ПАРИЖ – Что случилось с «Арабской весной»? Когда по Тунису, Египту и Ливии прокатились демонстрации, в конце концов, приведшие к падению трех старых, обветшавших диктатур, никто не знал, какие силы, институты и процедуры возникнут из требований демократии, провозглашаемых протестующими. И, тем не менее, несмотря на беспрецедентную и непредвиденную природу событий, – или, возможно, именно вследствие нее – надежды были велики.
Последующие события недвусмысленно указывают на то, что все и так знали (или должны были знать): смена режима – это вовсе не просто. Ни одна из трех стран пока что не нашла стабильного институционального решения, которое бы смягчало внутренние противоречия и эффективно удовлетворяло запросы народа.
Другие страны региона, в том числе Йемен и некоторые страны Персидского залива, также пережили потрясения различной силы. Сектантское насилие вновь захлестывает Ирак, в то время как в Сирии все чаще случаются столкновения между различными фракциями противников режима, в ходе которых исламисты стремятся захватить руководящие позиции, не дожидаясь политической трансформации, которая должна произойти при падении правительства. Даже в Марокко король, имеющий абсолютную власть как Повелитель правоверных, был вынужден под давлением мощного общественного возмущения предпринять действия, направленные на включение исламских деятелей в политическую жизнь.
Аналогично, развитие событий в двух державах региона, не относящихся к арабскому миру, указывает на то, что ни одна из них не защищена от нестабильности. В Турции недавние протесты показали рост недовольства чрезмерной властью премьер-министра Реджепа Тайипа Эрдогана и его социальной политикой, разжигающей межрелигиозную рознь. В Иране значительная часть среднего класса на июньских президентских выборах поддержала самого умеренного из кандидатов, приемлемых для исламских вождей страны.
В основе хронической нестабильности в регионе лежит несколько факторов. Один из них – низкий уровень развития. Хотя благодаря нефти некоторые президенты и принцы сказочно обогатились, остальное население мало что получило от этого. Многие люди голодают, и именно бедность и неравенство во многом являются причиной мобилизации народных масс в регионе.
Но политический расклад, стоящий за протестами в регионе, отражает также и растущее неприятие диктатуры и произвола. Несмотря на то, что в этих странах отсутствуют традиции открытого выражения оппозиционных взглядов, благодаря глобализации всем стало ясно, что для экономического развития требуется смена режима.
Наконец, ислам как политическая сила является участником всех конфликтов региона, и его не следует рассматривать – как это часто делают – в отрыве от экономических бедствий этих стран. Попросту говоря, ислам – одна из великих религий мира, которую исповедует почти четверть человечества – упустил подходящий момент для экономического взлета.
Легкого способа преодолеть отсталость, не бросая при этом вызов традиционному образу жизни, обычаям и социальным отношениям, не существует. В самом деле, религии не особенно сопротивляются необходимости экономических перемен.
Для евреев, из-за отсутствия своей страны, развитие произошло в диаспоре, вместе с гражданским освобождением в Европе, вызвавшим к жизни реформаторские движения, направленные на примирение веры с современностью. Да и христианство, будь то католицизм или православие, столетиями препятствовало экономическому развитию, пока реформисты внутри церкви не пересмотрели теологические положения в отношении денег и банковской деятельности, природы прогресса, а также науки и техники. Не случайно религиозные реформы в скандинавских странах, Германии, Англии, Нидерландах и США положили начало современному глобальному капитализму.
Эта динамика распространяется даже на официально атеистический Китай. Ортодоксальный коммунизм, эта безупречная светская имитация религии, в первую очередь пал жертвой экономического развития, как только Китай запустил рыночные реформы в 1979 году.
Свои реформисты есть и в исламе. Возьмем, к примеру, миссию выдающегося египетского ученого Рифаа ат-Тахтави, которого Мухаммед Али послал в 1826 году в Европу, чтобы узнать больше о западной цивилизации и попытаться наладить взаимопонимание между нею и исламом. Но в арабском мире, везде без исключения, реформистов сажали в тюрьмы, убивали или лишали всякого политического влияния.
Не проведя у себя промышленной революции, аналогичной западной, мусульмане (и особенно арабы) испытали многочисленные унижения и частичную колонизацию на протяжении последних двух столетий. В наследство от тех времен остались обиды, стыд и гнев, и отчасти именно этим обусловлены нынешние беды региона.
Действительно, некоторые уличные демонстрации не оставляют сомнения в том, что многие люди вовсе отходят от религии. Это столь же заметно в Египте и Тунисе, как и в Турции. Но суровая реальность исламского мира состоит в том, что во время всеобщей неопределенности голос традиционалистских сил обычно звучит громче и слышен лучше, чем голос тех, кто выступает за перемены.
Мир в этом огромном и важнейшем в стратегическом смысле регионе – а значит, и во всем мире – возможен только в том случае, если его страны, несмотря на беспорядки, смогут защитить себя от идеологического экстремизма и политических эксцессов. В странах Запада, современная цивилизация которого выросла из религиозного несогласия, вначале встреченного насилием со стороны инквизиции и поборников контрреформации, должны совершенно ясно понимать, насколько это важно. Если ислам, особенно на Ближнем Востоке, встанет на тот же путь, долгосрочная нестабильность в регионе практически гарантирована. Взаимопонимание – единственный способ смягчить последствия.
Мишель Рокар (Michel Rocard) – бывший первый секретарь французской соцпартии и член Европарламента на протяжении 15 лет, премьер-министр Франции в 1988-1991 гг.
