Atlantico: Писатель российского происхождения Дмитрий Чэнь пишет на сайте Bloomberg, что для понимания сирийского конфликта необходимо вернуться в VIII век нашей эры. В тот момент иранцы начали освобождаться от власти арабов и положили начало шиизму. Действительно ли нынешний сирийский конфликт является продолжением их религиозного противостояния с суннитами?
Фабрис Баланш: Дмитрий Чэнь — писатель, а не историк. Такие исторические параллели — весьма смелый шаг, но они не верны. Разногласия между суннитами и шиитами зародились в VII веке, то есть практически сразу после появления ислама. Первыми шиитами были арабы, и это течение в первую очередь получило распространение именно в арабском мире. Правившая с X по XII век в Магрибе и Египте династия Фатимидов распространила шиизм далеко за пределы его иракской колыбели. Дело в том, что этот вариант ислама дал ростки именно на юге Ирака, у городов Ан-Наджат и Кербела. Часть персов приняли шиизм, однако он стал официальной религией Персии лишь в XVI столетия и прихода к власти династии Сефевидов. Персидские монархи стремились тем самым дистанцироваться от османского султана, который объявил себя халифом (то есть преемником Магомета) в 1517 году после захвата Мекки, и последнего халифа Аббасидов. Селим I стал лидером всех верующих и обладал влиянием на всех суннитов, однако шииты не признавали как его, так и всех «узурпаторов» титула халифа, который по их убеждению должен был перейти потомкам Али.
Похожим образом, в XVI веке дворяне с юго-запада Франции приняли протестантизм, чтобы освободиться от королевской власти. Персидские монархи навязали народу шиизм, чтобы тот не присягнул на верность османскому султану. Таким образом, сирийский конфликт нельзя назвать продолжением ожесточенного религиозного противостояния, которое ведут шииты и сунниты на протяжении многих столетий. Последние годы эта тема активно эксплуатируется Ираном, который стремится найти союзников в арабском мире, и Саудовской Аравией, чьи власти стремятся помешать сиренам исламской революции увлечь за собой суннитское население. В прошлом религиозные концепции не раз становились инструментами достижения политических и геополитических целей. То же самое мы наблюдаем и в настоящий момент. Как бы то ни было, в 1980-х годах Сирия стала союзницей Ирана вовсе не по соображениям шиитской солидарности: алавиты не относят себя к шиитам, а иранские духовные лидеры подозревают их в ереси. На самом деле Хафезу Асаду был нужен союзник против Ирака Саддама Хусейна, его злейшего врага, который встал на сторону США в борьбе с Ираном Хомейни.
Читайте также: Как монархи Персидского залива влияют на решение Запада
— Какими были основные этапы на пути превращения Сирии в «составную» страну (суннитское большинство, правящее алавитское меньшинство, меньшинства христиан и друзов)? Всегда ли она существовала как государство и нация?
— Сирия в ее текущих границах возникла лишь после 1945 года. Она стала результатом раздела Францией и Великобританией Ближнего Востока в 1918 году и французской колониальной политики, которая отрезала от нее Ливан и передала санджак Александретта Турции. Таким образом, речь идет о территориальном, а не национальном государстве, что объясняет разнородный состав в этническом и религиозном плане. Это плод распада Османской Империи, а не процесса объединения населения на этнических и религиозных основах. Тем не менее, нынешнее сирийское восстание представляет собой процесс национального строительства с опорой на арабские корни и суннитский ислам. Практически все без исключения повстанцы относятся к суннитскому арабскому сообществу. Курды тоже сунниты, но для них этническая принадлежность выше религиозной. К тому же, есть у них и собственный национальный проект. Что касается арабских христиан, алавитов и друзов, они понимают, что текущая «суннитская» революция может обернуться для них изоляцией или даже выдворением из страны.
— Обречена ли Сирия на постоянную напряженность в отношениях между суннитским большинством и меньшинствами, которые по умолчанию становятся союзниками в борьбе против него?
— Арабские националисты из партии «Баас» считали, что их идеологии по силам переступить через все линии раскола и сформировать общее арабо-сирийское самосознание, которое бы объединило всех граждан страны. Это поднимало проблему курдов и туркменов, которых подталкивали к «арабизации» различными способами. У Сирии «Баас» и Югославии Тито есть немало общего. Небольшая часть населения действительно приняла унитарную модель (в первую очередь это касается интеллектуалов и руководства режима), однако подавляющее большинство людей продолжили придерживаться традиционного для их группы самосознания. Ситуацию еще больше обострило то, что партия «Баас» не выполнила своих обещаний, систему поразила повальная коррупция, а суннитские течения начали набирать обороты с подачи ваххабитской Саудовской Аравии, которая стремилась создать противовес для иранского влияния на Ближнем Востоке.
Триумф суннитского большинства на Ближнем Востоке ведет к формированию альянса христианского и шиитского меньшинств. Только так можно объяснить разношерстную и на вид противоестественную коалицию ливанской «Хезболлы» и христианской партии генерала Ауна. Он полагает, что будущее христиан в Ливане может гарантировать лишь альянс с шиитами и алавитским режимом Башара Асада, которого поддерживает опять-таки шиитский Иран. В то же время другие христиане, и в частности ливанские силы Самира Жажа, предпочли последовать за суннитским большинством. Тем не менее, Самир Жажа оказался в очень непростом положении после кровопролития, которое устроили суннитские исламисты при захвате христианского города Маалула. Американские ястребы считают, что единственный способ справиться с напряженностью в Сирии заключается в ее разделе по религиозным и этническим границам, как это было в Ираке и Боснии. Сложность в том, что это подразумевает переселение большого числа людей и, следовательно, новые драмы.
Фабрис Баланш, преподаватель Университета Лион 2, эксперт по Ближнему Востоку и Средиземноморью.