Тверской суд Москвы в четверг признал скончавшегося в СИЗО в 2009 году юриста фонда Hermitage Capital Сергея Магнитского и главу фонда Уильяма Браудера виновными в уклонении от уплаты налогов.
Фабула дела известна интересующейся части публики во всех подробностях, нет смысла повторяться. Те, кто верит следствию и суду, равно как и те, кто не верит, останутся при своем мнении.
Сразу по вынесению вердикта дело против Магнитского было прекращено в связи с его смертью. Практических правовых последствий решение не возымеет. Последствия будут политические.
Неслыханный случай
Дело Магнитского - единственный за всю советскую и постсоветскую историю пример суда над мертвым человеком по инициативе властей.
Обычно в связи со смертью обвиняемого дела прекращаются автоматически. Классический пример - возбужденное в 1992 году дело о расстреле в Новочеркасске, которое было прекращено в связи с тем, что Никита Хрущев, Фрол Козлов, Анастас Микоян и еще восемь фигурантов к тому времени отошли в мир иной.
«Это была инициатива генпрокуратуры, никто из родственников об этом не просил, а возобновление дела может быть только по требованию родственников», - заявил представитель вдовы Магнитского адвокат Дмитрий Харитонов, отказавшийся участвовать в слушаниях.
Мэр Лондона Борис Джонсон ранее сравнил суд над мертвым Магнитским со средневековыми процессами над животными.
«Единственное последствие, которое это может иметь, на мой взгляд - дальнейшее возвращение все глубже и глубже к средневековым образцам. Тогда судили покойников, животных и малых детей», - считает российский политолог Михаил Глобачев.
Дмитрий Харитонов видит в беспрецедентном разбирательстве неудачную попытку поставить в деле точку, заручиться возможностью ссылаться на судебный вердикт, когда впредь кто-нибудь станет называть вину Магнитского недоказанной, а его самого жертвой.
«Только для этого процесс и нужен, чтобы сказать всему миру - вот, смотрите, суд признал Магнитского виновным», - заявил он.
Пропагандистский козырь
Второй подсудимый, Уильям Браудер, приговоренный к девяти годам колонии общего режима, жив и здоров. Россия заявляет, что не оставит попыток добиться его эстрадиции из Британии.
Как и в случае с Магнитским, российские власти ждут от осуждения Браудера не практического результата, а пропагандистского эффекта, уверен Михаил Глобачев.
«Резонно допустить, что главной мишенью был не Магнитский, а Браудер. Конечно, никто его не выдаст, у нас на зоне его не увидят, заниматься предпринимательской деятельностью в России он, нетрудно предположить, и так не стал бы. Самое вкусное тут - повод в ответ не признавать решения западных судов, отказывать в просьбах об экстрадиции, обвинять Запад в русофобии и двойных стандартах», - считает эксперт.
Своим все, чужим - закон
Споры о деле Магнитского шли в основном вокруг того, виноват ли он в чем-либо, и как его лечили в СИЗО. Практически за рамками дискуссии осталась, вероятно, самая главная тема: почему подозреваемый в уклонении от налогов вообще оказался в камере, а не под подпиской о невыезде, как, например, некоторые фигуранты дела "Оборонсервиса"?
По мнению многих, главная проблема состоит не в несовершенствах российского законодательства, от которых не свободно ни одно общество, и даже не в его суровости, а в избирательном использовании.
Право часто предусматривает «вилку», в рамках которой можно обойтись с человеком очень по-разному. Российская юстиция слишком явно следует приписываемой то ли Муссолини, то ли кому-то из латиноамериканских диктаторов XIX века формуле: «Своим все, чужим – закон».
«Российский закон сам по себе не так ужасен, ужасно его применение», - заявил Русской службе Би-би-си Михаил Глобачев.
Кризис доверия
Если посмертный процесс и принесет моральный эффект, то отрицательный. Внутренние критики Кремля и мировое сообщество российскому правосудию не верят в принципе, и словами здесь не поможешь. У американцев есть поговорка: «Твои дела говорят так громко, что я не слышу, что ты говоришь».
Если вдуматься, это трагическая ситуация. Как бороться с реальной преступностью и коррупцией, если изначально не верить следствию и судам, а любое мало-мальски громкое дело политизируется?
«Доверие уже невосстановимо, - говорит Михаил Глобачев. - 90% населения все безразлично, пока не достанет их самих, и применительно к ним речь об доверии или недоверии вообще не идет. А ни один просвещенный человек при этом режиме, пока у власти Путин, юстиции доверять не будет».
Теоретически, ничего фатального в сложившейся ситуации нет. Восстановить доверие можно.
Отчего не помечтать?
Например, о том, чтобы практически каждый сколько-нибудь громко заявивший о себе оппозиционер не оказывался по странному совпадению коррупционером. Чтобы тривиальная драка не преподносилась как кем-то заранее спланированные массовые беспорядки и чуть ли не попытка переворота. Чтобы Ходорковский и Лебедев без всяких уловок вышли на свободу в положенный срок. Чтобы «чужие» не ожидали суда за решеткой, а «свои», но слегка оступившиеся, в элитных апартаментах.