Долгое время я не совсем понимала смысл пластической хирургии. Точнее, я понимала, но не принимала ее, потому, что, на мой взгляд, косметическое вмешательство это настолько агрессивное и вредное научно-техническое достижение, настолько убийственное толкование человеческого самолюбия и коллективной безопасности, что оно заслуживает моего полного пренебрежения, и я могу с легкостью и не задумываясь его отвергать и даже презирать. Пластические хирурги и их пациенты были для меня чуждыми существами, от которых следует держаться подальше, мне они казались чем-то диковинным, что следует воспринимать с некоторым смущением, удивлением и изрядной долей жалости.
Так было раньше, и так же обстоит дело и сейчас, а сейчас мне уже пошел четвертый десяток, а это значит, что я слишком хорошо понимаю, что жизнь – и наши представления о взаимодействии с миром вокруг нас и существовании в этом мире – гораздо сложнее. Поэтому я с интересом читаю новости о том, что в журнале Американской медицинской ассоциации (JAMA) «Лицевая пластическая хирургия» только что была опубликована статья, авторы которой обнаружили, что пластическая хирургия всего лишь позволяет пациентам выглядеть моложе в глазах окружающих. По мнению экспертов-наблюдателей, 45 пациентов, которых сфотографировали до и после проведения подтяжки бровей и лица, всего-навсего стали выглядеть на три года моложе. При этом хирургическое вмешательство никак не повлияло на восприятие их внешней привлекательности.
Моей первой реакцией (за которую мне немного стыдно) было автоматическое неприятие – отголосок того насмешливого отношения «знатока», которое я выработала в себе давным-давно. Вне всякого сомнения, думала я, пластическая хирургия это напрасная трата денег и демонстрация своих преимуществ и эгоцентризма, которые никаких настоящих существенных результатов не дают. Так неужели надо проводить все эти исследования для того, чтобы доказать это?
Несовершенство такой точки зрения заключается в том, что она не дает четкого представления о том, что означают такие понятия, как «настоящие», «существенные» и даже «внешняя привлекательность». В конечном счете, некоторые из самых «красивых» (в общепринятом смысле этого слова) людей среди моих знакомых, в большинстве своем, еще и несчастливы, поэтому, как ни крути, никакой привлекательности в этом нет.
А все это значит, что есть во всем этом что-то такое интересное, возможно, упущенная возможность. С одной стороны, согласно исследованию, результаты которого опубликованы в JAMA, между понятиями «молодость» и «внешняя привлекательность» есть разница, что уже означает революцию в сознании американцев, помешанных на молодости. С другой стороны, само по себе исследование выглядит несколько бессмысленным, поскольку, если пациенты после операции воспринимают себя лучше, не так уж и важно восприятие тех 50 экспертов-наблюдателей, рассматривающих фото, на которых изображены пациенты «до» и «после».
Вот что на самом деле было бы интересно, так это если бы руководители исследования показали бы заключения экспертов-наблюдателей самим пациентам, изображенным на фотографиях. Думаю, что такая обратная связь позволила бы сделать более точные выводы, поскольку, как я подозреваю, большинство из тех, кто пошел на пластическую операцию, вряд ли хотят выглядеть моложе и привлекательнее – они просто хотят быть похожими на самих себя. Это менеджер среднего звена с набрякшими веками или триатлонистка, которая занимается спортом по выходным и только внешне кажется усталой, это женщина, у которой дети разъехались кто куда, и дом опустел – нижняя часть ее лица отяжелела, в чем угадываются печальные последствия пережитых предательств и измен. Я это хорошо понимаю. И насколько я понимаю, нам следует поощрять здоровое стремление к самооценке и желание стареть красиво. Кроме того, мы должны еще учитывать и то, что пластическая хирургия не всегда противоречит этим желаниям и стремлениям. В действительности, она может стать их естественным продолжением.