1. Мёнхберг, Бавария
Катарина встает в 7.15. Завтрак начинается в 7 и заканчивается 8, но когда я, уже после этого часа, добираюсь до столовой, меня ждет тарелка с черным хлебом, шоколадным маслом и джемом. Черный хлеб никто не ест. Своим опозданием я подаю дурной пример, но даже беженцам не хочется вставать в такой час.
В столовой пусто. Те, у кого есть дети, отправляют за едой их. Дети набирают полные тарелки и пропадают в своих комнатах. Быстрее всего расходится белый хлеб. Катарина считает, сколько приходится на одного человека. Что они с ним делают? То же самое с сахаром: чеченский мальчик Гилани берет 12 кусков, говорит, что Макс разрешил. Макс — это отец Катарины и руководитель центра — именно его мы сейчас замещаем. Мне бы хотелось увидеть, как выглядят комнаты: я представляю себе горы хлеба и сахара.
Наш Heim когда-то был гостиницей. Условия здесь вполне приличные. Все семьи живут в отдельных квартирах с удобствами. Раньше на каждом этаже была кухня, но Макс их убрал, потому что плиты работали там 24 часа в сутки. Самостоятельной готовке пришел конец, теперь все едят то, что приготовим мы. Макс покупает качественные продукты: фирменный мед, кофе. С того момента, как он открыл центр, он еще не платил себе зарплаты: почти каждый месяц заканчивается небольшим минусом в бюджете.
2. Махачкала, Дагестан
Ренат — это мой дагестанский знакомый. Хотя дагестанской национальности, по сути, не существует, он является ее представителем. Каждый из его дедушек говорит на своем языке. Языков в республике — больше 30. Рай для лингвиста! Ренат говорит по-русски и владеет немецким. Когда я в первый раз попал на Северный Кавказ, меня интересовала ситуация в Дагестане. Я расспрашивал о кавказском конфликте, религиозной напряженности, дагестанской идентичности. Мне не пришло в голову спросить, откуда он знает немецкий. Ренат — интеллигентный и ориентирующийся в ситуации человек, настоящее сокровище для новичка, который начал интересоваться Кавказом.
Только когда несколько месяцев спустя мы приехали к нему с Катариной, тема всплыла на поверхность. Оказалось, что Ренат побывал в Германии в качестве беженца. Он был молодым, наивным, думал, что ему нечего терять и хотел посмотреть мир. Он заплатил все деньги, которые у него были, чтобы получить туристическую визу.
Желанную визу помогают оформить фирмы, занимающиеся подделкой документов. С их помощью будущий беженец может выполнить требования, которые предъявляют государства шенгенской зоны. В Германии Ренат «потерял» (то есть спрятал) документы, а когда у него кончились деньги, пошел в полицию и использовал волшебное слово — «убежище».
3. Мёнхберг, Бавария
Я говорю по-немецки не намного лучше, чем наши подопечные. Мне требуется помощь Катарины, но с 10 до 14 она занята. Готовить ей помогает Сильвия. Она работает здесь недолго и, видимо, скоро уйдет. В последнее время на работу перестала приходить секретарша. Никто не хочет работать у Макса, а в деревне с двумя тысячами жителей работников найти сложно. Это тяжелый и неблагодарный труд, часто грязный и неприятный. Но это мне предстоит узнать вечером. Катарина занимается не только обедами, в кухонную дверь то и дело кто-то стучит: то по поводу перегоревшей лампочки, то звонка в какое-нибудь учреждение. Обычно дверь закрыта, иначе все сидели бы на кухне, и работать было бы невозможно. Катарина не обязана никому помогать, ее работа ограничивается сферой размещения и питанием. Но как откажешь людям?
Я жду в гостиной, рядом сидит Ваха. Целыми днями он смотрит телевизор. «Ох, брат, я бы поиграл в карты, поговорил, а тут все закрываются по своим комнатам», — повторяет он. Телевизор всегда настроен на российский информационный канал. Кроме Вахи из Чечни в гостиной иногда сидит Джамаль (хасид из Грузии) и Карим (тоже хасид, из Чечни). Оба довольно нелюбезные, особенно с Катариной. Кариму не нравится ее одежда, а больше всего, по-видимому, тот факт, что ему приходится зависеть от женщины. Джамаль — удивительный человек: образованный, знает несколько языков, подрабатывает переводчиком. Мы подозреваем, что он сбежал из Грузии от мафии. Шансов на предоставление убежища у него нет: грузинам его не дают, потому что ситуация в их стране не дает для этого повода. На телеэкране эксперты обсуждают войну в Сирии, от ведущего мы узнаем, что Литва, Латвия и Эстония поддерживают Обаму, а от Джамаля — что все они п***ы. Традиционная роль кавказского мужчины, то есть мудреца, который разбирается во всем на свете, выглядит в этой обстановке немного комично.
Ко мне постоянно подбегают дети Вахи. Их у него с Хедой пятеро, шестой на подходе. В этой семье за один день случилось два происшествия: 10-летний Гилани врезался на велосипеде в машину, а двухлетняя Селима упала с велосипеда и сломала руку (интересно, как она вообще залезла на велосипед).
Детям ужасно скучно. С тех пор, как они поняли, что я говорю по-русски, они всюду за мной ходят. «Was hast du heute gemacht?» (Чем ты сегодня занимался?) — спрашиваю я. «Nichts» (Ничем), — отвечает старший — Ислам. Кроме этого он мало что может сказать, но зато знает слово «vegetation». Это состояние, в котором находится его отец: он сидит весь день перед телевизором, не интересуется детьми, не учит язык, потому что не видит в этом смысла. Все равно первый год беженцам запрещено работать. У Вахи и Хеды проблемы со здоровьем: у них туберкулез.
4. Махачкала, Дагестан
«Хуже всего то психологическое состояние, в которое впадают беженцы. Большинство страдают депрессией. Они ничем не интересуются, не разговаривают друг с другом, не пытаются изменить свою ситуацию», — рассказывает Ренат. К этому добавляются конфликты на межнациональной или, скорее, языковой почве. Есть русскоязычные и арабоязычные группы. А кроме них пакистанцы, иранцы. Когда большинство знают по-немецки слов 30, разрешить конфликт сложно.
Ренат был исключением. Он хорошо выучил язык, интересовался страной и изъездил ее вдоль и поперек на велосипеде. Как раз это радовало его опекунов меньше всего: беженец не имеет право пересекать границы региона. Воспоминания о пребывании в Германии остались у Рената не самые лучшие: потерянные годы, депрессия, непонимание. Сейчас он отговаривает знакомых повторять его опыт: «Настоящих политических беженцев с Кавказа, собственно, нет, — говорит он. — Если нашей жизни что-то угрожает, можно просто уехать в Москву или в какое-то другое место в России. Русские нас, конечно, не любят, но можно жить, работать, обеспечить себя».
5. Мёнхберг, Бавария
Когда я вижу Амира, я думаю, что Ренат был на него похож. Амир и Ваафа стараются изо всех сил: «Nachbar helfe, mit Nachbarin, spaziren gehen, Kirche und alles zusammen» (Сосед помогает, с соседкой, идем гулять, Церковь, все вместе). Амир объясняет, откуда он знает столько слов. Таких людей, как он и его жена, здесь несколько: они надеются, что этот труд пойдет им на пользу. Амир и Ваафа — ассирийцы из Ирака, христиане. У людей, принадлежащих в этой стране к религиозным меньшинствам, есть повод для эмиграции.
Вторую половину дня я провожу в прачечной, занимаясь сортировкой пожертвованной жителями одежды. Длинные платья, платки, фирменные вещи, детская одежда нужны всегда. К сожалению, большинство вещей принадлежали пожилым людям, а у нас таких нет. Мне кажется, что отдавая одежду, люди стараются избавиться от своего хлама.
Я перебираю коробки с игрушками: целые берем, остальные выбрасываем. Мусор тоже нужно сортировать. Недавно центру пришлось заплатить три тысячи евро штрафа за плохую сортировку. С тех пор Макс не позволяет беженцам выбрасывать мусор самостоятельно. Они оставляют его в тележке на кухне, а бумагу относят в специальный контейнер. Сложно объяснить, что является бумагой, а что нет. Катарина повесила над контейнером упаковку от шоколада, снабдив ее надписью: DAS IST NICHT PAPIER.
6. Шаами-Юрт, Чечня
Катарина осталась в Грозном у чеченки, с которой она познакомилась в Мёнхберге. Я еду дальше и собираюсь остановиться в чеченской деревне. В Грозном недавно возведенные небоскребы, крупнейшая в Европе мечеть и дорогие магазины на проспекте Путина заслоняют проблемы горной республики. Мы планируем переночевать в палатке у леса. Я спрашиваю попутчика в маршрутке, не осталось ли там мин. И тут начинается. Через мгновение новый знакомый уже приглашает нас к себе. Невероятная бедность, дом из голого кирпича. Мы получаем два последних пакетика чая и яйца — ничего больше в холодильнике нет. Работы нет тоже. Иногда можно найти подработку. Дочь отправляется в магазин за каким-нибудь печеньем. Нам глупо, мы не можем здесь остаться просто из вежливости.
Из сложной ситуации выручают соседи. Тоже не богатые, но по чеченским меркам живущие вполне неплохо. Они принимают гостей и приглашают на ужин. Вскоре мы уже знаем всю семью, нас приглашают в несколько окрестных домов, мы смотрим альбомы с семейными фотографиями и видео с выступлений старшего сына, который мастерски танцует лезгинку. Чеченцы, как и прочие представители кавказских народов, хотят показать себя с самой лучшей стороны. Они гордятся всем, что им удалось: не только своими собственными успехами, но и достижениями соседей, соплеменников. Гость — это святое. Они мало похожи на тех людей, с которыми я познакомился в Германии.
Мы задаем им вопрос об их планах на будущее. Они хотят эмигрировать. Младший сын говорит, что в Германии решили взять на работу 25 тысяч чеченцев. Конечно, некоторые живут там в центрах для беженцев, но у них были люди из Германии и все рассказывали. Никакие не жулики: они могут без проблем оформить визу, нужно только заплатить. Дорого, но того стоит, ведь это ерунда по сравнению с тем, что можно будет заработать. Через час у меня складывается впечатление, что половина деревни Шаами-Юрт собирается уехать в Германию, а вторая половина уже там находится.
Говорят, что легко проехать через польскую границу, нужно только сказать одно секретное слово. Они пока еще не знают какое, но скоро узнают. Пожалуй, его знаю я: «убежище». Чеченские «немцы» — это фирмы, занимающиеся всеми формальностями и отправляющие жителей Кавказа в Европу. За услуги они берут огромные деньги. Некоторые семьи, очарованные обещаниями о прекрасном будущем, отдают им свои дома. Когда оказывается, что реальность не столь радужна, уже поздно возвращаться и признать свою ошибку.
Чеченцы — народ, который искалечила война. Чеченская культура понесла болезненные потери, образованные люди сбежали, погибли или влились в структуры государства президента-диктатора Кадырова. В СМИ — только самая примитивная пропаганда. В грозненской библиотеке пустые полки, а власть больше заинтересована в том, чтобы иметь небоскребы, чем образованное общество. Чеченской литературе не удалось пережить войну, единственные экземпляры некоторых книг остались в Петербурге и Москве. Люди очень мало знают о мире. Молодой чеченец показывает мне мутный ролик на YouTube. Камера приближается к лежащему на берегу телу: от пояса вверх — это скелет человека, ниже — рыба. Доказательство существования русалок. Если люди верят в то, что море выбрасывает на берег русалок, неудивительно, что они готовы поверить в лежащие на немецких улицах деньги.
7. Мёнхберг, Бавария
Катарина мечтает работать на Кавказе в роли просветителя, который рассказывает о реалиях жизни беженцев. Это, конечно, невозможно. А если бы и было возможным, Катарина могла бы закончить, как правозащитники, которые восстановили против себя чеченских влиятельных лиц и бизнесменов.
Вечером я мою оставшуюся от ужина посуду. Остается только выбросить мусор, но у дверей гаража, где мы держим контейнеры, меня ожидает сюрприз. Теперь я знаю, что происходит с хлебом: позеленевший от плесени он скрывается в пакетах среди другого мусора. Теперь придется все сортировать. Работаем мы в перчатках.
За дверями, у которых стоит мусор, завелись насекомые. Два часа я мою гараж хлоркой и собираю на совок личинок. «Нужно запретить им выносить еду из столовой», - предлагаю я. «Ну что ты! И как ты это сделаешь? Кроме того, можно понять, что в своей ситуации они хотят иметь кусочек своей собственной жизни», — отвечает Катарина. Она права. Мне глупо, что я такое придумал.
8. Бяла-Подляска, Польша
В октябре 70 беженцев из четырех центров временно содержания в Польше начали голодовку. Самая большая группа — 22 грузина в Бяла-Подляске. Протестная акция была вызвана условиями содержания в закрытых центрах, где вновь прибывшие ожидают вынесения решения о предоставлении им статуса беженца или высылке. По мнению Хельсинского Фонда по правам человека и Ассоциация юридической помощи, режим в таких польских заведениях устроен по военному или даже тюремному образцу. Беженцев не только лишают свободы, но оскорбляют и подвергают унизительным процедурам.
9. Мёнхберг, Бавария
На следующий день Амир заливает цементом то место, где были личинки. Проблема решена, так что у меня есть немного свободного времени. Хватит, чтобы написать этот текст. Я надеюсь, что Амир и его жена получат положительное решение. Такой исход ждет 1% беженцев. Но у них с историей из Ирака есть шансы.
