Российскую историю окружают восхищение и самые разные мифы. Восточная по природе, славянская по сути и проливающая кровь по указке в некоторых случаях даже безумных тиранов — такой обычно предстает Россия в книгах по истории. Тем не менее, три биографии помогают нам переступить через этот образ, который закрепила опера, а затем и кино. Хотя, разумеется, насилие все равно не чуждо этим рассказам о жизни Потемкина (и его любовницы императрицы Екатерины II), австрийского эрцгерцога Вильгельма Франца Габсбурга-Лотарингского, мечтавшего стать правителем свободной и европейской Украины, и соотечественника Сталина Лаврентия Берии, который в свое время бросил вызов вождю народов. Три энергичных лидера, которые стремились изменить ход истории и поплатились за это собственной жизнью. Три авторитарные личности, чье существование, как ни парадоксально, свидетельствует и о сильнейшем стремлении к свободе.
Да, насилие всегда царило в русских степях. Но не только оно. Существует также и более «западная» и многокультурная Россия, как бы не морщила нос при ее виде националистическая историография эпохи Владимира Путина с его «управляемой демократией». Три наших протагониста по-своему становятся тому подтверждением.
Завидная храбрость
Стремление к современности и открытость к нерусским народам были присущи любовнику и фавориту Екатерины II, князю Таврическому Григорию Александровичу Потемкину (1739-1791). Этот уроженец Смоленска приехал в Санкт-Петербург и нашел путь к сердцу и постели императрицы. Екатерина Великая и Потемкин окружены общей легендой. Автор книги Саймон Себаг Монтефиоре, из-под пера которого вышел не один бестселлер, не жалеет ни секса, ни крови. Этот аристократ-историк, продукт сливок лондонского общества, (по крайней мере, на бумаге) наслаждается обществом хитроумных и просвещенных негодяев и деспотов. И ему удается передать эти чувства читателю.
Сюда он примешивает и храбрость в противостоянии с «Петром III» (убитый супруг Екатерины II), за которого выдал себя казак Емельян Пугачев, лидер крестьянского восстания 1773-1774 годов. Пожары и грабежи рисуют перед нами страшную картину России с ее бесконечными «смутами». Тем не менее, Потемкин, в душе которого Просвещение переплеталось с православной верой, оказался дальновидным лидером и верил, что будущее России лежит на юге. Он не стал довольствоваться войной против турок. Он пошел по пути развития Крыма и Молдавии.
Кроме того, Монтефиоре рассказывает о корнях еще одной черной легенды, мифа о «потемкинских деревнях», которые стали ярчайшим символом тоталитарной пропаганды. В 1787 году, когда императрица отправилась на юг на встречу с императором Австрии Иосифом II, Потемкин якобы насильно согнал толпы крестьян и построил красивые фальшивые фасады домов, чтобы тем самым прикрыть нищету и собственную бесхозяйственность. Монтефиоре же утверждает, что это — чистой воды клевета, которую распространил в 1790-х годах Геогр Хельбиг, чтобы очернить имя выдающегося строителя.
Историческая целина
Вильгельм Габсбург-Лотарингский (1895-1948) тоже хотел стать творцом империи. Американский историк Тимоти Снайдер откопал этого любопытного персонажа, который в 1930-х годах в Париже прославился в первую очередь походами по ночным клубам, загулам в дорогих ресторанах и публикациями в светской хронике. Однако главное в судьбе этого бисексуала-прожигателя жизни в том, что он оказался тесно причастным к недолгой независимости Украины по окончанию Первой мировой войны.
Из всех трех биографий эта удалась лучше всего. Она не только великолепно написана, но и позволяет распахать историческую целину, а именно медленное формирование повернутой в сторону Европы украинской нации. Победа большевиков перекрыла этот путь, который вновь стал возможным в результате коренных преобразований после распада коммунистической системы в 1991 году.
Вильгельм Габсбург представляет собой великолепный пример личности переходного периода, который стал мостом из эпохи монархических империй к эре наций. Сын австрийского дворянина, который мечтал надеть на голову польскую корону, страстно увлекся украинским народом и крестьянством, зажатыми в тисках между польским национализмом и русским империализмом изгоями. Однако ему так и не довелось увидеть воплощение в жизнь пророческой мечты о свободной Украине.
В 1930-х годах на этот подвергшийся русификации регион обрушились репрессии и голод, хотя история страданий Украины преследует историю СССР как фантомная боль в отрезанной конечности, пишет Тимоти Снайдер. Что касается Вильгельма, он окончил жизнь в сталинских застенках после того, как его похитили в Вене агенты советской тайной полиции. В книге нет ни капли габсбургской ностальгии, но она прекрасно иллюстрирует идеал единой Европы, который сегодня, кстати говоря, горячо поддерживают вышедшие с протестами на улицы Киева украинцы.
Предвестник десталинизации
Переориентация СССР на Запад — вот чего, по мнению историка из Сорбонны Франсуазы Том, хотел добиться преемник Сталина Лаврентий Берия (1899-1953), которого лишил власти и отправил на расстрел Хрущев. В своем монументальном творении Франсуаза Том стремится исправить ужасающий образ старого чекиста. Ведь Берия на самом деле был безжалостным палачом, который лично принимал участие в истязаниях жертв сталинских репрессий. Разве не он сам лишил слуха запытанного насмерть грузинского композитора Евгения Микеладзе? И был одним из самых рьяных поборников террора?
Да, но Франсуаза Том убедительно говорит о том, что он, несмотря на все это, стал предвестником десталинизации. Первая искра неповиновения вождю вспыхнула в роковые дни, которые последовали за вторжением в СССР немецкой армии 22 июня 1941 года. Приближенные Сталина во главе с Берией сформировали Государственный комитет обороны для руководства страной, тогда как сам диктор ожидал попытки свергнуть его. Позднее у отца советской атомной бомбы, которая спасла его от чистки в 1949 году, все больше крепло ощущение, что так продолжаться больше не может. Франсуаза Том намекает, что смерть Сталина на его даче 5 марта 1953 года стала результатом если не отравления, то, по меньшей мере, намеренной небрежности Берии, чья ненависть к диктатору достигла невиданных в прошлом высот.
Берия, чье восхождение на вершину власти сопровождалось ликвидацией старых большевиков, был мастером полицейских репрессий. Называть его неизвестным пророком перестройки или отказа от коммунистического строя, наверное, все же не стоит, однако он, безусловно, обладал прагматическим взглядом на жизнь. В любом случае, Берия погиб, так ничего и не изменив в режиме, хотя и был одной из его главных опор. Но его судьба, как и жизнь Вильгельма и Потемкина, говорит, что даже тираны могут ощущать ностальгию по свободе.
