Продолжающиеся протестные акции на Украине вселили надежду на то, что когда-нибудь там удастся построить демократию. А это, в свою очередь, могло бы стать примером для России и особенно российской оппозиции, которая хочет свергнуть Путина и созданный им режим.
Но даже если ей это удастся, сомнительно, что демократическая Москва будет вести себя на международной сцене иначе, чем автократическая. Благодаря повышению своей благонадежности в глазах ЕС и НАТО она, возможно, стала бы даже более опасной для Польши. Сейчас ведущие страны Евросоюза и Еврокомиссия разделяют польскую оценку российской политики, что дает возможность блокировать шаги России. Но если бы в Москве воцарилась демократия, нам стало бы гораздо труднее, например, диверсифицировать поставки газа или закрыть энергетический рынок для российских инвестиций.
1. Россия встретилась с зачатками демократической системы дважды в своей истории, и в обоих случаях это было время глубочайшего государственного кризиса. Первый произошел, когда после февральской революции было сформировано временное правительство, а второй — после краха СССР, когда созванный Ельциным кабинет попытался провести либеральные реформы.
Ни в тот, ни в другой раз это не была демократия, отвечающая западным стандартам. Временное правительство сотрудничало с Петербургским советом рабочих депутатов и функционировало в тени войны. Режим Ельцина, в свою очередь, моментально переродился во власть олигархии, в которой первую скрипку играла президентская «семья». В обоих случаях демократический период быстро сменился периодом автократии — коммунистической и путинской.
Эти два примера можно назвать типичными. Сейчас появление демократии в России можно вообразить только после (вполне возможного) экономического и политического кризиса. Чтобы демократия оказалась более устойчивой, был бы необходим импорт правовых и институциональных моделей с Запада, а также сильное международное давление, направленное на их внедрение и соблюдение. Иначе все закончится как обычно — автократией.
2. Геополитические цели России, ее понимание безопасности и международного уклада рождались при деспотической власти. Автократия не координировала своих действий не только с представителями народа, но и с собственными дипломатами. Российские министры иностранных дел в XIX веке, которые яростно отрицали существование планов завоевания Центральной Азии, не были примером крайнего цинизма: царь просто об этом их не проинформировал.
Сформировавшиеся в таких условиях цели и приоритеты не претерпели ни малейших изменений ни в период первой, ни второй демократии, максимум — временно уменьшилась возможность их претворения в жизнь. Если бы свободной системе даже удалось каким-то чудом закрепиться, стоило минутной российской слабости миновать, и мир снова почувствовал бы на себе экспансионизм Москвы.
Убежденность, которую разделял, например, Ежи Гедройц (Jerzego Giedroycia), и которую унаследовала от него польская политика, будто демократическая Россия стала бы «таким же государством, как все другие», — это, к сожалению, лишь мечты. Факты прошлого не дают оснований для такого оптимизма.
Особенно поучителен для нас урок второй российской демократии. В Соединенных Штатах и Европе так сильно надеялись, что Ельцину удастся ее упрочить, что ему прощали экспансионизм и милитаризм в масштабе невообразимом даже при Путине. Москва приобрела неписаное право участвовать в формировании предложения НАТО его новым странам-членам. Альянс обязался не размещать там оперативных войск и не составлять планов их обороны от возможного нападения. Это начало меняться лишь пару лет назад. Москва вела жестокую войну в Чечне, вмешивалась в дела Таджикистана и Молдавии, держала гарнизоны на бывших советских границах, терроризируя этим государства, появившиеся на карте после падения коммунизма, навязывала им выгодную для себя внешнюю политику, отправляла оружие в Афганистан. И все это во имя демократии терпел сначала Буш-старший, а потом Клинтон. Вашингтон начал вести в отношении Москвы более жесткую политику только тогда, когда оказалось, что все надежды были тщетными.
3. Хотя словосочетание «российская демократия» кажется оксюмороном, осторожность никогда не бывает излишней. Пример Ельцина демонстрирует, что даже если в России появится представительская система власти, цели этого государства останутся неизменными, только контролировать их станет гораздо сложнее.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Продолжающиеся протестные акции на Украине вселили надежду на то, что когда-нибудь там удастся построить демократию. А это, в свою очередь, могло бы стать примером для России и особенно российской оппозиции, которая хочет свергнуть Путина и созданный им режим. Но даже если ей это удастся, сомнительно, что демократическая Москва будет вести себя на международной сцене иначе, чем автократическая.
