Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Иран так и не изменился

Переговоры с Ираном по ядерной программе — это хорошо. Но не стоит ждать, что Тегеран изменил свои методы.

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Но откуда берется этот оптимизм после стольких лет бездействия Ирана? Он явно связан не с тем, что Рухани воплощает некие радикальные перемены в отношении иранского руководства к ядерной программе. Именно он выступал главным представителем Тегерана на переговорах с 2003 по 2005 год. Он на время оставил работу по некоторым направлениям в проекте, однако позднее она все равно была возобновлена.

На этой неделе в Женеве иранская делегация провела переговоры по вопросу ядерной программы с представителями шести других стран. Эта первая встреча после вступления в должность нового президента Хасана Рухани вызывала целый ряд положительных откликов. Так, ВВС описал «оптимистическую атмосферу» в Женеве, а один европейский дипломат говорил об «осторожном оптимизме». Сам Рухани пообещал «решить» ядерную проблему в ближайшие полгода.

Но откуда берется этот оптимизм после стольких лет бездействия Ирана? Он явно связан не с тем, что Рухани воплощает некие радикальные перемены в отношении иранского руководства к ядерной программе. В конце концов, именно он выступал главным представителем Тегерана на переговорах с 2003 по 2005 год. Он на время оставил работу по некоторым направлениям в проекте, однако позднее она все равно была возобновлена.

Кроме того, новый кабинет министров Рухани не стал носителем каких-то радикальных перемен для тех, кто руководит исламской республикой с самого ее основания. Так, на должность министра юстиции он назначил Мустафу Пур-Мохаммади, который был пресс-секретарем министерства Информации в непростые для страны 1980-е годы. Помимо всего прочего на нем лежит прямая ответственность за массовые казни тысяч политзаключенных в 1988 году. В 1990-х годах он активно занимался операциями спецслужб. К числу его самых больших «достижений» относятся взрыв в еврейском культурном центре в Буэнос-Айресе и убийства диссидентов и Иране и по всему миру.

Никто не отрицает эту часть истории. После назначения Пур-Мохаммади Рухани сделал все, чтобы подчеркнуть его «большой опыт в управлении» и прошлые успехи: «Ему всегда удавалось выполнить задачу, какой бы она ни была». С тех пор мало что изменилось. В то время как Рухани отправился в Нью-Йорк на Генеральную ассамблею ООН, более 30 иранцев были казнены без суда и следствия.

Другими словами, команда Рухани прибыла в Женеву без каких-либо серьезных внутренних преобразований. Как раз наоборот, Иран возобновил переговоры по одной единственной причине: новый президент хочет добиться отмены санкций, потому что они висят тяжелым грузом на иранской экономике.

Во время недавней конференции в Лондоне я слышала, как экономисты из иранской диаспоры без конца обсуждали одну и ту же тему: санкции подорвали иранскую валюту, нефтегазовую промышленность, торговые связи и доверие инвесторов. Разумеется, нам всем прекрасно известна и обратная сторона санкций: это грубое и неэффективное средство давления, многие пытаются обойти их, а нелегальная торговля все равно существует.

Таким образом, санкции действительно наносят серьезный экономический ущерб для всего населения, но вовсе не обязательно чреваты катастрофическими последствиями для тех, кто принимает решения. Как бы то ни было, три десятилетия односторонних и многосторонних санкций против Ирана со стороны США, ООН и Европейского Союза все же «сработали» (по крайней мере, в узком смысле этого слова): они вынудили иранское правительство возобновить переговоры, которые оно, по сути, практически забросило на многие годы.

Успех санкций подтолкнул иранцев к испытанию тактики, которую в прошлом успешно применял целый ряд стран, в том числе и Россия. Речь идет о том, чтобы убедить Запад в необходимости провести черту между различными вопросами: отделить друг от друга экономику, права человека и ядерное оружие так, словно они никоим образом не связаны друг с другом.

Иранский министр нефти даже запустил своего рода пиар-кампанию, заявив, что «Иран примет с распростертыми объятиями любое сотрудничество в нефтяном секторе, даже с американскими предприятиями». Как будто иранцы считают, что американские компании обратятся к администрации Обамы с просьбой о снятии санкций.

В любом случае, такое лоббирование стало бы чрезвычайно близоруким шагом. Если Ирану будет по силам сделать конкретные и вызывающие доверие предложения, то и в санкциях будут вероятны перемены. Некоторые говорили о возможной разморозке иранских активов за пределами его границ. Как бы то ни было, переговоры еще не окончены, и сейчас давайте разберемся, почему вообще иранская ядерная программа привлекает к себе такое внимание в мире.

Мы в Америке не испытываем особого беспокойства насчет ядерного арсенала Великобритании или Индии. У США, по сути, нет веских аргументов против ядерного оружия, потому что оно есть как у нас самих, так и у многих наших союзников. Нет, мы оказываем противодействие иранской ядерной программе по одной простой причине: потому что мы выступаем против самой исламской республики, сформировавшегося в 1979 году почти что тоталитарного режима во главе с жестокими и непостоянным людьми, которые совершенно не уважают власть закона. Режим представляет собой «внутреннюю» проблему для многих иранцев и одну из главных тем в повестке дня соседей Ирана и всего мира.

Другими словами, пока такие люди как Пур-Мохаммади будут руководить иранскими судами и тюрьмами, а все законодательство страны представлять собой политизированную версию шариата, это всегда будет накладывать ограничения на возможные результаты переговоров с Тегераном. Диалог — это всегда хорошо. Однако участникам переговоров в Женеве следовало бы отложить в сторону неуместный пока оптимизм.