Недавно в эфире передачи Чарли Роуза состоялась очень интересная дискуссия о России с участием главы московского бюро New York Times Дэвида Гершенгорна (David Herszenhorn), видной российской либеральной активистки и автора выходящей в скором времени книги о Pussy Riot Маши Гессен, старшего редактора The New Republic Юлии Иоффе (Julia Ioffe) и профессора Колумбийского университета и старшего научного сотрудника Совета по международным отношениям Стивена Сестановича (Stephen Sestanovich).
Разговор продолжался примерно 18 минут и затронул множество вопросов, связанных с Сочи, отношениями России и США и общим направлением развития России. Однако, особенно любопытной мне показалась одна вещь. Роуз начал беседу со слегка провокационного, но в целом не такого уж безумного заявления о том, что многие специалисты по внешней политике отмечают несомненно стратегический подход Путина, контрастирующий с явным отсутствием стратегии у Соединенных Штатов. Гершенгорн отвечал первым и вполне разумно сфокусировался на «транзакционной» природе американо-российских отношений и на полном отсутствии консенсуса в вопросе о том, как вести себя с Россией, в администрации Обамы.
Однако Гессен и Иоффе скептически отнеслись к самой идее наличия у России любой стратегии. Гессен сказала, что, по ее мнению, «у Путина нет стратегии, а только инстинкт, но теперь – впервые за все время пребывания у власти – у него появилась еще и философия». Иоффе добавила, что у Путина нет стратегии, потому что «не нужно стратегии, чтобы быть настроенным против Запада». Сестанович, со своей стороны, заявил, что не знает, есть ли у Путина стратегия, но убежден, что «у него есть система».
Я не понимаю, почему многие эксперты по России так упорно отрицают, что у Путина есть стратегия. «Стратегия» – абсолютно нейтральный термин. Стратегии бывают самыми разными. Они могут быть хорошими, плохими, достойными и даже аморальными. Это просто определенный долгосрочный план, направленный на достижение некоей цели и на привлечение необходимых для этого ресурсов.
Читайте также: Рейтинги Путина устойчиво держатся уже почти два года
Нарушим российскую версию закона Годвина. У Сталина была стратегия, нацеленная на распространение коммунистической идеологии в мире и на уничтожение любых сил, оппозиционных Коммунистической партии. С определенной точки зрения эта стратегия оказалась вполне эффективной: Советский Союз в итоге взял под контроль изрядную часть Европы, а Сталин правил страной, не имея соперников, пока не умер естественной смертью. Оправдывает ли это Сталина с моральной точки зрения? Нет! Стратегия, опирающаяся на тайную полицию, массовые расстрелы и ГУЛАГ, определенно не заслуживает того, чтобы ею восхищаться или подражать ей. Однако если сказать, что у Сталина была стратегия, это будет обычный трюизм, а не некое завуалированное выражение симпатии к вождю.
Наличие у Путина стратегии не означает, что «все его действия – это часть некоего тайного и сложного плана». Любой политик в меняющихся обстоятельствах руководствуется то тактическими, то стратегическими соображениями. И у Путина, действительно, лучше получается манипулировать 24-часовым новостным циклом, чем ставить задачи на десятилетия и потом выполнять их. Однако, многое из сделанного Путиным с тех пор, как он пришел к власти (в частности, подчинение олигархов, увеличение роли государства в энергетическом секторе и перевооружение и переоснащение армии) – это именно типично стратегические меры. Можно ли их назвать особенно прогрессивными и масштабными? Нет. Однако их также нельзя считать и сугубо тактическими ходами, предпринятыми в ответ на внешние стимулы. Путин мог следовать в отношении олигархов курсу «живи сам и давай жить другим», но предпочел этого не делать. Путин мог позволить ЮКОСу заключить сделку с Exxon Mobil – но решил действовать по-другому. Путин мог сказать: «К черту все это, сохраним ядерное оружие, а остальное пусть разваливается», – но повел себя иначе.
Еще сильнее меня поразило, что и Гессен, и Иоффе считают один из наиболее успешных стратегических шагов Путина – сравнительно недавно начатую и продолжающую расширяться кампанию, направленную на заключение союза между российским правящим истеблишментом, усиливающимися европейскими ультраправыми и американскими религиозными консерваторами, – образцом сугубо тактической меры. Лично я начал активно выступать против суда над Pussy Riot и других проявлений «традиционализма» уже почти два года назад – как только Кремль всерьез начал двигаться в этом направлении. Соответственно, меня никак нельзя назвать поклонником подобных идей, однако нужно очень своеобразно определять понятие «стратегии», чтобы не понимать, что перед нами именно она.
Также по теме: Стратегии Путина
Кремль заметил раскол между интернационалистами и традиционалистами, существующий в западном обществе и особенно в правых политических движениях, и решил использовать его в полной мере, задействовав все инструменты из своего арсенала. Люди, к которым обращается Кремль, слабо представлены в западных элитах (скажем, в программе Чарли Роуза вы их никогда не увидите). Они чувствуют, что их исключили из традиционных политических процессов, и что их страны меняются без их участия и согласия. Понятно, что они очень недовольны таким положением дел. С началом Великой рецессии этих людей стало больше, и, судя по слабости трудовых рынков Европы и США, в ближайшее время их число вряд ли уменьшится. То есть Кремль адресно нацелился на конкретный сегмент западного общества, который, как он рассчитывает, должен лучше прочих к нему относиться.
Сработает ли эта российская стратегия? Вероятно, нет. Любая стратегия, рассчитанная на то, чтобы обвести вокруг пальца элиты, вряд ли может привести к успеху, а апеллировать к бессильным и вытесненным на обочину общественным группам всегда рискованно.
Однако решение России попытаться создать новое движение в защиту «традиционных ценностей», чтобы дать отпор западному вмешательству – это классический пример стратегии, и я не понимаю, каким образом его можно интерпретировать как обычную рефлекторную реакцию на чужие решения.
Почему важно понимать, что у Путина есть стратегия? Не потому что это делает его симпатичнее, а потому, что, только поняв эту стратегию, мы сможем ей противостоять. В последние годы Путин регулярно обыгрывает Запад, а наш политический класс только успокаивает себя словами о том, что «это не имеет значения, это только тактика». Это не только тактика. У Путина есть стратегия, и он проводит ее в жизнь без лишних сантиментов.
