На следующий день после теракта брат Андрея побоялся ехать на работу на троллейбусе. Наталью отозвали из отпуска. Она преподает в полицейской академии, но сейчас ее отправили в «другое место», которое она не может назвать. Машину скорой помощи, на которой работает Алексей, отправили на вокзал из города Волжский — «спальни» Волгограда. Дядю Нателы в канун Нового года забрали в полицию, потому что он вышел на улицу без паспорта, и отпустили только спустя несколько часов. Яна взяла паспорт и пошла на работу в библиотеку: «Мы живем, как на войне. Но знаешь, люди стали читать любовные романы, видимо, чтобы поднять себе настроение».
Кто защитит вокзал?
С октября в Волгограде в трех взрывах погиб 41 человек, ранены были 178. Последние теракты произошли 29 и 30 декабря. Первая бомба взорвалась на вокзале, вторая — в троллейбусе. Через город проходит путь с Кавказа на Москву. До Грозного— 600 км, до Сочи — 800. По российским меркам расстояния небольшие. Власти объявили, что за терактами стояла исламистская организация, добивающаяся независимости республик Северного Кавказа. Ее лидер Доку Умаров призывал в июле не допустить проведения Олимпиады в Сочи.
Кто-то верит в виновность т.н. кавказских террористов, а кто-то говорит: «Это не дагестанцы, теракты никак не связаны с Сочи». И добавляет, что 31 декабря 2013 года в России подошла к концу правительственная программа по охране вокзалов, на которую было выделено много миллиардов. На портале, посвященном кавказской тематике, можно прочесть: «Возможно, терроризм в России — это такой же бизнес, как рейдерские захваты. Если есть фирмы, которые специализируются на захвате предприятий, почему не могло бы существовать фирмы, которая зарабатывает на имитации самоубийств шахидов?»
Вслух об этом не говорят. Известно, что накануне Олимпиады российские спецслужбы занимаются усовершенствованием СОРМ — системы, позволяющей контролировать электронные средства связи — звонки, смс, социальные порталы в интернете. Недавно появилась система «глубокого проникновения», которая отслеживает электронную корреспонденцию.
Город-герой
Когда россиянин говорит «Волгоград», он думает «Сталинград». Надпись «город-герой» встречает гостей уже в аэропорту. В 1942 году в переломной для хода Второй мировой войне битве, длившейся больше пяти месяцев, весь город был разрушен (до 1945 года в руинах продержались полторы тысячи человек), была уничтожена и вся 6-ая немецкая армия (364 тысячи солдат погибли, 102 тысячи — не пережили плена). Фильм «Сталинград», первая российская картина в формате 3D, стал самой кассовой премьерой прошлого года.
Сейчас Волгоград — один из 12 российских городов-миллионников. Половину доходов города приносят оставшиеся с советских времен крупные промышленные предприятия (производящие тракторы, стальные трубы, удобрения). Когда-то в промышленности работала половина жителей города, сейчас — около 20%. Здесь живут семь российских миллиардеров и около шести тысяч человек с годовым доходом, превышающим миллион рублей. Однако волгоградский обыватель зарабатывает в среднем 21 тысячу рублей в месяц, а половина работающих — всего 6 тысяч. За эти деньги невозможно снять даже однокомнатную квартиру.
Кавказская диаспора в городе — это примерно 35 тысяч человек азербайджанцев, 16 тысяч армян, 4 тысячи грузин и неизвестное количество чеченцев и дагестанцев, которые редко регистрируются и в основном курсируют между Волгоградом и Кавказом. До дагестанской столицы — Махачкалы — отсюда несколько часов езды.
На выборах в Волгограде Путин получил более 60%, как в среднем по России. Но люди говорят: «Избирательные комиссии у нас состоят из учительниц, которых могут в любой момент уволить. Они сидят там и фальсифицируют результаты. Путин побеждает благодаря их страху». Или: «Начальник велел всем голосовать за Путина, я пошел, но порвал бюллетень, прежде чем бросить его в урну».
Отработаю и уеду
Алексей, 30 лет, врач-педиатр. Работает в скорой помощи, живет с родителями, планирует накопить на квартиру и жениться на своей девушке Анне.
«Две недели у нас было здесь чрезвычайное положение, — рассказывает Алексей. — Поймали много "кавказцев" с оружием, 85 человек. Они хотят развязать в России гражданскую войну и отделить юг страны. У нас сейчас происходит то, что когда-то в Польше! Почему ее разделили на части? Потому что шляхта делала, что ей вздумается, а Польша находилась в "предбаннике" Европы: любой мог туда войти».
Азиаты и Кавказ. «Сейчас на нас надвигаются с юга: азиаты и кавказцы. Они работают тут за копейки, каждый день отбирают у русских работу, а теперь еще взрывают себя на вокзалах! Это черная масса, которая скоро зальет нас, славян. Власть этим не интересуется, потому что там сидят евреи. Всю эту информацию можно сейчас найти в интернете, нужно только знать, где искать».
В Москву. «Я хочу уехать из Волгограда. Как только моя девушка Анна окончит медицинский университет. Лучше всего в какую-нибудь деревню, где не хватает врачей. Тогда нам дадут миллион на обустройство. Все мои однокурсники планировали уехать на пару лет в Москву, чтобы заработать на квартиру. Работа там тяжелая, все относятся к тебе, как к "кавказцу", но зарплаты зато, как на Западе, можно получать 40 тысяч. Я туда не поеду: у меня нет там знакомых. А без них сложно быстро найти работу и квартиру».
Дежурства по выходным. «Я зарабатываю и откладываю деньги с тех пор, как пошел учиться. Зарплата в скорой помощи — около 9 тысяч. Я работаю сутки, потом у меня один день "отсыпной" и два выходных. В первый день я обычно ничего не делаю: схожу в магазин, посижу за компьютером, а потом беру дополнительные дежурства и зарабатываю ими еще 9 тысяч. В итоге с надбавкой за стаж получается около 20».
200 рублей в кармане. «Я живу с родителями, так что на этом удается сэкономить. Отец работает слесарем на тракторном заводе, мама была там инженером, а недавно вышла на пенсию. Квартплата у нас 4 тысячи в месяц, а чтобы снять однокомнатную квартиру в центре нужно 12 тысяч, на окраине — 10 тысяч».
Экономия на связи. «У нас такие тарифы, что на одних звонках вроде бы экономишь, а на других теряешь. Так что в самых популярных моделях телефонов две сим-карты. Мне таким образом удается сэкономить в месяц рублей 200».
Платное образование. «Анна живет в общежитии. Мы вместе уже год, если все сложится, мы поженимся. Пока я не могу никуда уехать: государство заплатило за два последних года моего обучения. Первый год стоил 34 тысячи, второй — 45, третий — 54, а на два последних я получил стипендию. Теперь я должен отработать три года в скорой помощи. Остался еще год. За первый курс я заплатил из своих накоплений, еще помогли родители, потом я работал санитаром, а вечером шел на занятия. Я выбрал педиатрию, потому что туда легче всего было попасть, специализацию я хочу проходить в травматологии».
Реформа в грязных халатах. «1 января у нас произошла реорганизация: уволили всех санитарок, а их обязанности переложили на водителей и врачей. Прихожу после Нового года, а там все в грязных халатах — стирать некому. Водители отказываются носить больных. Мы в основном ездим к пожилым людям, а у них нет сил дойти до машины. Мало нам было террористов, так тут еще и реформа!»
Славяне под угрозой. «Если бы я был у власти, я бы устроил порядок, как в Белоруссии: покончил с коррупцией, дал денег на культуру и образование, чтобы мы, как народ, могли стать сильными. А еще ввел бы сухой закон и дал денег врачам, потому что здравоохранение на нынешнем уровне, как теракты, служит только уменьшению численности славян».
Люди читают диссидентов
Яна, 67 лет, библиотекарь. Родилась в Баку, переехала в Волгоград в 1988 году с мужем и двумя детьми. Три года назад овдовела, с тех пор живет одна.
«Страх, конечно, есть, — рассказывает она. — Пустые улицы, все носят при себе паспорт. Но как показывает история Сталинграда, запугать людей не так легко. Мы смогли подняться после великой битвы, поднимемся и сейчас. Понятия не имею, кто мог это сделать. Наверняка террористическая организация. Дагестанцы? Неправильно обвинять людей по национальности. Это мог быть и русский. Террористы вербуют в свои ряды все больше славян».
Расстрелянный дедушка поляк. «Я родилась в Азербайджане, мой дед был поляком и коммунистом, из-за политических преследований он бежал из Польши в Баку. А семья моей бабушки, русской, бежала от голода из Нижнего Новгорода. Так они встретились. Дедушке пришлось бежать еще один раз, при Сталине, тогда уже из-за польской фамилии. Он попал на Сахалин, но в 1952 году его нашли и посадили. Он получил 10 лет без права переписки: официально за вредные убеждения. В 1961 пришло письмо с сообщением, что дедушку реабилитировали, потому что его расстреляли девятью годами раньше. Моему отцу было тогда 27, он работал на таможне, а мама была домохозяйкой».
Революция в Азербайджане. «Я люблю Баку, там я познакомилась с мужем. Он работал на железной дороге, а я в центральном государственном информационном агентстве ТАСС. Мы жили все вместе с нашими соседями армянами, азербайджанцами в одном дворе. У всех были хорошие отношения. Но в 80-е армяне объявили себя хозяевами Нагорного Карабаха, и началась революция. В Баку пришел Народный фронт Азербайджана, революционеры бегали по улицам с азербайджанскими флагами. Из бакинских школ пропал русский язык, так что нам некуда было послать детей. Из-за революции в конце 80-х из города уезжали и русские, и азербайджанцы, и армяне. Многие — в Волгоград, потому что это близко. А у моего мужа были здесь родственники».
Подготовить детей к поступлению. «Под самый Новый год, с бутылкой шампанского в чемодане на случай, если мы не успеем до полуночи выйти из аэропорта, мы приземлились в Волгограде.
Муж нашел работу в министерстве транспорта, а я в ТАСС. Мне пришлось отказаться от работы, когда детей нужно было подготовить к поступлению в вузы: школа, домашние задания, репетиторы… Благодаря этому и сын, и дочь поступили на экономический. Их дипломы — это моя с мужем заслуга. Только когда они окончили университет, я нашла работу на полставки — в библиотеке».
Подселение. «Пока муж был жив, мне ни о чем не приходилось беспокоиться. Даже когда после приезда нас подселили в квартиру, где уже были жильцы, он не потерял головы, а просто пошел с ними поздороваться. Было очень страшно, когда он уходил. Курил он как паровоз, развилась эмфизема легких. Врачи ничего не могли сделать».
Мир открывает двери. «Я очень беспокоюсь за детей. А больше всего — не раскидает ли их судьба по миру. Они ездят на каникулы в Европу, видят, что там можно жить лучше, чем у нас в Волгограде. Мир сейчас распахнул двери, столько молодежи уже уехало. Сын работает управленцем, у него хорошая работа. Дочь еще в университете вышла замуж и вместо того, чтобы защищать диплом, родила мою любимую внучку, а сейчас берет на дом заказы, связанные с бухгалтерией. Дела у них идут хорошо, потому что зять — предприниматель. Я даже не знаю, чем точно он занимается.
Внуков у меня четверо. Когда они были в младших классах, я работала в библиотеке до 13, а потом шла забирать их всех из школы и водила на дополнительные занятия: английский, музыка. Зять вечером отвозил меня домой».
Не верю частникам. «Сейчас я чаще бываю в поликлинике, чем у детей. Такой уж возраст. Я пользуюсь государственной медициной. Приема приходится ждать дольше, две-три недели, но частным врачам (кроме дантистов) я не доверяю. Впрочем, за визит к такому доктору пришлось бы заплатить тысячи две, а к профессору — все пять.
На одну пенсию выжить было бы сложно. Я получаю 9 тысяч и 4 тысячи отдаю за квартиру. К счастью, у меня осталось полставки в библиотеке. Это еще 9 тысяч. И дети помогают: сын открыл мне счет и нашел программу софинансирования пенсии. Я кладу тысячу, а государство доплачивает тысячу от себя, через год получается 24 тысячи. Я могу взять их сразу или получать от банка, как прибавку к пенсии».
Я голосую наперекор. «На выборы я хожу по привычке и из чувства долга, но когда рекламируют только одного кандидата, я наперекор голосую за кого-нибудь другого. Десять лет назад мой сын баллотировался в Городскую думу как независимый кандидат, так легче было попасть в списки. Он шел на выборы с лозунгом о строительстве школы с бассейном и спортивным залом в нашем районе. Но его не выбрали, а сейчас он голосует, только если видит в списке хорошего кандидата. Дочь обычно о выборах забывает.
В Волгограде следовало бы улучшить городской транспорт. И еще чтобы были велосипедные дорожки, как в Европе, а дома — двух-трехэтажные, а не муравейники».
Хорошо образованные. «В обычной жизни я не думаю про политику, а читаю поэзию: Бродского и Беллу Ахмадулину, потому что они пишут о фундаментальных вопросах. Я люблю философскую литературу, книги о глубоких человеческих отношениях, например, «Испанскую балладу» Фейхтвангера. В последнее время жители Волгограда стали часто брать книги диссидентов, читать о сталинских репрессиях. Еще они любят петербургского писателя и публициста Михаила Веллера. Судя по тому, какие книги интересуют людей в библиотеке, можно сказать, что у нас хорошие знания в области истории и политики».
Мы раскрываем 90% преступлений
Наталья, 34 года, юрист. Живет под Волгоградом. Каждый день едет 40 километров на работу. Ее муж работает полицейским.
Наталья преподает в Академии МВД, теракты она не комментирует и упоминает только, что 31 декабря ее вызвали из отпуска. «У меня два образования: инженерное и юридическое. Моя первая профессия — специалист по повышению эффективности производства. Я с отличием защитила диплом на тему автоматизации производственного процесса и могла бы работать на любом волгоградском заводе. Все автоматизируются, потому что рабочая сила дорожает. Но я работаю юристом, потому что чувствую себя полезной».
Среди полицейских нет безработицы. «Мой вуз считается на юге России одним из лучших. Мы обучаем юристов и экспертов для полиции. Конкурс у нас каждый год — несколько человек на место. Абитуриенты приезжают из всего южного региона. Не знаю, сколько у нас студентов с Кавказа, они граждане Российской Федерации и поэтому могут претендовать на место в вузе. Больше 90% наших выпускников попадают в полицию или в другие государственные ведомства. Проблем с работой у них нет, потому что все знают, что это высококлассные специалисты. Если у полицейского есть юридическое образование и звание майора, он получает хорошо. После 10 лет службы — около 40 тысяч. Так что наши студенты стараются этого добиться.
Безопасно ли в Волгограде? Мне сложно оценивать. По крайней мере, у нас один из самых высоких процентов раскрываемости преступлений в мире. В Германии — 25%, а у нас 90%. Это официальные цифры, они размещены на сайте МВД».
По маме я мусульманка. «Я родилась в Волгограде, в семье у меня были и казаки, и татары, и поляки, ведь мы живем на юге России. Отец, пожарный, был из кубанских казаков. Мама, татарка по бабушке, оставила работу бухгалтера после рождения детей — нас было четверо. По маме я мусульманка, такой я сделала выбор. Мне нравятся догматы этой религии: больше всего скромность и уважение к старшим. Я не очень религиозна и люблю посещать православные или католические храмы: в них меня восхищает архитектура. Мое образование — тоже заслуга мамы. Даже когда мы были стеснены в средствах, она говорила: "Хочешь на книжку? Пожалуйста! Дополнительный английский? Хорошо, отложим на него"».
Нет времени на ремонт. «Бабушка-татарка была вторым после мамы самым близким мне человеком. Она умерла пять лет назад. До этого она продала свой дом и купила мне квартиру, если бы не ее помощь, у меня не хватило бы на это денег. Все, что нужно: пятый этаж, две комнаты, за городом: Волгоград я не люблю. Мы уже два года не можем закончить ремонт. За строителями некому приглядывать: мы с мужем работаем по 12 часов и возвращаемся домой только поспать».
Дети полицейских. «Мне бы хотелось иметь детей, как минимум троих, но пока у меня нет времени о них думать. Если любишь работу и уходишь в нее с головой, сложно заниматься домашним очагом. Но недавно я пообещала себе найти баланс, я хочу реализовать себя и как профессионал, и как мать. Иметь ребенка в Волгограде довольно дорого: нужно оплачивать или няню, или частный детсад, но мне должно быть легче: дети полицейских, прокуроров и военных имеют преимущество при распределении мест в государственных детских садах».
Выходные в торговом центре. «Такой город как наш называют спутником. Его построили 50 лет назад. Раньше это был зеленый город-сад, а сейчас он превратился в большой супермаркет. Здесь спокойно могут срубить 200 деревьев и построить новый магазин. У нас четыре торговых центра, и там всегда полно народа. Люди проводят там все выходные — здесь это основное развлечение: кино, детская площадка, мероприятия с массовиками-затейниками. Я не знаю, откуда у людей столько денег.
Я предпочитаю копить деньги на отпуск. Я обожаю Европу! Я уже была в Швеции, Финляндии, Бельгии, Хорватии, много раз в Польше. Я всегда беру с собой маму. Сама на 6 тысяч пенсии она позволить себе этого не может, для шенгенской зоны она неплатежеспособна. Чтобы получить визу, нужно как минимум 300 евро, так что когда мы оформляем документы, я предоставляю сведения о своем заработке и выступаю маминым спонсором».
Три пальца
Натела, 30 лет, стоматолог. Выросла в Баку. Мать армянка и отец азербайджанец переехали в Волгоград 20 лет назад. Живет с родителями, уже два года не может работать по профессии.
«После терактов задержали дядю: он вышел из дома без документов. Через несколько часов его освободили, но мы немного поволновались. Военных свезли со всей России, они следят за общественными местами. У всех моих знакомых, работающих в администрации, отменили новогодние выходные. Кто может, не пользуются общественным транспортом. Мне в центр не нужно, ведь я не работаю».
Бегство с Кавказа. Родители Нателы после 13 лет стройки закончили дом. Участок земли они получили от администрации Волгограда, потому что в 1989 году бежали от конфликта на Кавказе, а беженцам тогда выделяли землю. Поскольку брак у родителей Нателы армянско-азербайджанский, они не чувствовали себя в безопасности ни в Армении, ни в Азербайджане.
Отец работал на нефтяных полях в Баку, в Волгограде он стал плотником: делал крепкие дубовые двери для дач и частных домов. Сейчас он не работает: в июле прошлого года кто-то отрезал ему три пальца его же собственной электропилой. Натела не знает, что произошло, потому что отец не хочет об этом говорить. Она знает только, что 4 июля в отцовскую мастерскую приехали какие-то клиенты, а через 20 минут мама уже вызывала скорую помощь. Натела подозревает, что это из-за ее дела.
Немецкие пломбы. «Я очень хотела стать стоматологом, чтобы пойти по стопам дедушки. Он поступил против воли семьи и взял под свою опеку мою любимую бабушку — одинокую мать с ребенком, а потом женился на ней. Моя старшая сестра тоже стоматолог.
Состояние зубов у волгоградцев очень плохое. Многие просто их не лечат, потому что у них нет денег. Бесплатна только экстренная помощь, а лечение, пломбы, протезы — уже нет. Это может стоить ползарплаты. Больной зуб с одним корнем можно начать лечить за 3500, к этому нужно добавить стоимость пломбы от тысячи до нескольких тысяч: зависит, местная или немецкая. Жители победоносного Сталинграда ходят с немецкими пломбами! Забавно, правда? Волгоградские походят только для молочных зубов».
Власть отбеливает зубы. «Когда я работала в государственной поликлинике, мы меняли пациентам последние металлические коронки. Если есть возможность, люди стараются избавиться от золотых зубов, в них часто бывает ядовитая медь. В советские времена дантисты добавляли ее в сплавы, потому что при переплавке крали из коронок золото. Сейчас в Волгограде остается пара мест, где можно вставить золотой зуб. Богатый средний класс и чиновники отбеливают зубы, так улыбается наша власть. Частные клиники хорошо платят стоматологам: 30, даже 50 тысяч. В государственных — зарплата начинается с 6000 и заканчивается на 80 тысячаз для главврача».
Родители заявили о пропаже. «Три года назад я влюбилась в коллегу из клиники, но оказалось, что он вовсе не разведен, а просто живет отдельно от жены. Я пошла к нему, чтобы прояснить ситуацию. Я страшно долго просидела под дверью, стемнело. В это время родители заявили в полицию, что я пропала, потому что обычно они знали, где я нахожусь. Поздним вечером меня "загребли" в полицейскую машину и отвезла в отделение. Я ехала с какими-то мужчинами, как преступница».
Я лежала без движения. «Меня допрашивали четверо мужчин. Они дали мне какую-то горячую жидкость, но пока они не видели, я вылила ее под стул. Потом они отвели меня в угол комнаты, кто-то выкрутил мне руки. Трое повернули меня лицом к стене, четвертый стянул с меня брюки, которые хранятся у меня до сих пор, мы думали, это будет улика. Они в крови. Я вспомнила все эти подробности только полтора года назад. Я подала заявление в полицию. Что было дальше, не помню. Говорят, я две недели лежала без движения. Потом хотела выпрыгнуть из окна, так что родители отвели меня к психиатру, он выписал мне какие-то таблетки. Из того периода я ничего не помню».
Мне нужно выступать на публике. «В прошлом году закончилось два моих дела. А раньше кто-то украл у меня папку с документами, а потом папе отрезали пальцы. Пропала запись моего допроса в отделении, осталось только заключение гинеколога. Сначала районный, а потом окружной суд Волгограда вынес вердикт, что раз я принимаю лекарства, значит, страдаю психологическим расстройством, и мои показания ненадежны. После такого решения я даже не могу работать по профессии, ведь я представляю потенциальную опасность для пациентов. Если бы я даже захотела, за границу я поехать тоже не могу, там профессии у меня не будет. Я не хочу уезжать, я хочу, чтобы суд изменил решение.
Я отказалась от адвоката и решила защищаться сама, чтобы доказать, что мыслю логично. Но после вердикта один знакомый юрист посоветовал мне заняться какой-нибудь общественной деятельностью, как можно чаще выступать на публике, чтобы свидетели могли удостовериться, что я здорова. Он говорил, что суд сможет тогда пересмотреть решение. Поэтому я устроилась волонтером в музей "Старая Сарепта". Это красивое место недалеко от нашего дома. Там жила немецкая диаспора — христианское сообщество. Это место могло быть внесено в список ЮНЕСКО, ему нужна реставрация, а оно разрушается. По поводу музея, а заодно и своего дела, я написала в местные и федеральные органы власти 27 писем».
Выйти с честью. «Об изнасиловании знает вся диаспора нашего района. Они очень нас поддерживают. Несколько знакомых семей присылали к моим родителям своих сыновей просить моей руки. Они хотели помочь и мне, и родителям, ведь те меня содержат. Решили, что так будет достойно. Они говорят, что в таких ситуациях диаспора должна быть заодно. Но я их не приняла, просто не могла.
На выборы я не хожу, потому что сомневаюсь, что мой голос что-то изменит. До изнасилования я была верующей, теперь нет».
Такой прекрасный город
Андрей, 46 лет, занимает руководящую должность на машиностроительном заводе. Женат, двое взрослых сыновей. Владеет квартирой и домом в Волгограде и двумя квартирами в Петербурге.
«Так плохо еще не бывало. Перед Новым годом улицы были совершенно пустыми, все новогодние мероприятия отменили. Я помню что-то похожее в конце 90-х, во время второй чеченской войны. До войны в Волгоградской области жило много чеченцев, они разводили коз. Потом они начали ради выкупа похищать детей бизнесменов. Люди платили за ребенка по 300 тысяч долларов. Мы друг друга возненавидели, и губернатор сделал все возможное, чтобы чеченцев отсюда выгнать. Полиция устраивала налеты на квартиры и рынки, а тех, у кого не было регистрации, отправляли на Кавказ. А сейчас? Неизвестно, кто это сделал. Погибло много студентов: они пользуются общественным транспортом. Раньше боялись только богатые семьи, а теперь боятся все».
Новый год Андрей встретил с женой и шурином на даче за городом. У Андрея там трехкомнатный дом с электрической сауной. «У шурина тоже есть баня, но маленькая, а в мою входят три человека и могут там спокойно лечь».
40 тысяч работников. Андрей — директор на машиностроительном заводе. Его компания, как многие постсоветские предприятия в Волгограде, занимает площадь целого района. Мы 10 минут идем вдоль ряда зданий. «На крупных волгоградских заводах при СССР работало по 40 тысяч человек, а сейчас — по 5000, — рассказывает Андрей. — В промышленности уже не создается новых рабочих мест».
Московская зарплата. Андрей работает здесь уже 20 лет. В 1995 предприятие купила британская фирма, при англичанах заработки выросли: директор получает в шесть раз больше простого обывателя — 130 тысяч, а инженеры 25-36 тысяч. Это московские ставки. Андрей рассказывает, что прежде, чем назначить его директором, фирма два месяца проверяла историю его семьи, «потому что акционеры не любят евреев».
Родители Андрея приехали в Волгоград, так как после войны городская промышленность нуждалась в специалистах. Они получили партбилеты и руководящие посты в фабричных лабораториях. «Я тоже был в партии, как все на заводе. Но всего пять лет: в 1990 все кончилось. С того времени меня ни к чему такому никто не принуждал, ни при государственной собственности, ни, тем более, когда нас приватизировали».
Квартира за наличные. Квартира Андрея: четыре комнаты, кожаные диваны, холодильник с устройством для дробления льда. На стеклянном столике стоит чилийское вино, на полках — сувениры из поездок (Египет, Иран, Париж) и фотографии родных.
Жена Андрея — врач, сейчас она в санатории в Баварии. На Волге есть три санатория, но не такие хорошие, ну, и Баварию тоже стоит посетить. Младший сын Андрея изучает финансы в Петербурге. Старший остался в Волгограде — он компьютерщик в частной фирме. Оба учились в государственных школах, потому что частных в городе нет. «Но старшему мы устроили отличную свадьбу на три дня, — рассказывает Андрей. — В последний мы арендовали корабль на Волге и подавали там раков».
Он купил сыновьям квартиры. Одну в Волгограде, вторую в Петербурге (и еще одну в Северной столице для себя, потому что каждую неделю летает туда по делам). Все за наличные. «Чтобы купить в российском городе квартиру в кредит, нужно быть там прописанным. Такая антимиграционная политика. Иначе все бы жили в Москве и Петербурге. Из Волгограда люди массово ездят в Москву на заработки, через пару лет они возвращаются и покупают квартиры. В Красноармейском районе цена — около 49 тысяч за квадратный метр».
Я выбираю либералов. «Я голосую за либералов. Я считаю, что городские депутаты должны, как в советские времена, работать даром. Тогда у власти остались бы люди с деньгами, которых не прельщают государственные средства. А сейчас чиновники в мэрии забирают 10% из государственных инвестиционных программ себе. Например, глава Волгоградской области взял у строительной фирмы 17 миллионов рублей за контракт на ремонт онкологического диспансера. Теперь ему грозит четыре года тюрьмы».
Если уезжать, то на Гоа. Андрей подает азербайджанский чай, сыр и соленые баклажаны, которые готовит его жена. «В Волгограде родилась Елена Исинбаева, российская "царица шеста", дагестанка, — рассказывает он. — Но она предпочитает Монте-Карло. Сказала, что никогда сюда не вернется. А я люблю Волгоград, у него трагическая история, зато мягкий климат и прекрасные условия для развития бизнеса: есть промышленная база, специалисты из университетов. Только власть нужно поменять, потому что коррупция тормозит развитие. Если бы я решил отсюда уехать, то только на пенсии. И, пожалуй, только на Гоа».
