Папа и невозможная революция нереформируемой церкви

«Попробуйте на мгновение представить себе только что избранного президента-демократа Соединенных Штатов, который, чтобы добиться прогресса страны, вынужден был бы искать членов своей администрации исключительно в рядах Республиканской партии». Это было бы гарантией провала, проявлением потери здравого смысла и идиотизма. Этот пример Дэймон Линкер (Damon Linker), бывший редактор католического журнала First Things и автор эссе «Теоконы- светская Америка в осаде» (The Theocons – Secular America under siege), использовал, чтобы объяснить в длинной статье, появившейся в последнем номере New Republic с Папой Бергольо на обложке, почему Франциску не удастся изменить церковь. Итак, революционер Франциск готов изменить все и тотчас же?

Тот, кто так думает, ошибается. Нынешний Папа вынужден управлять аппаратом, сложившимся в течение «34-летнего периода сильного теологического и доктринального консерватизма». В этой ситуации ему приходится набирать руководящие кадры новой Римской курии. Кардиналы, епископы и монсиньоры принадлежат к старому режиму, как его определяют даже самые большие энтузиасты перемен, ожидаемых с избранием нового Папы. «Если бы Папа захотел изменить католическую церковь, то ему пришлось бы прибегнуть к сложившимся внутри интститутов церкви процедурам и процессам. Однако эти институты по своей природе будут препятствовать новшествам», - говорит Линкер. В церкви все происходит медленно, счет идет не на годы или избирательные циклы, как в политике, а на века.

Линкер уверен, что ожидания так называемых католиков-прогрессистов, деморализованных и отброшенных на окраину в ходе последних двух понтификатов Войтылы и Ратцингера, не оправдаются. Естественно судить о человеке по его автомобилю, особенно если этот человек - Папа. Хорхе Марио Бергольо удивил церковные власти и международные средства массовой информации, отказавшись от предоставленного ему после избрания лимузина. Он предпочел вернуться в дом Святой Марты в маленьком автобусе вместе со своими собратьями, которые только что его избрали преемником Бенедикта XVI в запертой Сикстинской капелле. «Теперь папамобилем стала машина марки Ford Focus. Подобное поведение упрочилось в следующие недели и месяцы. Папа избрал для себя имя Франциск, отказался от проживания в апостольском дворце, отслужил мессу Coena Domini в Святой Четверг в тюрьме Казаль дель Мармо, где омыл ноги двум женщинам (одна из них была мусульманкой), тем самым нарушив традицию, которая обязывает проводить этот обряд с мужчинами-священниками из Ватикана», - добавил комментатор.

Упорная защита ортодоксии

Линкер перечисляет все новшества, появившиеся в Рим вместе иезуитом, прибывшим с края света. Он любил перемещаться по Буэнос-Айресу на метро и привык готовить себе ужин сам в маленькой квартирке, где он обосновался, отказавшись от обширного и удобного дворца архиепископа. «Именно эти проявления скромности и смирения шокировали многих наблюдателей», - говорится в статье в New Republic. С другой стороны, ни Иоанн Павел II, ни его преемник никогда не говорили во время воскресной проповеди, что «веровать - это не значит приправлять свою жизнь небольшим количеством религии, как будто это торт, который мы украшаем сливками». Именно так выразился Франциск, показавшись в окне кабинета Апостольского дворца. Но одно дело - стиль, модель поведения, направленная на постоянный поиск контакта с толпой верующих, с бедными и униженными, а другое дело - быть революционером, особенно, если эта революция понимается в кругах, которые Линкер определяет как прогрессистские, как «приверженность церкви к уравнивающему духу современного либерализма, который включает признание прав гомосексуалистов, сексуальную свободу и всеобщее равенство».

Но Франциск на это не согласен. Речь не идет о выдвижении гипотез по поводу того, что он сделает и какие распоряжения даст, сидя за письменным столом в 201 номере гостиницы Святой Марты в ближайшие месяцы. Достаточно оглянуться назад, ознакомиться в биографией иезуита, который хотел быть миссионером в Японии несмотря на проблему с легкими, которая осложняет его жизнь с молодости. «Когда Бергольо высказался о политике церкви по сексуальным вопросам, его позиция не стала вызовом католической ортодоксии. В ряде случаев он упорно ее защищал». В 2007 году он резко выступил против абортов, сравнив их со смертной казнью: «В Аргентине существует смертная казнь. Дитя, зачатое в результате изнасилования женщины с психическими проблемами может быть осуждено на смерть», - сказал Бергольо. А три года спустя, будучи архиеписком аргентинской столицы, он сравнил «легализацию однополых браков с полным отказом от законов Бога, запечатленных в наших сердцах». «Его язык не похож на дипломатический, он не предполагает примирения с миром, мечтающем об искусственном контроле за рождаемостью», - пишет Линкер.

Недоверие консервативных кругов

Итак, должны смириться такие католики, как Эндрю Салливан (Andrew Sullivan), опубликовавший в своем блоге статью, озаглавленную «Этот необыкновенный Папа». Он пишет: «Во Франциске меня поражает не то, что он говорит, а то, как он говорит: его нежность, юмор, искренность». Все эти аспекты «до слез» волнуют популярного английского блогера, тридцать лет тому назад переехавшего в Америку, потому что «все, что он делает и говорит, - это очевидный отказ от того, что делалось прежде». Итак, именно в этом кроется разрыв, глубокая перемена, что иллюстрируется указами Папы, неожиданным визитом в Лампедузу, чашечкой кофе, выпитой в бразильской фавеле, и отказом (или отстранением, как объяснял в Foglio несколько недель назад профессор Джованни Филорама, историк христианства) от символического аппарата, который его предшественник возродил. Такой комментатор, как ватиканист Джон Аллен (John Allen) из National Catholic Reporter, которого Дэймон Линкер называет взвешеннным, убежден, что происходящее за стенами Ватикана - это именно революция. «Зависит от точки зрения», - отмечает New Republic

Единственная область, положением дел в которой прогрессисты могли бы быть довольны, касается системы курии, связанной с перестановками на постах (promoveatur ut amoveatur), что всегда происходило при смене понтификов. «В этой области революция возможна, потому что она не имеет ничего общего с  изменением католических доктрин, которые так раздражают прогрессистов, приверженных  к современному либерализму», - подчеркивает бывший редактор First Things. Но назначения, снятия и продвижения не являются новостью. «Изменение доктрины невозможно, по крайней мере, в ближайшие сто лет», - так считает Линкер. Рассмотрим вопрос целибата священников. В прошлом, будучи архиепископом Буэнос-Айреса, Бергольо согласился обсудить эту тему, заявив, что «это вопрос дисциплины, а не веры», он не относится к догмам или элементам доктрины. «Хотя он высказался за сохранение этой церковной традиции в данный момент, но сделал это со множеством оговорок, признав, что целибат имеет свои за и против». Однако, если мы сошлемся на первое тысячелетие христианской истории, когда безбрачие священников не было правилом, рассмотрим опыт англиканской церкви или нынешнюю ситуацию в православной церкви, то отмена целибата (такая перспектива не вызывает возражений у индийского кардинала Освальда Грасиаса, члена совета восьми кардиналов, разрабатывающих реформу курии) все-таки найдет множество препятствий. Нужно признать, что в консервативных церковных кругах «с бурных лет, наступивших после Второго Ватиканского собора, укрепилось общее недоверие к любым переменам». На этом соборе, созванном Иоанном XXIII, была высказана мысль, что «всякое предложение разрыва с традицией должно быть представлено как поддержка глубокой преемственности». Как напоминает Линкер, это то, что в 1845 году кардинал Джон Генри Ньюмен называл «развитием доктрины». Как замечает американский журнал, в конце концов, главное - это подтверждение «глубинной неизменности церкви». Нет никакого желания вновь повторять пройденное и снова толкать церковь в ситуацию хаоса, подобную той, что сложилась в период с конца 60-х годов до начала 70-х.