- «Репортер особого назначения», «экстремальный журналист» - как вас только не называют. В каких горячих точках вы только не побывали: Афганистан, Косово, Ирак, Египет, Ливия, Сирия… Чтобы попадать в такие места, надо иметь, например, какие-то особые отношения с властью?
- Прежде всего, надо иметь к этому призвание. А потом – ведь не каждый в такие места поедет. На самом деле мало желающих ехать на войну. И понятно, почему. И страшно, и опасно, и условия… И такое отношение - естественно. Вот ехать на войну – неестественно, потому что ты едешь туда, откуда можешь не вернуться. Такая работа – да. Но она неестественная для человека. Для человека естественно любить, воспитывать детей, испытывать счастье, но воевать или видеть войну, кровь и писать об этом – неестественно.
Если едешь на войну официальным корреспондентом, то ты ее не увидишь, тебя не пошлют дальше глубокого тыла. А если ты человек со связями, с опытом, то обязательно используешь какие-то свои приемы – вплоть до подкупа и обмана. На Востоке это общепринятая практика, называется бакшиш, без этого не выстроишь никаких отношений. Примеров подобного в моей биографии и биографиях моих друзей – огромное количество.
- И кого подкупали?
- Полевых командиров, власти арабских режимов.
- За свои деньги?
- Там не считаешь – свои или чужие. Ты делаешь дело.
- А редакция дает средства?
- На подкуп не дает. Ну, потом приезжаешь, как-то выкручиваешься, пишешь записки объяснительные. Суммы-то небольшие. Я обычно бываю в бедных странах, достаточно бывает 50 долларов , чтобы быть в шоколаде полном. А чаще просто проявляешь смекалку. В Сирии в прошлом году нужно было прорваться в город Хомс, где шли бои. Сирийские власти не рекомендовали туда ехать, практически запрещали. И тогда я и мои молодые коллеги из «Комсомольской правды» сели на обычный рейсовый автобус, доехали и нормально отработали. Правда, там нас все же прихватила служба безопасности, но сирийская, слава Богу, не повстанческая. И выпроводила.
Бывали случаи, что и в тюрьме сидел несколько дней – в Иране. Но опять-таки были зашиты в плавках деньги – откупился.
- Какая командировка запомнилась больше всего?
- Самая экстремальная, опасная, запоминающаяся и самая дорогая для меня состоялась в 91-м году и была связана со спасением наших военнопленных в Афганистане. Я уговорил своих друзей, двух британских журналистов - Рори Пека и Питера Джувенала (Пек потом был убит в Москве во время событий в Останкино, на моих глазах), - которые были знакомы с моджахедскими командирами, списаться с Ахмад-Шахом Масудом о том, что к нему приведут советского представителя и он отдаст ему пленных. Масуд согласился.
Нам открыли границу на Тянь-Шане, и мы шли две недели. Я - как финский журналист. Если бы шел как советский, меня убили бы на первом километре. Почему финский? Да потому, что никто и никогда в жизни там не видел финнов. Один раз только я попал, когда мы пришли в кишлак, где был довольно продвинутый полевой командир, заканчивал Кабульский университет. Так он стал меня довольно доброжелательно, но доставать: «Как по-фински будет «небо», как – «дерево»?» Я изворачивался, как мог, называл в ответ «Кекконен», фамилии каких-то финских спортсменов… Выручили меня англичане, попросили отстать от меня: «Наш друг устал, пусть поспит».
Это был чудовищный путь. Мы шли по пояс в снегу, по перевалам на высоте 5000 метров, но к Масуду вышли и договорились об освобождении трех пленных. Там было шестеро, но два остались, женившись на афганках, один – Коля Быстров – принял ислам и стал телохранителем у Масуда. Вернулся через несколько лет.
- Эстония тоже присутствует в Афганистане – в составе войск НАТО. У нас в стране к этому разноплановое отношение. Одни считают, что нам там нечего делать, другие – что таким образом мы участвуем в мировом процессе и выражаем поддержку своим партнерам. Как вы считаете, правильно ли делает Эстония, когда держит своих людей там?
- Неправильно. Дело в том, что сама эта операция – такая же трагическая глобальная ошибка, как участие британских войск в афганских делах в XIX веке, как участие советских войск – в XX веке. Теперь – американцы. Но они хитрые, подтянули всех остальных, чтобы ответственность разделить. Это криминальный такой прием – замазать всех остальных. От вашей помощи там ни жарко, ни холодно. Реально воюют там три страны – американцы, англичане и немцы.
Но военным путем в Афганистане ничего не решишь. После такого страна превращалась в прах. Такая же ситуация может возникнуть после ухода американцев. Афганца невозможно победить, его можно только купить, то есть договориться можно. Американцы спохватились, начали вкладывать деньги не в вооружение, армию, а в строительство инфраструктуры, создание рабочих мест. Но, по-моему, поздновато уже. Им уже не верят.
- Одно дело – Ближний Восток, Средняя Азия, другое – Россия. В Москве, Петербурге, других крупных городах мусульманское население уже порой кажется большинством. Что будет с Россией?
- А что будет с Францией, Англией, со всем миром? Проблема эта, к сожалению, не только российская. Она глобальная, и что с ней делать я, откровенно говоря, не знаю. Запретить им ехать – будет недемократично. Тем более, это факт, что эти люди России, кстати, нужны, потому что, скажем, москвичи не хотят работать на стройках, дворниками, а эти хотят. И начинают с дворников, а сегодня уже в поликлиниках, министерствах… Это уже раздражает население российское. И, конечно, может плохо кончиться, если этим не заниматься. Здесь нужны толерантность и взаимоуважение, а также соблюдение правил общежития. Русский человек, приехав в Грозный, никогда не станет размахивать кулаками и напиваться. Его тут же прикончат. А чеченец в Москве запросто стреляет из пистолета в потолок, из машин на улицах.
- Можете ли навскидку назвать, с вашей точки зрения, три самых больших плюса и три самых больших минуса России?
- Знаете что, я не буду на этот вопрос отвечать.
- Почему?
- Объясню. Если бы я сейчас беседовал с вами в Москве и вы представляли российское СМИ, я бы с удовольствием на этот вопрос ответил. Когда я нахожусь за границей, причем в стране достаточно специфической с ее отношением к России, боюсь, что мои слова будут истолкованы превратно. Я страшно недоволен многими вещами в России, вы можете открыть мою страничку на Facebook и увидите – я жестко критикую и власть российскую, и российские порядки, и с болью отношусь к нашим бедам. Но у меня правило – я не комментирую Россию за границей.
- На Западе в целом, в Эстонии – в частности, любят рассуждать о том, что российской прессе нельзя доверять...
- Да прессе никакой доверять нельзя. Причем тут российская? Она сегодня абсолютно ничем не отличается от всей другой – ничуть не хуже, ничуть не лучше. Пример – тот же Афганистан , 89-й год. Наши войска уходят, и в Кабул со всего мира съезжаются корреспонденты в ожидании штурма города моджахедами и падения «советского» режима Наджибуллы. Сидят неделю, месяц – ничего не происходит. Наджибулла выстоял три года и стоял бы и сейчас, если бы его не предал Ельцин. И вот эти американцы, немцы, французы, очень известные ребята, доставали меня как человека информированного и много лет там проработавшего. По вечерам мы собирались в отеле, выпивали и беседовали – откровенно, как коллеги. Но каждый раз, когда я уходил, они меня просили: «Владимир, только, пожалуйста, не ссылайся на нас. Одно дело, когда мы с тобой говорим, другое дело – что мы пишем в своих газетах, у нас хозяева есть». Вот вам и свободная пресса.
Я пишу, что хочу, но в уме всегда знаю, что не могу написать какие-то вещи, которые подставят моего работодателя. А работаю я в правительственной газете и никогда не напишу, что Медведев плохой или делает что-то неправильно. Я не встречал свободной журналистики в мире. Мне, наверно, не везло. Но я все же убежден – свободой прессы нет, никогда не было и никогда не будет.
- Такая удивительность – в Эстонии вы впервые. Как это могло произойти?
- Сам удивляюсь. Когда были советские времена и можно было ездить свободно, я все время оставлял ее на десерт – вот, думал, поеду, оттянусь, погуляю, поживу. А тут – начало 90-х. И все. Но теперь я жалею, что не был здесь раньше. Я погулял по Таллинну – потрясающе! Для меня старушка-Европа вообще главное место на земле. Вена – самый любимый город. Прага, Лондон, немецкие, итальянские классические городки. Теперь я понимаю, что и Таллинн заношу в этот список – какой красивый город, такой теплый, такой уютный. Я в полном кайфе от Таллинна!
- Декоративная сторона, нет спору, привлекает. А о проблемах русского населения вы слышали?
- Да, вот это серьезная вещь… Когда я об этом размышляю, думаю, что должно пройти время и все будет хорошо. Если не произойдет никакого форс-мажора, войны, жесткой конфронтации между Россией и Западом (и тут Эстония, скорее всего, окажется на стороне Запада, куда ей деваться), то все плохое забудется. Иначе ведь Эстонии несдобровать.
- В каком смысле?
- Россия напоминает такого огромного медведя. Он дремлет, но он большой и могучий. Невзначай лапой шевельнет, и от Эстонии ничего не останется. Зачем это надо? Это же было уже в истории. Я не призываю любить Россию, но относиться к ней надо с уважением.