попытка подробнее объяснить то, что я имею в виду, когда говорю о негативном, а не о позитивном взгляде сторонников учение о спасении на закон.
Читайте также: Добро пожаловать в Вулич - место, где английские террористы извиняются после убийства
Второй момент, на котором я хочу остановиться, в определенном смысле возникает на базе первого. Если в интересах права укреплять и защищать формы объединения, которые способствуют гармонии, равенству и включению в общество, то право в определенном отношении находится в формальном или неформальном партнерстве с жизнью в таком объединении. Гораздо более спорным является вопрос о том, что именно означает это партнерство, и может ли оно вообще быть равноправным. Должен признать, что в написанном мною в 2008 году я немного больше, чем это нужно и реалистично, отклонился в сторону модели «партнерства равных». (Возможно, кому-то захочется позднее обсудить эту тему.)
Я хочу подчеркнуть, что в сказанном мною в 2008 году было зачаточное, но довольно сильное убеждение в том, что партнерство между государством и составляющими общество объединениями не является какой-то китайской грамотой; в нем были некоторые весьма многообещающие модели. Государство и религиозные организации издавна сотрудничают в сфере образования, и история такого сотрудничества представляет интерес в нескольких планах. Партнерство между государством и англиканской церковью в сфере народного образования осуществляется таким образом, что стороны стараются подстраиваться друг под друга, изыскивая компромиссы. В таком партнерстве то, что пытается обеспечить объединение (в данном случае это церковь), может подвергаться критике, проверкам, жестким нормам и критериям, как того требуют закон и установленные правила. Однако в то же самое время, установленная законом власть признает, что объединения могут создавать (и на это можно с полным правом рассчитывать) оправданную, профессиональную, справедливую практику и политику, способствуя достижению целей законной власти. Иными словами, законная власть в данном случае признает, что достижению ее целей может способствовать мировоззренческая концепция определенного объединения и его члены. Но в любой модели такого рода должны присутствовать соответствующие закону ресурсы и сдерживающие моменты, предназначенные для того, чтобы жизнь в объединении и его стандарты были максимально подотчетными и ответственными. И как мне кажется, это вполне разумно, когда государство выдвигает такие условия, чтобы одобрить и подтвердить происходящее в жизни объединения.
Также по теме: Как московские мусульмане соблюдают исламские традиции
Я привлекаю к этому внимание по той причине, что в некоторых статьях из обсуждаемой книги звучит обеспокоенность по поводу того, что у советов шариата такие ресурсы отсутствуют. У них нет некоторых ресурсов, которые позволили бы им стать подотчетными и профессиональными, чтобы государство смогло их признать. Иными словами, это та мысль, которую я излагаю под своим первым заголовком. Государство всегда будет спрашивать: «Существуют ли в такой практике аспекты, порождающие предотвратимое неравенство? Существуют ли в такой практике аспекты, которые, пользуясь терминологией из моей первой лекции, закрывают доступ определенным категориям людей?» Конечно, наиболее остро этот вопрос стоит в отношении положения женщин во многих шариатских судах и в окружении тех обычаев и привычек, которые мы наблюдаем вокруг нас. Тогда, в 2008-м, после лекции один неравнодушный мусульманский юрист сказал мне весьма конструктивную вещь: «Практику шариата в нашей стране необходимо всячески освещать». То есть, эту практику необходимо сделать подотчетной и профессиональной, чтобы юриспруденция и установленная законом власть могли ее продвигать и развивать. Но я должен сказать, что такое всегда имеет место в партнерстве между государством и объединениями: практику необходимо освещать, потому что иначе она уйдет в себя, став совершенно неподотчетной и невидимой обществу. Это одна из наиболее важных черт, о которой нам следует думать, содействуя сотрудничеству в самых разных формах. Подотчетность и профессионализм, а следовательно, и узаконенная власть, которая обоснованно ожидает очень многого от практики объединений: это расчет на интеллект, на последовательность и прозрачность.
И здесь я подхожу к третьему моменту, которого я уже касался в своей первой лекции, и на котором останавливаются некоторые авторы статей из рассматриваемой книги. Мне кажется, этот момент следует изучить немного поглубже. Существует ли такая вещь как раздраженное сознание? Имеется в виду, есть ли такая вещь как несведущее сознание, которое, борясь за свои права, девальвирует ценность призыва к сознанию и совести? Мне кажется, найти ответ на этот вопрос можно, лишь обратившись к очень опытным и грамотным юристам, которые к тому же владеют несколькими языками своей традиции и верований, и знают правовую культуру общества. Я вспоминаю те случаи, которые так любит газета Daily Mail, когда продавцы-мусульмане в книжных магазинах отказываются продавать Библию, или когда водители автобусов мусульмане отказываются пускать в общественный транспорт собак-поводырей. Это и есть примеры того, что я называю «раздраженным сознанием». То есть, это сознание, формируемое под влиянием ограниченного и безграмотного контакта с определенной традицией того или иного объединения, которое необходимо критиковать изнутри, в рамках того объединения, к которому принадлежит носитель такого сознания. Этой критикой могут заняться ученые, знакомые с такой традицией и разбирающиеся в ней, а следовательно, способные предотвратить превращение «беспокойного» или раздраженного сознания в сознание самовольное и деспотичное (как в упомянутых мною случаях), когда доступа к общественным благам лишаются не только члены религиозной общины, но и другие люди. Можно подробнее изложить детали того, что с этим связано. Но как мне кажется, это та сфера, в которой люди по вполне понятным причинам ощущают, что признание практики меньшинства будет иметь вполне реальные моральные и общественные негативные издержки. Если можно будет решить эту проблему, если можно будет выйти за ее рамки, то я думаю, это станет значительным достижением.
Читайте также: О мусульманской проблеме
Три описанных выше момента – о негативном отношении к закону, о характере партнерства между государством и объединениями, и об ожиданиях просвещенного сознания – это те вопросы, которые рассматриваются в материалах книги с разных ракурсов, на разном фоне и с различными особенностями. Чего нам не хватает в этой дискуссии, так это примеров с решением задач. Раньше их было еще меньше. В книге их больше, чем было в 2008 году. В этом плане весьма интересным и значительным представляется эссе из Канады, автором которого является бывший министр образования, общин и социальных услуг Онтарио Мэрион Бойд (Marion Boyd). В нем рассказывается об опыте поиска возможных партнерств и компромиссов с практикой шариата в условиях Канады.
В завершение хочу сказать следующее. Я по-прежнему считаю уместным и актуальным ту тему, которую я попытался поднять в 2008 году. Дело не просто в том, как мы решаем очень специфичный вопрос об исламе и британском законе. Дело в целой серии вопросов о самом законе, о законе и обществе, о взаимоотношении между тем, что имеет силу закона, и тем, что я называю объединением. Если верно то, что закон не создает общественную практику, а отслеживает ее и посредничает в этой области; если верно то, что лучший гражданин это не просто абстрактный гражданин, а человек, отождествляющий себя с каким-то объединением, то мы обязаны решать эти конкретные вопросы, привлекая все имеющиеся у нас ресурсы и навыки. Я ни в коей мере не считаю данную тему закрытой. Я уверен, что существуют нуждающиеся в серьезной проработке проблемы, касающиеся того, что мы подразумеваем под партнерством, и какая мера равенства должна здесь присутствовать. Однако я думаю, что если нам удастся решить эти вопросы с умом, с учетом долгосрочных последствий для здоровья плюралистического общества, которое стремится обеспечить всеобщий доступ к человеческим и общественным благам, то мы сможем соединить две вещи, которые очень трудно удержать вместе.
