Сирия: решения принимает Асад, но не один

Дамаск заметно укрепил позиции при поддержке российских и иранских союзников, тогда как разрозненная вооруженная оппозиция, которую все больше ослабляет растущее влияние исламистов, переживает не лучшие времена. Специалист по Сирии Сухаиль Бельхадж рассказывает о механизмах конфликта.

L’Express: После принятия в сентябре ооновской резолюции о ликвидации химического арсенала Сирии Россия и Америка выступают за проведение международной конференции для поиска мирного выхода из гражданской войны. Это мероприятие уже неоднократно откладывалось и теперь назначено на 22 января. С чем связаны эти отсрочки?

Сухаиль Бельхадж: Если мы хотим, чтобы у так называемой конференции Женева-2 были бы хоть какие-то шансы на успех, все основные участники конфликта должны собраться за столом переговоров. Тем не менее, оппозиция заявляет, что скомпрометировавшим себя высокопоставленным представителям режима нет за ним места. Большая часть вооруженных отрядов мятежников тоже не согласна ни на какие компромиссы.

Кроме того, за последнее время режим ощутимо укрепил позиции, как в военном, так и в дипломатическом плане. Оба лагеря стремятся дождаться того момента, когда течение конфликта будет складываться для них наиболее благоприятным образом и придаст им вес на переговорах.

— В оппозиции умеренные деятели, по всей видимости, сдают позиции под напором радикальных исламистов...

— Именно так. Исламисты играют очень активную роль в борьбе различных течений в вооруженной оппозиции, и пытаются отвоевать для себя доминирующее положение. Это осложняет поставку мятежникам западного оружия.

— Что насчет сирийского режима?

— Верным Башару Асаду войскам удалось ощутимо продвинуться вперед после захвата 25 мая города Эль-Кусайр неподалеку от ливанской границы. Кроме того, это касается и периферии Алеппо, где армии удалось вернуть себе расположенную у аэропорта военную базу, а также Дамаска.

В дипломатическом плане, принятая 27 сентября по инициативе России ООНовская резолюция о ликвидации сирийского химоружия придала легитимности режиму как партнеру международного сообщества и президенту Асаду как вероятному участнику соглашений, которые позволят обеспечить в Сирии политический переходный процесс.

— Какую роль играет Тегеран?

— Иранцы консультируют сирийцев по вопросам логистики и военной стратегии. Кроме того, они поставляют сложное наблюдательное оборудование и отправляют в страну военизированные отряды из шиитских солдат, которым поручено охранять священные для шиитов места, а также города с большой шиитской общиной вроде Босры, Латакии и Идлиба.

Иранские инструкторы присутствуют в войсках по всей стране, хотя и не являются частью командной цепочки сирийской армии. Они облегчают взаимодействие военных с ливанской «Хезболлой», которая недавно приняла участие в армейском контрнаступлении.

— Как далеко готовы зайти иранцы, чтобы поддержать режим?

— Очень далеко, и недавнее соглашение по иранской ядерной программе облегчает им задачу, потому что нарушает их изоляцию, причем до такой степени, что не исключается даже их присутствие на конференции в Женеве. Политические и стратегические интересы Тегерана и Дамаска сейчас совпадают как никогда.

Сформированный двумя станами союз в 1980-х годах позволил Ирану расширить и закрепить свое влияние на Ближнем Востоке, не в последнюю очередь благодаря «Хезболле».

— Военные решения принимает Башар Асад?

— По большей части да. Но не только он один. Принятию каждого решения предшествует обсуждение. В нем участвуют его брат Махер, высшее руководство спецслужб, представители армии и несколько других офицеров, тайные советники. В то же время конфликт отодвинул на второй план политиков, начиная с лидеров партии «Баас».

Во всем этом нет ничего удивительного. Армия и спецслужбы уже долгое время вмешиваются в политику, в том числе в вопросы назначения гражданских официальных лиц. У высшего руководства режима обычно есть связи в партии, армии и разведслужбах. Так, например, Махер — это одновременно брат президента и глава республиканской гвардии.

Гвардия представляет собой элитное подразделение, которое относится к армии, но в то же время обладает собственной разведслужбой (ее сотрудники де факто получают преимущество над всеми остальными коллегами, когда под вопросом оказываются государственные интересы).

— Ближе всего к Башару стоит его брат Махер?

— Да, скорее всего. Тем не менее, нельзя не отметить и других, например, директора Отделения политической безопасности Мохаммеда Диб Зейтуна или бывшего главу внутренней безопасности Хомса и дядю президента по материнской линии Мохаммеда Махлуфа.

Махер не принимает решения за Башара, и я бы не сказал, что он в полной мере является его советником. У него есть влияние в силу занимаемой должности и отстаиваемых им семейных и общинных интересов. Он влияет на принятие решений.

— Кто еще входит в круг приближенных Башара?

— Главы разведслужб и несколько теневых советников, которые относятся к спецслужбам, хотя и не занимают в них четкого иерархического положения. Вспомните о Мохаммеде Сулеймане, которого в 2008 году убили агенты Моссада в Тартусе: он не принадлежал ни к одной организации, но был одним из самых близких советников Башара.

Он курировал программу строительства сирийского ядерного реактора и передачу оружия ливанской «Хезболле». Сегодня эту неприметную, но немаловажную роль играет опытный алавитский офицер Мохаммед Насиф.

— Что нам известно об этих разведслужбах?

— Самые крупные из них — это военная разведка и разведслужба ВВС. Их создал еще отец нынешнего президента Хафез Асад. Одной из их задач стал надзор за армией и ее руководством.

Хотя многие и уверены в обратном, четырьмя основными спецслужбами руководят далеко не одни алавиты. Распределение управляющих постов явно отражает стремление сохранить межобщинное равновесие. Если глава службы — суннит, то его заместителем обычно бывает алавит.

— Кто в таком случае держит в руках реальную власть?

— Алавит-заместитель не может заменить начальника или принимать решения вместо него, но он все равно наблюдает за ним и зачастую обладает большей степенью свободы, чем обычным заместитель, особенно если он является родственником главы государства и обязан ему своей карьерой. При всем этом, сирийские спецслужбы нередко ведут между собой ожесточенную борьбу, и все сводится к одному президенту.

Башар каждый день получает доклады от глав различных спецслужб и регулярно проводит с ними беседы. Решения принимает именно он, но они могут зависеть от того, каким влиянием пользуется на него тот или иной советник в тот или иной момент времени.

— Обострила ли война межобщинный раскол?

— Да, но она так и не повлекла за собой борьбу на верху государственной власти: там прочно держится межобщинный баланс. Гражданская война не поколебала его, и это позволяет режиму устоять на ногах.

То же самое относится и к спецслужбам. Али Мамлук, которому поручена координация их работы, суннит по вероисповеданию. Поэтому было бы неверно утверждать, что алавиты подмяли под себя государство. Решения, конечно, принимают они, но не только они.

— Что вы думаете насчет варианта политического решения, который предусматривает уход Башара Асада при сохранении сирийского государства?

— Существование прочных институтов при нынешнем режиме должно позволить сирийскому государству пережить уход Башара Асада. Но как решить проблему гарантий для алавитского меньшинства? Стоящий у руля Башар Асад является главным гарантом интересов и безопасности этого сообщества наравне с алавитскими сотрудниками разведслужб, которые участвуют в их работе бок о бок с представителями суннитского большинства.

Если раньше суннитская буржуазия долгое время вытесняла алавитов на самый край социума, теперь они играют первостепенную роль в политической и общественной жизни Сирии. И не хотят вновь остаться с пустыми руками.