Падение Берлинской стены в 1989 году подписало смертный приговор коммунизму, который полагался на марксистско-ленинско-троцкистскую доктрину. Во второй половине ХХ века эта ошибочная, несправедливая и противоестественная (а значит и преступная) система взяла в заложники или даже «похитила» (как выразился Милан Кундера) половину планеты и вовлекла все человечество в слепой и иррациональный конфликт двух противостоящих друг другу систем, двух диаметрально противоположных восприятий человеческой природы.
Словно в некой сюрреалистической зеркальной игре планетарных масштабов два протагониста (капитализм против коммунизма, Запад против Востока, США против СССР) встали друг напротив друга, примеривались друг к другу, ненавидели друг друга. Они смотрели друг другу в лицо и поносили друг друга, но при этом совершенно не понимали реальной сущности своего альтер эго и в конечном итоге черпали причины собственного существования в этой доведенной до абсурда мировоззренческой инаковости. Такой была холодная война. Такой была идеологическая биполярность, которая жестоко рассекла мир на две части и заморозила его развитием в прошлом столетии так, что на каждой стране и каждом человеке стоял ярлык в зависимости от принадлежности к одному из укрепленных лагерей. Все это выглядело как исторический фатализм, которому было бы вполне по силам затянуться до бесконечности.
Как бы то ни было, коммунизм рухнул под грузом собственных внутренних противоречий: это потрясение стало полной неожиданностью для всех, как для главных пророков (начиная с Михаила Горбачева), так и основных западных критиков социалистической системы (как мне кажется, генетическая аномалия к тому моменту уже присутствовала в ее ДНК). Далее мы попали в нирвану счастливой глобализации, однако этот период, который отразил Фрэнсис Фукуяма в своем «Конце истории», оказался недолгим. Все выглядело так, словно поражение коммунизма стало отравленным плодом, бомбой замедленного действия в фундаменте капитализма, который разучился жить в одиночку, без постоянного сравнения со своим противником.
В результате капитализм стал осиротевшим родственником разгромленного коммунизма. Жертвой собственной победы. В начале перестройки в 1980-х годах советский академик Георгий Арбатов высказал перед аудиторией из американских геополитиков одну интересную мысль: «Неизбежное крушение коммунизма лишит вас врага, и это худшее, что может случиться с Западом». В некотором роде, эти слова оказались пророческими.
Потеряв опору в виде холодной войны, капитализм лишился и ориентира. Он не понял нового мира и не осознал, что самое трудное лежало впереди. Речь шла о том, чтобы установить мир и построить собственное будущее, которое ни в коем случае не должно было быть простой экстраполяцией прошлого. Всеобщая эйфория после пирровой победы над поднявшим белый флаг противником заставила капитализм начала XXI века позабыть о собственных изначальных ценностях, которые обеспечили его подъем и процветание с течением лет, стали залогом прогресса. И все это задолго до «Капитала» Карла Маркса, который концептуализировал опасную коммунистическую утопию. Задолго до прихода к власти в России крохотной группки последователей Владимира Ленина, которым, несмотря на малое число, удалось остаться в истории под названием «большевики». Задолго до столкновения капитализма с коммунистическим антиподом, который на самом деле был лишь трагическим эпифеноменом предыдущего полувека.
Сегодня потеря памяти не дает нам спокойно дышать, а одержимость краткосрочными целями затуманивает зрение. Вообще, кто еще помнит о происхождении капитализма, которое опирается на спектр неотъемлемых ценностей: благородное восприятие человека, апофеоз личной свободы и достоинства (они, кстати говоря, возведены в статус нормы повседневного существования), гражданское общество как противовес избранной власти, этика, прозрачность и нравственные императивы, которые стоят у истоков рыночной экономики в духе Спинозы, Вебера и Канта?
Кому до сих пор известно сейчас в 2013 году, после слишком многих «поломок» и бесчисленных кризисов современного капитализма, что рынок и мораль были неразрывно связаны в колыбели системы, ставшей, как показывает история, единственной возможностью для формирования богатств, борьбы с нищетой народов и открытия новых горизонтов для самых отважных и талантливых, которые встают на пусть счастья и приносят пользу остальным, потому что ведут их вслед за собой?
Кто еще сегодня (после дела Каюзака и множества им подобных под увеличительным стеклом СМИ) верит душой и разумом, что изначальный капитализм в том виде, в каком он появился на свет и вытащил общество из Средневековья в его западной версии, не был всего лишь уловкой, которая позволила одним наживаться за спинами у других? Что он не был позорным и достойным всяческого осуждения проявлением спекуляции, алчности и стремления к скорейшей наживе?
Наконец, кто в наши времена повальной дехристианизации сохраняет четкое восприятие христианских ценностей (любовь к ближнему, милосердие, доброта, солидарность), которые наметили путь для западной цивилизации со времен строительства готических соборов в XII веке, задолго до появления современного и эффективного капитализма? Кто еще помнит, что глубокие западные ценности уходят корнями в том числе в религиозную среду и по своей сущности гораздо древнее светских революций во Франции и Великобритании с их багажом прав человека, которые левые очень быстро поставили на службу своего идеологизированного восприятия мира?
Кто еще осознает в настоящий момент, перед лицом серьезнейших вызовов глобализованного мира XXI века, роль концептуальных основ капитализма в исторической эволюции, процессе болезненных преобразований?
Позволю читателю самому найти ответ на эти вопросы, однако все же отмечу, что, к сожалению, этого нельзя сказать о подавляющем большинстве моих студентов, которые призваны в будущем решать судьбы мира после обучения в крупных бизнес-школах.
Разумеется, крах коммунистической модели в конце ХХ века не ознаменовал собой смертный приговор капитализму с учетом всех его составляющих (демократия, рыночная экономика, гражданское общество, нравственные ценности), которые носят как религиозный, так и светский характер. Сейчас, когда мировую экономику продвигают вперед инновации и творческий подход свободных людей, я не вижу никакой реальной альтернативы этой модели системы работы современного общества, которая объединяет в себе демократию и рынок. Да, настоящие инновации всегда идут рука об руку с личной свободой. Как бы то ни было, чтобы окончательно оставить в прошлом печальную интерлюдию ХХ века, которая лишила его памяти о собственных корнях, капитализму будущего необходимо вновь изобрести себя, как поступил Запад в эпоху Возрождения XV-XVI веков. Ему нужно найти в себе смелость, чтобы принять себя, адаптироваться к новому миру, восстановить свои изначальные опоры и поставить человека на первое место в числе приоритетов. Другими словами, вернуться к собственным выигрышным схемам, которые столько дали ему на протяжении истории.
Все это - сложнейшая цивилизационная задача, для достижения которой требуется прежде всего вернуть в экономику политику ценностей и убеждений, столь далекую от лишенных стратегической глубины мелочных предвыборных расчетов (сегодня, к сожалению, не видно ничего кроме них). Возможно ли это? Мне кажется, что надежда теплится в радикальной смене поколений в западных демократиях, смене, которая бы вознесла на вершину политической власти новую плеяду прагматичных руководителей. Этим детям цифровой революции было бы по силам объединить славное прошлое капитализма со своим панорамным видением мира (в частности благодаря качеству образовательной работы, что подчеркивает важность запущенных Atlantico обсуждений подобных вопросов), скорректировать эту модель в соответствии с реалиями глобализации XXI века и решительно направить капитализм по пути в будущее.
Александр Мельник, бывший сотрудник российского посольства в Париже, преподаватель геополитики в Бизнес-школе Нанси.
