Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Встреча с архангелом на Земле

Где люди должны встречаться с божественными проявлениями, как не в собственной жизни? Об одной такой встрече написал в своей книге многолетний корреспондент нашей газеты Пауль Бадде. Предлагаем Вашему вниманию отрывок из нее

© РИА Новости А. Ламброс / Перейти в фотобанкУзники немецкого лагеря смерти Маутхаузен в дни войны.
Узники немецкого лагеря смерти Маутхаузен в дни войны.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Где люди должны встречаться с божественными проявлениями, как не в собственной жизни? Об одной такой встрече написал в своей книге многолетний корреспондент нашей газеты Пауль Бадде. Предлагаем Вашему вниманию отрывок из нее.

Моя жизнь состоит из сплошных недоразумений. Моей жене не нравится, когда я об этом говорю, она все еще нервничает в таких случаях. Но сейчас, будучи уже пожилым человеком, я не могу не рассказать о, возможно, самом большом недоразумении в моей жизни и о том, как эта ситуация разрешилась. Это история одного ангела. Сначала я считал его каким-то католическим каббалистом, потом каким-то странным набожным чудаком, а потом и вовсе какой-то «пустышкой». Но он оказался ангелом.

Теперь, когда я закрываю глаза и вспоминаю его, я чувствую запах розмарина и лаванды. От этих воспоминаний у меня словно вырастают крылья. Я как будто стою перед Стеной плача в Иерусалиме, протягиваю руку к кусту с голубыми цветами, растущему у Стены, мну пальцами смолистые иголки и вдыхаю их запах. Я прислоняюсь к стене, и меня напоняет солнечный свет. Счастье течет сквозь мои ноги, которые ходят уже не так хорошо, как когда-то, когда я в погоне за ним носился вверх-вниз по холму над рекой. Это был долгий путь, который в итоге привел меня к открытию, о котором я сейчас и расскажу. Но сначала я должен рассказать кое-что о самом пути, который мне пришлось преодолеть.

Поэтому зовите меня сегодня именем Тобиас, даже если это и не мое имя. Вы еще поймете, почему. Потому что, кроме имен Йозефа Ратцингера и других Пап Римских, а также имен одного старого поэта и нескольких исторических персонажей, я изменил имена почти всех действующих лиц нижеизложенной драмы. Потому что эта книга – не беллетристика, то есть не полный вымысел, как, возможно, многие могут подумать. Это не фантазия. Это книга, основанная на реальных событиях. Иначе говоря, все, что я описал в ней, произошло на самом деле.

 

Рожденный после тирании

 

Я родился в 1948 году, три года спустя после убийства евреев в Европе. Тирания осталась в прошлом – так же, как и большая война. Германия лежала в руинах – вся, кроме нашей деревни, которая, похоже, оказалась единственной, на которую во время войны не упала ни одна бомба. Я рос этаким маленьким принцем, жившим в собственных мечтах. В моем мире было два окна, одно из которых вело во двор, а другое – на деревенскую улицу. А еще в моем мире жили четверо старших братьев и один младший. 

Когда под нашими окнами проходили «процессии», провожавшие покойников в последний путь от церкви до кладбища, моя мать читала, стоя у окна, молитвы «Отче наш» и «Аве Мария» за упокой душ усопших и одновременно просила их забрать с собой в могилу бородавку с ее ступни.

Через неделю она показывала мне и моему младшему брату Клаусу место на своей ступне, на которой исчезала болезненная бородавка. Этот «метод» лечения она узнала еще от своей матери, а та от своей. Старшие братья только посмеивались над всем этим, но нам, младшим, это очень нравилось.

 

Библейские истории как история семейная

 

Я никак не могу отрицать, что и я между делом живу в 21-м веке. Но что касается моей матери, то я скорее являюсь дитем из 19-го, а то и вовсе 18-го или 17-го века, причем я всегда считал это собственным преимуществом. Когда мать мыла посуду или стирала, она пела песни Марии или рассказывала об ужасах войны, а готовя по воскресеньям курицу с каперсами и рисом, она говорила о еврейских «господах», у которых она когда-то работала горничной в Крефельде. Тогда она и узнала этот рецепт курицы.

Кроме того, она рассказывала нам истории из Библии, да так, словно это были истории нашей семьи – от Адама и Евы через Авраама и Давида, Тобиаса и Тобита со всеми остальными архангелами до Марии Магдалены и апостола Павла. Так что в некотором смысле это была и история моей семьи, которую позднее пересказал наш проповедник. 

Я не мог наслушаться этих историй. Меня восхищал запутанный, но прекрасный язык Библии, который я каждое воскресенье слушал в деревенской церкви, сидя на руках у отца. Например, историю о «далеком городе, которому не нужны ни Солнце, ни Луна, освещающие его, потому что величие Господа освещает его». 

 

Я не понимал, что нам чего-то недоставало

 

Поэтому с первыми видами Иерусалима и Вифлиема, Иордана и иудейских холмов я познакомился еще в совсем юном возрасте, сидя на родительских руках в деревенской церкви. Равно как и с видами Крестных ходов, с Марией Магдаленой и с плащаницей Христа, которую на некоторых картинах держат ангелы, а на других - женщина по имени Вероника. И мне бы и в голову никогда не пришло, что нам чего-то недоставало, даже если мои родители считали иначе. Я-то был всего лишь маленьким ребенком.

Мой отец отправился на Вторую мировую войну в звании ефрейтора. В этом же звании он и вернулся с войны.

Он служил зенитчиком и дошел до Парижа, потом до Ла-Манша, позднее участвовал в операциях в Румынии, в России – в Крыму и Сталинграде, откуда его эвакуировали одним из последних самолетов, потому что моя мать родила ему очередного сына, моего брата Вернера. После этого «котел» на Волге замкнулся, и он уже не мог вернуться. В нашем семейном альбоме сохранилась фотография (без меня и Клауса) с обгоревшими краями, потому что отцу во время одной из вражеских атак в последний момент удалось спастить самому и спасти некоторые из своих личных вещей из горевшей палатки.

 

Все худшее осталось в прошлом

 

Многие из его боевых товарищей погибли или попали в советский плен, что, по сути, также означало верную смерть. Гитлер также был мертв, так же, как и многие другие нацисты. Я жил в мире, в котором зло оказалось побеждено. Все худшее осталось в прошлом и казалось очень далеким. Поэтому во времена «холодной войны» западный мир также, в принципе, казался свободным от русских и китайцев, которых в наше время можно на каждом шагу встретить в Риме или Иерусалиме.

Поэтому то, что я и многие другие во времена моей юности считали целым миром, было, по меньшей мере, всего лишь его половиной или даже еще меньше. Да, мы считали половину единым целым. Сегодня многим это представляется невероятным, даже если мы в известном смысле считали именно так. Но я не хочу отвлекаться.

За год до моего рождения мой отец, ставший за последнее время набожным, вернулся из американского плена к моим матери и четверым старшим братьям. Он никогда не был героем. Мать рассказывала, что до войны он вместе с ней много скитался по стране, избегая призыва в армию. Что ему пришлось позднее пережить на войне, я не знаю, и узнать это мне уже не суждено.

Так как раньше он был парикмахером в городском театре Крефельда, у него сохранилась коробка с парикмахерскими принадлежностями, среди которых был парик-лысина, который меня просто восхищал. Единственными вещами, которые он принес домой с войны, были шинель из жесткой ткани на кошачьем меху и зеленого цвета шерстяная балаклава, которая надевалась на голову подобно этакому обрезанному чулку. Мать говорила, что они спасли отцу жизнь. За это его, пережившего лютую русскую зиму, наградили «Орденом мороженного мяса» - это, пожалуй, было единственной наградой за всю его жизнь.

 

Я был его «дитем мира»

 

По утрам я с любопытством наблюдал, как отец по утрам стоял с опущенными подтяжками перед раковиной и брился, как алые капли крови просачивались через белую пену для бритья. Я потом он уходил на работу, предварительно наклеив на порезы маленькие кусочки газеты, и обычно возвращался домой уже очень поздно.

Я был его «дитем мира», первым его ребенком, которого он сам мог наблюдать с самого рождения, но еще до того, как я смог бы с ним серьезно поговорить, он умер. Ему было 52 года, и он пережил две мировые войны, а мне было всего 10 лет. Его вдруг не стало – так же, как его боевых товарищей с фотографий в альбоме и тех евреев, о которых мне рассказывала мать. Эти «господа» из далеких Крефельда и Дюссельдорфа были убиты.

В 1950-х годах в наши места стали перебираться многочисленные беженцы с востока. Но в моем окружении не было евреев – ни в нашей родной деревне, ни позднее в гимназии в Ахене, ни еще позднее в университете во Фрайбурге. Я их не видел и не узнавал в массе других людей. Они существовали для меня только в Библии и в учебниках истории.

Я предполагал, что живых евреев можно встретить разве что в далеком Израиле, где они вели героические войны и отдали под суд некоего Айхманна. В Германии они оставались невидимыми, по крайней мере, для меня. Я не мог себе даже представить, чтобы кто-то из них после геноцида остался в Германии. За пределами родительского дома, где о них рассказывала мать, как я уже говорил, мне в юности не доводилось сталкиваться с нацистами и их преступлениями, по крайней мере, я их не воспринимал таковыми. Это было недоразумение, как я давно уже знаю. Это было заблуждением, но это было именно так.

 

У меня очень немецкая судьба

 

В те времена я не читал газет и считал их скучными, с их всякими-разными дебатами на ту или иную тему. И телевидение мы тоже очень долго не смотрели. Поэтому с живыми евреями, которые тогда совершенно отсутствовали в моей жизни и казались чем-то нереальным, я познакомился лишь в возрасте 20 с чем-то лет, да и то не напрямую, я благодаря Роберту Циммерманну из Дулута в далекой Миннесоте, выступавшему под псевдонимом Боб Дилан. 

Его песнями мы с друзтями заслушивались в 1960-е и 1970-е годы. Его «еврейский голос» совершенно покорил меня. Дилан, изображенный со своей подругой Сью Ротоло на обложке альбома «Freewheeling» 1963 года шагающим морозным февральским днем по Джонс-стрит в Гринвиче – это были мы с моей подругой Хельгой, шагающие по Телеманнштрассе во франкфуртском районе Вестэнд. Только 10 лет спустя. 

На основе моего беспомощного стремления порвать отношения с кем-либо, которым, по моему убеждению, не хватало честности и у которых, таким образом, не было будущего, Дилан еще за 10 лет до этого писал захватывающие песни. Часто у меня возникало ощущение, что он «читал» мои мечты и мысли, которыми я ни с кем и никогда не делился. Мне казалось, что он черпал вдохновение в каких-то таинственных, волшебных источниках. С тех пор я стал восхищаться всем еврейским. Как будто после многолетнего полного отсутствия евреев в моей жизни прорвалась некая «плотина», и вся моя жизнь наполнилась ими. И это было, как я давно уже знаю, очень по-немецки. У меня очень немецкая судьба.

 

Пауль Бадде, начиная с 2000 года, работал корресподнентом газеты Die Welt в Иерусалиме, а позднее в Риме и Ватикане. Его книга «Raphael. Die Wiederkehr eines Erzengels» (издательство Herbig) поступит в продажу 22.08.2013.