Взаимное доверие в обществе легко разрушить, но очень трудно создать.

Как-то раз встретились два бизнесмена — российский и британский, — и россиянин сказал своему британскому другу: «Проблема в том, что один из нас из криптосоциалистической страны, а второй — из страны свирепого капитализма». И он был прав. Но как вы думаете, какую из двух стран он имел в виду в первом случае, а какую — во втором?

На самом деле, Британия — криптосоциалистическая страна, а Россия — страна свирепого капитализма. Нужно знать их историю, чтобы оценить иронию и мудрость этой характеристики.

Рождественские праздники дали мне возможность подумать о том, что делает наши страны такими разными — и о том, что это означает для экономики в широком смысле.

Впервые мне что-то стало понятно в этом вопросе, когда я посетил Россию перед распадом Советского Союза. Было очевидно, что коммунизм доживает последние дни и что, когда он падет, последуют большие перемены. Однако было непонятно, как конкретно будут развиваться события.

Некоторые пуристы, включая ряд известных американских экономистов, были уверены, что русским нужно только избавиться от аппарата государственного контроля, и тогда свободный рынок сделает все остальное.

Я был настроен более скептически. Мне всегда было понятно, что институты важны и что без функционирующих институтов капитализм не оправдает надежд, которые на него возлагают, а просто скатится к Дикому Западу.

Именно это и произошло в России, где хищное государство держит все под контролем и при этом активно участвует в грабеже.

Вредоносный эффект этого частично маскируется — но частично и усиливается — обильными финансовыми поступлениями от продажи нефти и газа. Однако сырьевая выручка нередко бывает проклятием, так как она обеспечивает многим незаслуженно большие доходы.

Экономисты называют этот избыточный доход экономической рентой. Там, где она высока, люди начинают конкурировать за право ее получать вместо того, чтобы инвестировать в новое производство. На этой почве процветает коррупция, подрывающая нормальное функционирование общества.

Впрочем, в России подорвать его несложно. За последнее столетие российское общество неоднократно разбивалось вдребезги. Как и прочие страны, включая Британию, Россия сильно пострадала от двух мировых войн, причем ее потери явно превосходят наши.

Помимо этого Россия пережила революцию, разрушившую общественную структуру и уничтожившую частные состояния, гражданскую войну, последовавший за ней государственный террор и, наконец, распад Советского Союза.

На Западе многие недооценивают ущерб, который нанес крах СССР народу — и особенно общественному сознанию.

Распад империи, беспорядочное отступление из бывших владений и инфляция не только уничтожили сбережения россиян, но и во многих случаях погубили их карьеры и разрушили дела их жизни.

В результате рухнули не только формальные общественные институты, но и морально-нравственные конвенции, на которых держится нормальное общество. В современной России восторжествовала алчность, и никто ничему и никому не доверяет.

Недавно меня поразил контраст между двумя культурами, когда моя хорошая знакомая из России удивилась, что я добровольно отдал изрядную сумму за мак в Поминальное воскресенье. «Откуда вы знаете, что они просто не прикарманят деньги?» — спросила она.

«В Москве бы они точно так и сделали! Более того, люди именно этого от них бы и ждали, и потому ничего бы им не давали!»

Я был шокирован. Я знаю, что в России сейчас правит один этический принцип: «Pro bono Putino».

Но мне никогда не приходило в голову, что человек, собирающий средства для Британского легиона, может заниматься этим с корыстной целью. Я просто не мог даже подумать об этом — что само по себе интересно.

Большую часть своей жизни я верил без тени сомнения, что эти люди жертвуют своим временем ради благого дела точно так же, как я готов пожертвовать ради него своими деньгами.

Возможно, я просто невероятно наивен — или, может быть, пропасть между нашими странами шире, чем я мог вообразить.

Я не знаю, сдают ли россияне кровь так же часто, как мы, и идут ли они в спасатели-добровольцы. Может быть, в России это не распространенно, но в Британии у таких явлений есть глубокие корни.

Причем это — не специфически британский феномен. Капитализм может процветать только тогда, когда у него есть границы. Бизнес должен действовать в этическом контексте. Конечно, капитализм — это самый эффективный способ организовать производство и распределение, но он не способен служить клеем, скрепляющим общество.

При Тэтчер многие об этом забывали — хотя сама леди Тэтчер помнила. Несмотря на то, что сущностью ее доктрины часто (и несправедливо) считают слепое преследование эгоистических интересов, она верила не только в помощь себе, но и в помощь другим, и это проявлялось, в том числе, и в ее личной жизни.

Однако ассоциирующаяся с ее именем идеология «тэтчеризма» не сумела сочетать законное преследование собственных интересов и собственной выгоды с общественным долгом и службой обществу.

Отрицательные последствия той путаницы, которая воцарилась в нашем обществе в этом вопросе, сильнее всего сказались на финансовом секторе. Лозунгом в нем стало: «Делай деньги — все равно, каким способом».

Соответственно, большая часть системы занялась тем, что я выше назвал «распределением», то есть принялась делать деньги за чужой счет, вместо того, чтобы создавать стоимость, которая может быть разделена между клиентом и поставщиком услуги к взаимной выгоде.

Банки вернутся к нормальному функционированию и вернут себе уважение общества, когда они перестанут пытаться продавать сложные процентные свопы малому бизнесу — к выгоде банка и наперекор интересам клиента.

В Британии границы между государственным и частным секторами по-прежнему проведены плохо, что отрицательно сказывается на образовании, здравоохранении и транспорте.

Однако как общество мы сейчас, на мой взгляд, начинаем осознавать пределы алчности и эгоизма и постепенно приступаем к преобразованию общественных институтов и деловой культуры.

Возможно, это одно из немногих полезных последствий финансового кризиса. А вот России, я боюсь, предстоит преодолеть немало трудностей. Взаимное доверие в обществе легко разрушить, но очень трудно создать. Но без этого капитализм не сможет процветать.