Российское информационное пространство устроено так, что происходящие в стране общественно-политические и социокультурные процессы со стороны не разглядишь. Да и находясь внутри страны, надо обладать определенными навыками, чтобы их отслеживать. И потому порой какое-то яркое событие удивляет всех, в то время как стоит в одном ряду с другими — той же природы, но менее заметными.
Таким событием «ни с того ни с сего» стало требование православной общественности убрать из Третьяковской галереи картину Ильи Репина «Иван Грозный убивает своего сына». Мол, не было такого в истории, да и вообще клевета на светлый образ русского царя. А на самом деле ничего неожиданного — клерикальная общественность давно пытается превратить Россию в православный Иран. До того по ее требованиям и судебным искам закрывались выставки современного искусства и выносились приговоры их устроителям. Самый последний пример — дело PussyRiot. Теперь принялись за классику.
Но если бы все сводилось к деятельности фанатиков и министра культуры Мединского, который заявляет о своем неприятии современного искусства и любви к соцреализму, то это было бы прекрасно. В России не состоялся арт-рынок, не состоялась арт-пресса. В русской диаспоре те же процессы — закрывается музей русского искусства на Монпарнасе.
Можно сколько угодно обличать нынешнее русское государство, но оно эволюционирует на фоне деградации общества, которой, конечно, государство содействует, но насилия с его стороны не наблюдается. Оно не сторонник разбоя и следует советам Булата Окуджавы, полагавшего, что на дурака, хвастуна и жадину не нужен нож. Достаточно стимулировать их мотивацию и направлять их действия.
Казалось бы, накал ненависти к Путину и созданной им политической системе в среде интеллигенции еще недавно был чудовищным. Но двухминутки ненависти не заменят позитивной политической программы, истоки ненависти — в личности ненавидящего, а не в ее предмете. И вот агитпроп весьма успешно произвел замену. Теперь по старой русской традиции с царского крыльца время от времени сбрасывают бояр. Это для прогрессивной общественности. Но и для охранителей найдутся жертвы.
Власти совершенно все равно, кого вы топчете, лишь бы вы были толпой. Одним бросили топтать PussyRiot, другим, во главе с Навальным, — мигрантов, третьим, во главе с Ройзманом, — наркоманов, а прогрессивной общественности — опальных чиновников, партию жуликов и воров, всех холеных и успешных. Вот и вся оппозиция.
Власть не мобилизует общество, навязывая ему какую-то идеологию. Она стимулирует агрессивные тенденции в этом обществе, чем немало способствовала его атомизации.
И опять наблюдается связь внутренней политики с внешнеполитической риторикой, которая несколько изменилась в последнее время. Ядром русского самосознания уже несколько десятилетий, пожалуй, с хрущевских времен, является антиамериканизм и связанное с ним желание быть американцем. Это ненависть несостоявшегося двойника.
Следует признать очевидное: еще одна иллюзия советских времен разбита. О том, что свобода информации избавит соотечественников от советской паранойи. Напротив, нынешний антиамериканизм хуже советского. В совке агитпроп находил что-то светлое в американцах-фронтовиках, в прогрессивных журналистах. Обличались «владыки без масок», но славились рабочие, борцы за мир и прочие левые и просто бузотеры, пока те не начинали ругать Советский Союз, как Мохаммед Али. Сейчас же антиамериканизм распространяется на всю нацию, на весь ее образ жизни, на все американские институты и американскую историю.
Но есть и общность меж двумя странами. Это общность массовой культуры.
Масс-культ — он в обоих полушариях масс-культ. И чем-то это единство напоминает ту общность интересов, которая была у ястребов американских и советских, взаимную заинтересованность ВПК и генералитета в конфронтации. Нынешние российские сериалы для тех, кто в постижении американского кино остановился на Шварценеггере и Сигале. И об Америке ничего не знает и знать не хочет.
Для украинцев русская культурная экспансия — это проникновение попсы и гопоты, что вызывает отторжение. Благодаря социальным сетям, в России все большую популярность обретает Орест Лютый с его противостоянием шансону-блатняку и придворной русской эстраде.
США для России — недостижимый идеал, но все же не с этой страной связываются те ценности, о противостоянии которым все чаще говорит Путин, а ему вторит его окружение. Эти ценности европейского происхождения, а потому для путинского режима становится опасной европейская идентичность русских, укорененная в русской классической культуре совсем не так, как желание быть американцем в культуре массовой. Да и политически Европа сейчас куда активнее на постсоветском пространстве, нежели Америка под властью слабого и невнятного президента, поверженного Путиным в споре вокруг Сирии и втянутого во внутренние раздоры вокруг федерального бюджета и социальных реформ.
Разлом между Россией и Европой становится все более явственным. Причем это нечто новое: до того, как явственно обозначились евроустремления Украины, Евросоюз был в русском агитпропе персонажем, скорее позитивным, особенно когда освещались его разногласия с США. А теперь в комментариях по всем каналам бездоказательно и безапелляционно заявляется, что Украина заключает соглашение с враждебным для России союзом государств, что европейское — синоним русофобского, что Европа извечный враг России.
Поэтому и приобрел такую остроту конфликт вокруг Гринпис, деятельность которого преподносится как пиратство, шпионаж и диверсия. Надо помнить, что экологи протестовали против действий «Газпрома», который находится под давлением Евросоюза, постепенно ликвидирующего его монополию.
В общественно-политической жизни внутри страны — нагнетание напряженности и враждебности между различными частями общества. В культуре — гегемония попсы, расползающейся по постсоветскому пространству, во внешней политике — паранойя и отторжение фундаментальных европейских ценностей. В экономике — сырьевая модель, которой угрожает рост добычи углеводородов в США, сланцевая революция в Европе и прочие качественные изменения, недостижимые для России при сохранении сверхмонополизации и бюрократизации. В социальной сфере — секвестр бюджета и крах пенсионной системы. Все это не консервируется, а преумножается нынешним политическим режимом, который обречен быть агрессивным и экспансионистским. Возникают неприятные исторические параллели с Российской империей накануне Крымской войны.
Поскольку война — это большой бизнес, то и партия войны (не важно, с кем и за что) в России будет усиливаться в связи с растущей ненадежностью других способов обогащения. Для управления государством требуется не маленькая победоносная война, а длительное пребывание в состоянии войны. Русская угроза, ощутимая пока в сфере гуманитарной и финансовой, может перерасти в угрозу военную.