В политике существует всего два вопроса: кто решает, и кто решает, кому решать. У каждой страны есть свои ответы на данные вопросы и способы их решения, будь то демократия, автократия или диктатура. Но каков бы ни был ответ, на более глубинном уровне всегда возникает одна и та же дилемма. Кому дозволено говорить о том, что является страной, а что ею не является? На протяжении большей части человеческой истории национальные государства в признанном нами сегодня виде не существовали. Территории контролировались влиятельными местными людьми, которые, в свою очередь, давали клятву верности далеким властям, отдавая предпочтение тем, кто больше их устраивал в тех или иных обстоятельствах. В Европе противоречия такой системы со временем привели к Тридцатилетней войне, в которой погибли восемь миллионов человек, и которая закончилась в 1648 году полным пересмотром взаимоотношений между землей, людьми и властью. Ее результатом стала серия договоров, известных под названием Вестфальский мир. Вместе с ним родились две новые идеи, такие как суверенитет и территориальная целостность. У королей и королев появились «свои» народы и «свои» территории, на которых те проживали. А в те дела, что происходили за пределами их границ, они вмешиваться не могли.
В результате такого нового устройства появилось такое новое образование как современное государство, которое имело четкие отличия от своего правителя. Вырос густой лес из норм и процедур международного права. В самом центре этого леса подобно тиграм кружили друг за другом два основополагающих принципа. Первый принцип это самоопределение, или идея о том, что обозначенный «народ» имеет право вести свои дела в пределах собственного государства. Второй это территориальная целостность, или представление о том, что границы существующего государства не должны в принципе меняться. Самоопределение может быть динамичным или турбулентным. Речь здесь идет об изменении политических условий, которые считаются противоречащими воле местных жителей. Территориальная целостность понятие прагматичное и весьма осторожное, работающее по принципу «знакомый черт лучше незнакомого».
У государств имеется мощный инстинкт самосохранения. Они не хотят спорных изменений своих существующих границ и соглашаются на это лишь в жестко контролируемых условиях. Поэтому в любом конкретном случае самоопределению очень непросто взять верх над территориальной целостностью — ведь неизвестно, к чему приведет такой прецедент. Тем не менее, бурный ход событий иногда приводит к тому, что существующие границы перестают действовать. Когда возникает такая ситуация, оптимальный способ для продвижения вперед это общая договоренность между влиятельными местными руководителями и более обширным международным сообществом о необходимости нового порядка. В лучшем случае возникают новые границы, которые признают все государства. Гибель в конвульсиях европейского коммунизма привела к появлению 15 новых государств, которые более или менее мирно выросли на обломках Советского Союза. Чехословакия также вполне вежливо разделилась на два новых государства.
Политическое давление внутри страны может заставить ее руководителей рассмотреть возможность проведения новых границ. В мудрой современной демократии для этого есть свои положения и условия. В Канаде голосование в ходе референдума в 1995 году в самом начале остановило сепаратистское движение Квебека. Через год референдум по вопросу независимости пройдет в Шотландии. Остальная часть Соединенного Королевства не оспаривает право шотландцев на создание нового государства в пределах традиционной шотландской территории. Все это дает миру (пока) образцы и примеры того, как следует решать болезненные вопросы, вызывающие споры и противоречия. Если эти эксцентричные британцы решат развестись, почему кто-то должен возражать против этого?
Но проблем становится гораздо больше, когда то или иное языковое или культурное сообщество проживает по обе стороны существующей границы. В таком случае вызов территориальной целостности влияет не на одно государство, а на два и больше. В таких условиях проигрывают даже большие сообщества, которые с полным на то основанием претендуют на самоопределение. Испания и Франция совместно держат под контролем басков, не давая вырваться наружу их требованиям о предоставлении независимости. Стремление 30 миллионов курдов жить в своей собственной стране потребует от Турции, Ирака, Ирана, Армении, Сирии и, возможно, Азербайджана дать согласие на уменьшение своих государственных территорий, что весьма маловероятно.
Когда отсутствует ясный и четкий способ мирно решить, кто будет принимать решение, ситуация может вырваться из-под контроля, что чревато жестоким насилием. При отделении Бангладеш от Пакистана в 1971 году погибло до миллиона человек. Сотни тысяч людей лишились жизни в Биафре, когда та в 1960-х годах пыталась выйти из состава Нигерии. Есть и более свежие примеры, когда Москва направила войска в Чечню, и те сравняли Грозный с землей, уничтожив при этом тысячи российских граждан — все ради того, чтобы не дать этой республике отделиться и стать новым государством. Южный Судан стал новым членом ООН после общенародного референдума в 2011 году, который имел целью положить конец продолжительной и разрушительной гражданской войне.
Напряженные и активные боевые действия не всегда приводят к ясному и определенному итогу. Двусмысленные перемирия могут длиться неопределенно долго. Тайвань и 23 миллиона жителей этого острова живут в весьма любопытной сумеречной зоне международного права, будучи признанными лишь 22 мелкими государствами и Ватиканом. В 1974 году раскололся Кипр. Нагорный Карабах и Приднестровье стали забытыми зонами «замороженных конфликтов» на постсоветском пространстве, оказавшись территориальными обломками советского распада.
А ведь есть еще и Косово, край, ставший одним из самых крепких орешков в современных международных отношениях, как я выяснил, приступив в 1981 году к работе в британском посольстве в Белграде.
Находясь на возвышенности между Черногорией, Албанией, Македонией и Сербией, Косово занимает по территории примерно 11000 квадратных километров, или в два раза меньше площади Нью-Йорка с пригородами. По состоянию на август этого года независимость Косова признала 101 страна-член ООН, то есть, большинство государств мира во главе с США, Японией, Нигерией и основной частью стран из состава ЕС. Однако Косово не может стать членом Организации Объединенных Наций, потому что 92 страны из состава ООН не признают его независимость.
Эти упорствующие государства представляют явное большинство мирового населения, и включают в свой состав таких международных тяжеловесов как Китай, Индия, Россия и Бразилия, плюс четыре члена ЕС. Эта тупиковая ситуация постепенно разрешается: самая крупная страна арабского мира Египет признала косовскую независимость в июне текущего года. Но поскольку таких признаний в 2013 году было всего пять, а в 2012-м двенадцать, шансов на вступление в ООН в обозримом будущем у Косова очень мало.
Почему возникла такая патовая ситуация? Чтобы понять причины, нам следует обратиться к бессистемному и во многом случайному характеру истории Балкан. Югославия была сколочена на останках Австро-Венгерской и Османской империй после окончания Первой мировой войны. Новая страна объединила в составе одного государства несколько разных этно-лингвистических групп. Вторая мировая война стала отражением существовавших там противоречий и серьезно усугубила их. В тот период югославы уничтожали югославов в страшных количествах. В лихорадочной погоне за властью верх одержал Иосип Броз Тито со своими коммунистами. Тито придумал конституционное решение югославской проблемы. В рамках местных границ он создал шесть республик, имевших некий исторический фон: Словению, Хорватию, Сербию, Боснию и Герцеговину, Македонию и Черногорию. Внутри Сербии были созданы два «автономных края» — Косово и Воеводина. На завершающем этапе югославской истории президентская власть принадлежала странному конклаву из восьми человек, которые делили между собой полномочия, выступая от имени шести республик и двух автономных краев. Косово и Воеводина получили свой собственный голос на высшем государственном уровне. Такая система просуществовала до смерти Тито в 1980 году. Затем, когда уже не было великого диктатора, насаждавшего жесткий контроль, никто не мог решить, что это за страна: единое централизованное государство или экзотическая федерация.
В 1980-е годы, когда во всей Европе наступил крах коммунизма, югославские противоречия стали невыносимыми. Две республики — Словения и Хорватия — разыграли карту самоопределения и вышли из состава Югославии. Возмущенная Сербия, которую к тому времени возглавлял Слободан Милошевич, направила против них национальную армию. Милошевич утверждал, что неправильно делить страну по границам ее республик, которые, согласно его заявлению, были составлены в ущерб сербам. Почему живущие в Хорватии или в Боснии сербы должны вдруг превратиться в меньшинство в этих новых государствах?
У Милошевича были некоторые веские и разумные доводы, но из-за готовности этого человека применять силу против соседних республик те западные страны, что могли согласиться с его логикой, с негодованием отвернулись от него. В любом случае у мирового сообщества не было особого желания копаться в запутанной истории данного региона в попытке договориться о новых границах, которые дали бы достаточно самоопределения каждому сообществу на Балканах. С чего начинать? Как из этого омлета получить целые яйца? Выступив, как казалось тогда, за самый простой вариант, страны Запада вместе с посткоммунистической Москвой решили разработать план, основанный на существовавших в тот момент границах югославских республик.
Со Словенией особых вопросов не было. Говорящие на словенском языке люди в этой республике преобладали, и никто всерьез не оспаривал ее историческую территорию. В других местах ситуация была далеко не столь однозначная. Крупные общины сербов в Хорватии и Боснии-Герцеговине хотели остаться в пределах национальных границ, включающих Сербию, и они в этом устремлении пользовались активной военной поддержкой со стороны Белграда и Милошевича. Начался военный конфликт, причем самое страшное противостояние возникло между боснийскими мусульманами, сербами и хорватами. Боснийский конфликт длился с 1992 по 1995 год, закончившись дейтонскими мирными соглашениями. Поскольку воевавшие между собой боснийцы не могли решить свои проблемы самостоятельно, за них это сделало мировое сообщество. Переговорщик со стороны США Ричард Холбрук (Richard Holbrooke) продавил соглашение благодаря европейской и российской поддержке, а также активному участию лидеров Хорватии и Сербии, что повлекло за собой полное международное содействие.
Новая боснийская конституция была сборной солянкой из этно-территориальных компромиссов. Границы нового государства определялись горячо оспариваемыми принципами территориальной целостности этой югославской республики, а требования боснийских хорватов и сербов о самоопределении попросту игнорировались. Нелегко создать жизнеспособную страну, когда половина населения отвергает сами основы ее существования. Спустя восемнадцать лет и несмотря на колоссальную финансовую поддержку со стороны США и ЕС, Босния едва-едва функционирует как современное государство.
Когда проталкивались дейтонские соглашения, край Косово находился в составе очень сильно уменьшившейся «Федеративной Республики Югославия», включавшей лишь две из шести югославских республик, такие как Сербия и Черногория. Казалось, пришло время косоварам, как называют албаноязычную часть жителей Косова, выйти из-под власти Белграда. В 1996 году самозваная Армия освобождения Косова начала нападать на полицейские участки. Белград нанес ответный удар, и десятки тысяч албаноязычных граждан Сербии покинули свои дома. НАТО разбомбила цели в Сербии, пытаясь заставить Милошевича отказаться от своих жестоких военных действий против объектов в Косове. В июне 1999 года Совет Безопасности ООН своей резолюцией № 1244 взял Косово под контроль Организации Объединенных Наций и начал политический процесс по определению статуса края. Сербские военные покинули территорию Косова. После нескольких лет дипломатических махинаций и интриг, а также открытых и весьма острых на сей раз разногласий между западными столицами с одной стороны и Белградом и Москвой с другой край Косово в феврале 2008 года провозгласил независимость.
Сегодня боевые действия не ведутся, но борьба перешла в другую плоскость, превратившись в дипломатическую баталию из-за статуса Косова. Косово заявляет о своем праве на самоопределение на обломках рухнувшей Югославии. Сербия настаивает на том, что ее территориальную целостность необходимо соблюдать.
В Косово есть один факт, с которым согласны все: косовары численно намного превосходят сербов. После Второй мировой войны благодаря усилиям югославских властей по улучшению участи албаноязычного населения страны резко уменьшилась детская смертность, а размеры семей сохранились примерно на том же уровне. Бум рождаемости у косоваров дает о себе знать спустя десятилетия. Ежегодно косоваров рождается на 15000 больше, чем умирает. А в Сербии сербов каждый году умирает на 33000 больше, чем рождается. Таким образом, баланс складывается в пользу Косова, составляя примерно 50000 человек в год.
Такое демографическое несоответствие кажется незначительным, но оно накапливается. Спустя одно поколение разница в численности населения между Сербией (сейчас эта численность составляет примерно семь миллионов) и Косовом (там численность населения приближается к двум миллионам) может сократиться почти на один миллион человек. Такая разница предельно ясна и понятна. Косово это неряшливая и суетливая страна, полная молодежи, которая работает в киосках и мастерских либо просто слоняется по улицам. Стоит пересечь границу и заехать в Сербию, как картина резко меняется: сочные луга, опрятные маленькие фермы и до странности мало людей. Рано или поздно косовары будут пытаться жить и зарабатывать на жизнь за этой границей. Де-факто «пространство великой Албании» начнет распространяться на Сербию.
Руководство в Белграде на протяжении десятилетий наблюдало за тем, как разворачивается эта демографическая драма. Сербский писатель-националист Добрица Кошич (Dobrica Ćosić), ставший позднее президентом съежившейся в размерах Федеративной Республики Югославия, опасался, что в силу таких демографических тенденций cербы останутся в меньшинстве не только в Косове, но и в Сербии в целом. Он рассказывал мне в 1983 году, что Косово необходимо отрезать ради предотвращения еще больших потерь: «Иногда надо ампутировать пораженную раковой опухолью ногу, чтобы спасти тело». Ни один из сербских руководителей не отважился на выполнение столь страшной задачи.
И сербы, и косовары настаивают, что при справедливом рассмотрении проблемы становится ясно, что Косово «принадлежит» их стороне. Они приводят всевозможные исторические и прочие свидетельства и примеры в поддержку своих взаимоисключающих претензий.
Сербские эксперты соглашаются с тем, что численность косовского населения по национальному признаку с веками постоянно менялась то в одну, то в другую сторону. Тем не менее, древние сербские монастыри и прочие исторические места подтверждают претензии сербов на эту землю. Согласно заявлениям сербов, несправедливо считать сегодняшнее албаноязычное большинство решающим аргументом в пользу самоопределения, потому что такое преимущество является искусственным: на протяжении десятилетий сербское население в Косове уменьшалось под воздействием внешних сил и манипуляций коммунистической эпохи, и баланс численности склонялся в пользу албаноязычного большинства. Они добавляют, что натовская интервенция в конце 1990-х привела к исходу десятков тысяч сербов, и что администрация ООН после этого не сумела разработать всестороннюю программу репатриации, как это было в Боснии после окончания конфликта. Как подчеркивают сербы, в Боснии дейтонское урегулирование Холбрука стало для трех враждующих групп грубым и резким предупредительным окриком: «Прекратите воевать! Договоритесь друг с другом по-мирному, в рамках единого государства. Дайте людям возможность вернуться в свои дома!» А в Косове американцы проводили прямо противоположную политику. Если косовары хотят выйти из состава демократической Сербии, то с какой стати мы должны этому препятствовать? Денег у наших налогоплательщиков много, и особых условий мы не выдвигаем. Возвращение сербов в их дома в Косово? Это не приоритетная задача. А когда западных политиков просят дать разъяснения по поводу своей непоследовательности, они начинают старательно изучать шнурки на своих ботинках.
Эксперты со стороны косоваров холодно отвечают на это, что у косовских албанцев имеются свои исторические претензии на территорию в этой части Европы. Но важнее другое, говорят они. Сербы должны признать, что поражение они потерпели из-за своей собственной плохой политики, которую они упорно проводили. На протяжении десятилетий, если не столетий сербы смотрели на косоваров как на людей ущербных. «Снег выпал — пусть шиптар почистит», — говорят они. Шиптар — это пренебрежительное название албанцев. Многочисленные эпизоды показывают, что сербские лидеры постоянно прибегали к насилию, когда косовары выдвигали свои законные требования. В 1990-х годах Милошевич выгнал с территории Сербии сотни тысяч косоваров, являвшихся ее гражданами. Косовары считают, что сербская мечта — это идеализируемый край Косово без них. Такое устремление столь же низменно, сколь и недостижимо, если не прибегать к так называемым «этническим чисткам». С учетом всего этого, говорят косовары, как мы можем жить под властью сербов? Край Косово в коммунистической Югославии обладал фактическим статусом республики, и сейчас подавляющее большинство населения Косова хочет последовать примеру остальных республик, вышедших из состава Югославии, и освободиться от злобного и мрачного сербского национализма.
Более половины стран мира считают их позицию логичной с политической точки зрения и морально оправданной. По чисто демографическим причинам позиция Сербии обречена на провал. В сегодняшнем мире цифры имеют большое значение. А они на стороне косоваров.
Государства либо получают международное признание и флаг на флагштоке ООН, либо не получают. Косово либо является составной частью современной Сербии, либо не является. Когда Вашингтон, Лондон и прочие столицы решили признать Косово в рамках его границ времен Югославии вопреки мощному сопротивлению Москвы, Пекина и прочих важных центров силы, все варианты урегулирования с сохранением единого государства были уничтожены. Мы имели возможность покопаться в отрубях европейской и мировой истории в поисках прецедента, который мог бы сработать в этой ситуации: скажем, создание кантонов по образцу Швейцарии, раздел властных полномочий при поддержке ЕС, новые «образования» по примеру дейтонского соглашения по Боснии, или обширная автономия, которой пользуется Гренландия в составе Дании. Запустить новое соглашение в действие помогли бы щедрая финансовая помощь и техническое содействие.
Если стороны вопреки всему проявят непримиримое нежелание жить под одним флагом, мы могли бы воспринять такую реальность с долей прагматизма (обычно такой подход оказывается самым мудрым и правильным) и предложить договоренность, в которой территориальная целостность была бы обменена на самоопределение. Косово в таком случае получил бы полную независимость, включая признание со стороны Белграда — но только в том случае, если бы некоторым сербским общинам на его территории было предложено остаться в составе Сербии. А албанцам из Прешевской долины в Сербии можно было бы предложить войти в состав Косова. В таком случае сторонам понадобилось бы пойти на стратегические компромиссы, а линию границ пришлось бы перекроить под международным контролем в соответствии с пожеланиями различных местных общин. Остальной мир в этих обстоятельствах поддержал бы такое проявление благоразумия и здравого смысла, и стал дожидаться заключения соответствующего соглашения.
В последние годы Сербия выдвигала эту и прочие подобные идеи. ЕС и США неизменно с презрением отвергали их, называя дешевой уловкой, направленной на продвижение отвратительной «моноэтничности» — как будто косовская независимость не является сама по себе результатом самоопределения моноэтничного в большинстве своем Косова. У косоваров есть основания добиваться максимально возможного, так как ни европейцы, ни американцы не используют свое огромное влияние для их сдерживания. Поэтому Сербия начинает полагаться на свои традиционно добрые отношения с другими ключевыми столицами. При этом она приводит весьма привлекательный аргумент о том, что в наши дни целесообразно следить за тем, чего хотят Вашингтон и Брюссель, и поступать вопреки их желаниям.
Таков сегодняшний дипломатический тупик, расколовший нашу планету. Косово, по сути дела, накладывает вето на сербскую заявку на вступление в ЕС. Сербия четко дает понять, что без ее согласия Косово не вступит ни в ЕС, ни в ООН. Такую тупиковую ситуацию из-за территории и государственной принадлежности с легкостью узнали бы коварные принцы, герцоги и графы, составлявшие Вестфальский мирный договор.
Ни для одного дипломата не является неожиданностью тот факт, что многие столицы в мире отказываются следовать неуклюжему примеру Вашингтона, Лондона и Брюсселя в данном вопросе. Огромному большинству стран из числа отказывающих в признании Косову нет дела ни до Косова, ни до Сербии. Для них проблема заключается отнюдь не во внутрибалканской грызне — а в их собственной безопасности. Да, некоторые меньшинства хотят вести свои дела самостоятельно. Но территориальная целостность лежит в основе тех механизмов, благодаря которым живет и действует наш мир. Серьезная опасность исходит из попыток поколебать этот фундаментальный принцип вопреки резким возражениям международного сообщества. Одно дело, когда ты сам ампутируешь свою гангренозную ногу. И совсем другое, когда к тебе приходит НАТО, размахивая ржавой пилой. Сразу возникает вопрос: а кто следующий?
Чарльз Кроуфорд работал британским дипломатом в Югославии после смерти Тито, а затем послом Британии в Сараево и Белграде. Сейчас он работает спичрайтером и консультантом по ведению переговоров.
